Заложница любви - Уиндзор Линда. Страница 84

ГЛАВА 24

Бронуин сидела у постели мужа и смотрела, на него сквозь пелену слез. Она знала, он поправится. Тетя Агнес поклялась в этом своими больными косточками, после того как промыла рану отварами трав и прижгла ее раскаленным железом. Голова у рыцаря кружилась от потери крови, но он не терял сознания и не издавал ни единого стона, даже когда раскаленный металл с шипением стягивал его плоть. Бронуин, напротив, чуть не упала в обморок от жгучего шипения и запаха жженого мяса, но держалась стойко. Сжав зубы, ее муж молча страдал, боль выходила лишь капельками пота на лбу. Когда все было кончено, он заснул, измученный совершенно.

Бронуин подумала, что время, которое потребуется, чтобы вернуть Ульрика к жизни, будет длиться целую вечность, но оно в любом случае покажется ей мгновением по сравнению с долгой ночью, проведенной у его ложа. Она могла лишь волноваться, но в том извечно, и заключена женская доля. Когда еще она сможет вот так склониться над своим мужем? Он успел стать частью ее самой, и, казалось, она чувствует его боль с ним вместе. Любовь, видимо, так же полна боли, как и наслаждения!

Женщины Карадока врачевали раны соратников лорда в большом зале замка. Благодарение Всевышнему, воины Ульрика вышли из битвы с меньшими потерями, чем разбойники, которые теперь или сидели под стражей в донжоне, или же висели на стенах замка мертвой падалью. Несомненно, преступников, оставшихся в живых, ждало повешение, как только лорд Жиль и прево проведут расследование. Бронуин невыносима была мысль о применении пыток для дознания сведений о преследуемых целях и количестве людей, принимавших участие в набегах, и она даже не стала спускаться к подножию замка, когда епископ, сопровождавший рыцарей от самого аббатства, проводил церемонию отлучения преступников от церкви с тем, чтобы горели в аду, земном и небесном, души тех, кто собирался нанести оскорбление церкви ограблением аббатства.

Известие – Дэвид Эльвайдский оказался одним из предводителей разбойников! – пронзило Бронуин наподобие лезвия его меча, ранившего Ульрика. Как это могло случиться? Дэвид был для нее старшим братом, с ним она, конечно, могла ссориться до бесконечности, но в то же время никогда не переставала питать к этому молодому человеку нежную любовь сестры.

Ее отец был кумиром Дэвида, а ведь лорд Оуэн никогда бы не пал так низко, чтобы стать одним из тех негодяев, что сейчас сидели в донжоне! Бронуин с содроганием вспоминала их разрисованные лица и запах от немытых тел. «Волчьи головы», – назвал их лорд Жиль.

Она могла бы даже пожалеть Дэвида, если бы только он не пытался убить Ульрика. Но Дэвиду хотя бы не придется подвергнуться унизительной казни через повешение, он будет обезглавлен, как подобает человеку благородного происхождения, однако тело его никто не осмелится предать земле по всем христианским обрядам. Как всех мертвых гробокопателей, труп Дэвида и тела его отлученных от церкви сообщников после казни оставят на корм хищникам и кровожадным птицам.

Дэвид, разумеется, был огорчен, что не стал ее мужем и лордом Карадока, она понимала это, но до какой степени горьким оказалось его разочарование, если он возжелал увидеть ее саму и всю ее семью убитыми? Бронуин сонно прикрыла глаза. Пока нет доказательств, что он имел отношение к убийцам в оранжево-голубых плащах, но после случившегося она не удивится, если обнаружатся доказательства его вины.

Самое ужасное, что это по ее просьбе король закатил ядовитое яблочко в Карадок! Должно быть, уже тогда Дэвид собирался подбивать всяких глупцов восстать против нового лорда. Бронуин молилась, чтобы все враги были схвачены и чтобы никто никогда больше не угрожал любимым ею людям и Карадоку. Она молилась, чтобы все несчастья остались в прошлом и они с Ульриком зажили бы счастливо, совсем как в сказках, которые рассказывали ей в детстве. «Ульрик, наш сын и я…» – думала Бронуин, в то время как завеса усталости окутывала ее сознание.

Уже после полудня скрип кровати пробудил Бронуин ото сна. Она резко села на краешке постели, где лежала, свернувшись клубком, и увидела, что Ульрик приподнялся. Когда он попробовал подвигать рукой, повязки на его раненом плече, даже немного переместившись, все равно не обагрились свежей кровью. Однако он поморщился – рана болела.

– Что вы собираетесь делать, милорд? – воскликнула Бронуин, вскакивая и пытаясь вернуть раненую руку супруга в прежнее положение, пока, упаси Господь, рана не открылась. – У вас же снова пойдет кровь! – она натянула одеяло на обнаженный торс. – И вы простудитесь, если будете раскрываться!

– Помоги мне одеться, жена! У меня в донжоне пленники, и я должен…

Бронуин звонким поцелуем заставила Ульрика замолчать.

– Не желаю ничего слышать! Лорд Жиль, епископ и ваш прево занимаются допросом. Кроме того, – добавила она с озорным блеском в глазах, – мне бы хотелось, чтоб вы оставались в постели, а не скакали навстречу Бог знает какой опасности! – вернула Бронуин супругу однажды сказанные им слова.

Возражения, готовые сорваться с его губ, отразились на его лице кривой усмешкой.

– Если это так, женщина, почему же тогда ты спишь одетой?

– Я боялась помешать вам, милорд.

Чем дольше Ульрик изучающе разглядывал лицо жены, тем больше подозрений выражал его взор.

– Кстати… о том, чтобы «скакать навстречу Бог знает какой опасности»… Мне снился странный сон прошлой ночью. Казалось, я вижу, как ты едешь на коне своего отца во главе жалкой кучки вилланов, вооруженных неизвестно чем, вернее, крестьянскими орудиями труда.

Краски покинули лицо Бронуин.

– Так, значит, это правда? – мрачно нахмурился Ульрик. – Проклятье, женщина, я что, должен запереть тебя в донжоне, чтобы избавиться от твоих легкомысленных выходок? Разве ты не понимаешь, какой опасности подвергала себя, а также и ребенка? – разъяренный воитель в гневе отбросил одеяла, в которые его только что укутала жена, и опустил босые ноги на пол.

– Ульрик, прости, никогда больше я так не поступлю! Останься, пожалуйста, в постели! Ты болен! – Бронуин упорно не желала уходить с пути возвышавшегося над ней мужчины и не пускала его, пока он не сдался.

Ей ничего не оставалось другого, кроме как оправдываться. Она не могла рассказать Ульрику про воронов, увиденных ее теткой, а еще меньше, почему она, услышав о воронах, испытала страх, связав их с теми птицами, что намеревались клевать трупы ее родителей. Услышав это, Ульрик только бы рассердился еще больше.

– Вы не окрепли еще, милорд, и нуждаетесь в покое! – Бронуин повысила голос, и, так как Ульрик зашатался от головокружения, она обхватила его за плечи. – Если оба мы станем упрямиться, дело на лад не пойдет.

Бронуин видела: ему не хочется соглашаться с нею, но он покорно вздохнул.

– В твоих словах есть зерно здравого смысла, женщина, так что… Но ты сама выглядишь так, словно не спала две недели!

Он рухнул на постель и потянул жену за собой, обхватив ее за талию. Нежно поцеловав, Ульрик посмотрел ей в глаза.

– Почему бы тебе не лечь со мной рядом?

Что-то в сиянии карих глаз и в бархатистом ласкающем голосе убедило Бронуин согласиться. Она и на самом деле устала, и, кроме того, если так можно удержать мужа в постели, почему бы ей не исполнить свой долг?

– По-моему, – лукаво возразила Бронуин, в то время как супруг помогал ей снять платье, – стыдно валяться в постели среди бела дня. Что подумают гости?

– Они подумают… – Ульрик замолчал и подмигнул.

– Я сама сниму платье, подожди! – Бронуин уложила больного на подушки. – Как бы не пришлось снова звать тетю Агнес осматривать твою рану!

– Не столько плечо болит, как лопатка. Проклятье! Такое впечатление, будто меня лягнула лошадь!

Бронуин видела страшный кровоподтек от удара стрелы о железную пряжку, подаренную тетей Агнес Ульрику для защиты от духов. То ли мистическая сила, то ли молитва, сопровождавшая подарок, не позволили смертоносной стреле пробить насквозь тело возлюбленного супруга племянницы. И слишком трудно было Бронуин промолчать об этом, особенно из-за насмешливого отношения Ульрика к ее тетке.