По дороге к концу - Реве Герард. Страница 64

Хорошие новости, даже очень. Это можно назвать

 благой вестью:

Бог сдрочил, думая обо мне.

НОВЫЙ ПАСХАЛЬНЫЙ ПСАЛМ

В глазу ни капли, а я прославляю Бога.

Сегодня со мной чего только не происходило.

Прогуливаясь в нижнем городе,

размышляя о Решающих Вещах,

я увидел мальчика, — кажется, туриста из Германии.

и последовал за ним, думая:

я хочу трахнуть тебя в задницу, а если нет,

так ударь меня,

главное, чтобы процесс пошел —

до тех пор, пока он не пропал в «Пчелином улье» и я,

трясясь от желания, наталкиваясь на людей,

потерял его след.

Но все же я продолжаю славить Тебя,

ведь немыслимо велики все дела Твои:

Ты, создавший существо, у которого

сзади пизда, а спереди хвост.

Как я уже сказал, я трезв, но я хотел

криком Тебя прославить и в слезах упасть к ногам Твоим,

О, Хозяин, Раб и Брат, Убиенный и Воскресший Бог.

Напевая и втайне наслаждаясь,

я пошел дальше.

Потом я увидел Бэт ван Берен, сидящую за белым

столиком,

напротив ее собственного кафе, ножом и вилкой она пыталась разделать скумбрию, чтобы съесть ее в лучах

солнца.

Я подумал: смотри-ка. Как прекрасно все созданное

Природой.

(только подумайте обо всех этих звездах с их световыми

годами.)

Я хотел зайти на какой-нибудь вечерний молебен,

но поблизости ни одного не служили.

ВОСТОК, ЗАПАД

Я дома, но дверь держу на замке.

Так что все, кто приходят, думают,

что дома меня нет.

Но

я-то

здесь.

Это воистину правильно и хорошо,

что они думают, что меня нет дома,

потому что я хочу быть один, с Тобой.

С Тобой говорить и Тебе кричать, даже если

Ты не отвечаешь.

ПОСЛЕДСТВИЯ

В то время, как Тигра рассказывал мне о том, как он был

влюблен

в русоволосого сына полицейского,

мимо проехал на велосипеде Запихашка, мечта педераста,

в сапогах и фиолетовых джинсах,

знание — сила, по дороге в школу.

Звери пали ниц. Лес утих.

От камней изнутри затошнило.

Ночью мне снилось, что я верю в Бога.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Я лег спать трезвым и не мог уснуть.

Когда я все же провалился в сон, дом загудел,

и я с кем-то сражался.

Не до утра:

когда я проснулся, была еще ночь.

Благословения не было и следа.

К МОЕЙ СТАРОСТИ

Если я проживу еще какое-то время, я стану стариком.

Безнадежность растет,

но чаще, чем прежде,

меня просят почитать

для образовательных учреждений

вступления, лекции, приветствия,

собственные произведения.

На моей козлиной шее болтается слишком

широкий воротник незапятнанной рубашки,

на ней, поверх — галстук в полосочку.

Лицо мое — маска из свиной кожи.

Иногда, если собрание по обоюдному согласию

проводится в саду университетского городка,

то я единственный, кому холодно

и кто дрожит в безвкусном новом дорогом

темно-синем костюме, сшитом на заказ:

огонек во мне лишь теплится.

Девочка записывает каждое слово, а когда я говорю:

вот этот и этот, по-моему, великие поэты,

то она пишет четким и разборчивым почерком:

«Этот и тот — великие поэты».

А когда я слышу собственный голос, отправленный

Смертью обратно ко мне,

мне хочется заорать, что все это не имеет значения, если

они мертвы,

и что я хочу домой.

Но кто поймет.

Внезапно ветер утихает, и надо всем нависает тень,

И я дрожу от страха, но за кого или из-за чего, боже мой?

ПРИЗНАНИЕ

Прежде чем я уйду в Ночь, что вечно пылает бессветием,

я хочу еще последний раз сказать:

Я никогда ничего иного не искал,

кроме Тебя, кроме Тебя, кроме Тебя одного.

В ТВОИХ РУКАХ

Никто не может сказать когда и как.

Может, с поднятым бокалом,

когда, фыркая и тяжело дыша, он пытается что-то

объяснить

сквозь бушующий прибой смеха.

Вдруг голос срывается на писк приглушенный

и пустая рука лапает бедное сердце,