На краю Принцесс-парка - Ли Маурин. Страница 29

– Грета – в честь Греты Гарбо.

Молодой человек кивнул, хотя имя показалось ему дурацким.

– Послушай, Руби, извини, что меня не было рядом, – сказал он, ощущая необходимость исправить положение. – Если бы я знал, что могут начаться роды, я бы в жизни никуда не пошел.

– Мне было бы намного легче, если бы ты держал меня за руку, – с укором проговорила Руби.

– А что если бы она родилась, когда я был на работе? – резонно заметил Джейкоб.

– Это было бы совсем другое дело. Работа – это необходимость, а эль – нет.

Джейкоб хотел возразить, но сдержался.

– Скажи, больно было? – спросил он и икнул.

– Нет, все прошло очень быстро и почти без боли. Миссис Микельвайт сказала, что это были одни из самых легких родов в ее практике. Хочешь подержать ее?

Видимо, Руби решила простить его. Она осторожно передала ему крошечного младенца. Девочка была уже в одежде – длинной фланелевой распашонке, вязаной кофточке, чепчике и пинетках; все было далеко не новым. Руби купила вещи в магазине подержанной одежды. Только шаль была новой – это был подарок от миссис Квинлан из «Молт-Хаус».

Ребенок показался Джейкобу легким как перышко, но при этом намного более тяжелым, чем те мешки с углем, которые он таскал в Эдж-Хилл. Джейкоб впился взглядом в идеально правильное маленькое личико, в длинные реснички, трепещущие на белых, словно восковых щечках, в аккуратные бледные губы… Ему захотелось убежать и никогда больше не возвращаться. Другие мужчины могли считать своего первенца благословением небес, но Джейкоб видел лишь крест, который ему придется нести до конца жизни. Теперь ему никогда не вырваться из замкнутого круга изматывающего, отвратительного труда, за который платят сущие гроши. Он вернул ребенка Руби и без выражения сказал:

– Она такая милая.

– Ты тоже так считаешь? – с восхищением глядя на дочь, произнесла Руби. – Джейкоб, я уже люблю ее сильнее, чем саму жизнь!

– Правда? – с завистью спросил молодой человек.

Уже через неделю Руби вернулась к работе. Ребенка она носила с собой, завернув его в теплую шаль. Многочисленные поздравления от встречных она принимала с поистине царственной грацией, слегка отводя шаль, чтобы показать восхищенным крохотное бледное личико Греты.

Миссис Харт подарила девочке крошечный серебряный браслетик.

– Когда я родилась, мне подарила его моя крестная, – сказала она Руби. – Пусть лучше он достанется Грете, чем окажется в «Райлиз» вместе со всем, что есть ценного в этом доме.

Грету крестили в ближайшее воскресенье, день спустя после семнадцатого дня рождения Руби. Церемония прошла очень тихо: присутствовали лишь Руби, Джейкоб и их дочь, которая оказалась просто идеальным ребенком – спала по ночам, без малейших возражений сосала материнскую грудь, отрыгивала, как полагается маленьким детям. Но при этом Грета совсем не набирала вес.

– Она весит столько же, сколько в момент рождения, – сказала обеспокоенная Руби, держа девочку на руках.

– Да откуда ты можешь это знать? – немного раздраженно спросил Джейкоб. Ему не нравилось, что Грета занимает все время матери.

– Знаю, и все.

После крещения Джейкоб отправился в паб, заявив, что ему надо обмыть ребенка. Лошадь, на которую он поставил за день до этого (Руби об этом ничего не знала), пришла третьей, хотя шансы на победу были высокими. Джейкоб сам не знал, что для него важнее – скачки или выпивка. И уж точно самыми важными для него не были ни Руби, ни их дочь.

Когда Грете исполнилось три месяца, Джейкоб уже отдавал жене не более половины зарплаты. Каждую пятницу он ставил на лошадей пару шиллингов, и выигрыши приносили ему столько радости, что это вполне компенсировало проигранные деньги. Теперь рабочие недели проходили намного быстрее – каждый день приближал долгожданную пятницу. Всю неделю Джейкоба не покидало чувство, что уж на этот раз ему повезет особенно крупно.

К тому же рабочие часы летят намного быстрее, когда знаешь, что вечером тебя жнут в «Шафтесбери» приятели. Руби могла пилить его сколько угодно – он был мужчиной и сам решал, что ему делать. Другие ребята в пабе часто хвастались, как они отпускают затрещины своим женам, если те позволяют себе слишком много. Джейкоб решил, что, раз уж Руби не понимает и не поддерживает его, когда-нибудь он тоже покажет ей, кто в доме главный.

Им наконец удалось уговорить Чарли Мерфи починить окно в их комнате. Руби повесила новые ярко-красные занавески. Теперь на кровати лежало лоскутное покрывало, на полу – коврик, а царапины на комоде прикрывала кружевная скатерть. Чистенькая, опрятная комната стала настоящим оазисом в унылом грязном доме.

Как-то жарким августовским вечером Джейкоб, как обычно, вернулся домой, весь покрытый угольной пылью. Вечернее солнце смотрело в раскрытое окно, делая комнату еще более нарядной. Грета лежала на кровати в одном истрепанном подгузнике, что-то ворковала и лениво рассматривала пальцы ног. Ее никак нельзя было назвать подвижным ребенком, кроме того, она часто простужалась и, по словам Руби, так и не набрала нормальный вес.

Стол был накрыт. Большой котелок, стоявший посредине, исходил паром через дыру в крышке, что означало, что на ужин будет неизбежное рагу. Руби отреагировала на появление Джейкоба сухим кивком.

– Когда ты помоешься, чай будет готов, – сказала она.

– А вода согрета?

– Пока ты ходишь пьянствовать в паб, я не буду греть тебе воду – я уже говорила тебе об этом. Нагреешь сам, – ответила Руби, открывая газету, которую она, должно быть, где-то нашла.

Чтение газет всегда особенно сильно раздражало Джейкоба: он почти не умел читать, и ему казалось, что Руби намеренно указывает его место.

– Я пока выпью чаю, – продолжала Руби.

– Ты лучше согрей мне воду.

В голосе Джейкоба послышалась угроза, и девушка посмотрела на него с удивлением:

– Что ты сказал?

– Я сказал, подними задницу и согрей мне воду, черт возьми! – повторил Джейкоб, сделав шаг к ней.

Руби засмеялась:

– Я присела впервые за весь день, а потому и не подумаю вставать.

Этот смех окончательно вывел его из себя. Надо было проучить ее. Джейкобу надоело постоянно чувствовать себя ниже Руби, надоело отношение к нему как к непослушному ребенку. Он поднял руку и ударил ее по щеке – достаточно сильно, чтобы она заплакала и стала молить о пощаде.

Но ничего подобного не произошло. Руби завизжала, вскочила на ноги, схватила котелок с рагу и метнула его парню в голову. Раздался треск от удара металла о кость, и Джейкоб свалился на кровать.

Завизжав снова, Руби подхватила на руки Грету. Девушка стояла над Джейкобом, держа в одной руке котелок, а в другой ребенка, ее щеки пылали.

– Джейкоб Виринг, если ты еще раз ударишь меня, – скрежещущим голосом произнесла Руби, – я убью тебя, клянусь!

Джейкоб не усомнился в этом ни на секунду.

– Я упал, – объяснил он своим друзьям в пабе. – Зацепился за стул и ударился головой о стену.

– Ясное дело, это не твоя женка тебя стукнула, – пошутил один из приятелей. – А если это она, то я надеюсь, ты показал ей, кто в доме хозяин!

– Она бы не посмела!

Несправедливость того, что произошло, давила на Джейкоба весь вечер, и чувство обиды лишь росло с каждой кружкой пива. Другие мужчины били своих жен, и это считалось вполне нормальным, почему же у него в семье все не так? Но с другой стороны, как можно было сравнивать Руби с обычными женщинами? В ней было что-то неземное. Чем хуже шли дела, тем лучше она себя чувствовала – как будто жизнь была битвой, в которой она во что бы то ни стало решила победить. Джейкоб почувствовал, как в его груди разлилось что-то теплое. Эта необычайная женщина принадлежит ему! В его затуманенном мозгу вдруг всплыло воспоминание о том, как когда-то давно Руби заглядывала в дверь коровника и робко произносила: «Привет, Джейкоб».