Немцы в городе - Оутерицкий Алексей. Страница 66
– Желающие могут зашить одежду и прочие личные вещи в специальные мешки, которые будут отправлены в Москву, по месту жительства отправителей, – скомандовал прибывший для ознакомления с личным составом товарищ Верховный комиссар, когда мы выстроились на бескрайнем поле перед сотней огромных армейских палаток, – а сейчас… – он сделал паузу и горнист начал играть отбой, – вольно, разойдись!
Все, согласно взводам, разбрелись по пронумерованным палаткам и принялись зашивать ставшее ненужным гражданское тряпье в серые мешки, по очереди надписывая на них адреса химическими карандашами, выданными по карандашу на отделение.
– Удивительное дело… – морщась, бормотал Липман, попавший во взвод, в котором я являлся старшим, – как только я мог раньше носить всю эту мерзость… – он пытался запихнуть в мешок свой светлый буржуазный «Armani» в блестящую полоску, отдельно вложив в посылку сверточек с золотыми часами, – в то время как военная форма так практична и даже в некотором роде красива…
Поймав его косой взгляд, я понял, что Липман хочет выслужиться, и беззлобно скомандовал:
– Отставить разговорчики, рядовой.
– Слушаюсь, господин фельдфебель!
– Отставить господина, – сказал я, нахмурившись. – Среди нас господ нет, все господа остались Москве, набивать брюхо фуа-гра…
– Есть, товарищ фельдфебель, – согласно кивнул Липман и я правым пальцем покрутил отросший висячий ус, размышляя, не завить ли мне разрешенные фельдфебелям усы, чтобы они стали стоячими, как у дореволюционных городовых.
– Пойду-ка, узнаю, куда сдавать вещи, – наконец сказал я, вставая.
Не представляя, кому отправить свое барахло по причине отсутствия в стране родных, я написал на мешке свой домашний адрес, хотя знал, что моя квартира в одном из самых престижных жилых комплексов в центре Москвы была продана военкоматом для революционных нужд, а в качестве получателя написал: «Хелен из модельного агентства Престиж», надеясь, что на гражданке со всем этим как-нибудь разберутся.
– Наше отделение и без того припозднилось, все уже давно с этим покончили…
Обойдя лагерь и разыскав огромную пятидесятиместную палатку с надписью «Склад», я в растерянности застыл перед входом, думая, как обозначить свое прибытие, ведь стучать в брезент было, разумеется, буржуазной глупостью. Я покашлял, но не услышал приглашения, хотя, судя по музыке и неразборчивым выкрикам, внутри кто-то был. Тогда я осторожно сдвинул входную ткань и в следующую секунду с трудом сдержал уже настоящий кашель, потому что все пространство бескрайней палатки было наполнено ядовитым дымом империалистических сигарет «Marlboro». В центре находился уставленный коньяком и бутербродами с осетровой икрой стол, на скамейках вокруг которого расположились комиссары в кожанках, а на их коленях сидели полуголые размалеванные девицы с каблуками.
– А я все летала… – звучало из старого кассетного магнитофона, в то время как пьяные комиссары тискали довольно повизгивающих девиц, а самая симпатичная из них в одном только пиджаке стюардессы извивалась на центральном, поддерживающем палатку шесте, – но я так и знала… что мечты лишь мало… для любви, ла-ла-ла…
В одном из углов возвышалась груда исчерканных химическими каракулями мешков, возле которых копошилось около десятка лиц кавказской национальности. Мордовороты в кепках-аэродромах, с заросшими черной щетиной щеками, вспарывали мешки и ловко сортировали тряпки, жадно набрасываясь на дорогие модели мобильных телефонов, часы, рассматривая костюмы и гортанными голосами ругаясь из-за спорной добычи на своем языке.
Я опять негромко покашлял, но на меня не обратили внимания, и я, поколебавшись, выскользнул наружу.
– Ашот! – отойдя из палатки, услышал я зычный голос товарища Верховного комиссара. – Хватит копаться! Сказано же, или вы берете все чохом за фиксированную цену, или, считай, мы не договорились.
– Карашо, как сыкажеш, началник… – ответил, очевидно, Ашот, и я побрел восвояси.
– Передумал я барахло отправлять, – пояснил я вопросительно уставившемуся на меня Липману и затолкал подготовленный к отправке мешок в походный сидор. – Некому мне… Взвод, отбой!
Затем лег на разбросанное по палатке сено и, пристроив сидор под голову, почти мгновенно погрузился в здоровый солдатский сон, успев заметить, что осторожный Липман по примеру старшего тоже решил оставить личные вещи при себе. И так поступил весь взвод.
– Итак… – вещал в громкоговоритель товарищ Верховный комиссар, а мы стояли на железнодорожной насыпи возле неподвижно застывшего состава из теплушек, крепко сжимая в руках трехлинейки Мосина, – сейчас каждый из вас получит задание, выполнить которое предстоит любой ценой… пусть даже путем пожертвования в плавильный котел революции своей собственной жизни!
Комиссар сделал паузу и помощник тут же поднес ему блестящую фляжку, промочить пересохшее горло.
– Все произойдет в полном соответствии с предписанием военкомата! – крякнув после внушительного глотка, продолжил комиссар. – Все помнят, чем вам надлежит заниматься в случае начала военных действий или введения особого положения?
– А то… – загудел строй, когда бойцы поняли, что от них ждут ответа. – Нешто мы способны инструкцию забыть, командир… Мы люди ответственные, военные… Буржуазные глупости остались в прошлом…
– Сейчас каждый из вас получит группу объектов конвоирования и пакет с предписанием, куда их следует доставить… А ну, разгружай!
Это он крикнул уже специальным бойцам, стоящим у вагонов наготове. Те дружно навалились на двери, сдвигая их в сторону, и через минуту из вагонов на насыпь горохом посыпались дети, щурящиеся после вагонной полутьмы от яркого дневного света. Точнее, это мне показалось в первую секунду, потому что щурящиеся дети оказались китайцами с глазами – щелочками. Низкорослые доходяги выстроились в шеренги и мне стало понятно, почему они спрыгивали на насыпь партиями по двадцать человек – китайцы были скованы цепями.
Раздался недоуменный гул, кто-то из бойцов засмеялся, но большинство стояло в молчании, не зная, как реагировать на происходящее.
– Сейчас все повзводно подходят к моим заместителям и получают предписания! – объявил комиссар и военный оркестр заиграл бодрый марш. – Первый взвод… Шаго-о-ом… арш!
И первый взвод двинулся строевой поступью вперед.
– Подготовились… – скомандовал я своим, потому что мой взвод был вторым.
А тем временем по степи уже разбредались первые конвоиры с партиями приписанных к каждому китайцев. В военной организации и происходило все по-военному, четко и быстро.
– На месте… – зычным голосом скомандовал я, и наспех обученные мной китайцы замаршировали на месте, подняв тучу всепроникающей пыли, – стой! Раз – два…
Китайцы, звякнув цепью, остановились, а я огляделся. Мы оказались в степи, где не за что было зацепиться глазу. Посмотрев на командирские часы китайского производства, выданные мне военкоматом под роспись и личную ответственность, я вздохнул и присел на подвернувшийся бугорок. Трехлинейку я предусмотрительно положил рядом, в пределах досягаемости протянутой руки.
– Можете присаживаться, басурманы… – подумав, сказал я, и уставшие китайцы покидали на землю свои мешки и брякнулись на них задницами, отчего в небо взлетело очередное облако пыли.
Они тихо залопотали по-своему, что-то обсуждая, а я тем временем вскрыл особой важности пакет и обнаружил в нем сложенный вчетверо обрывок пожелтевшего газетного листа с нанесенными поверх печатного текста каракулями.
«Предписываю… фельдфебелю Константинову И. Б. доставить вверенные ему объекты (в кол-ве 20 голов) в пункт № 1 Дальневосточной революционной республики. По пути следования приказываю кормить конвоируемых согласно установленным нормам пищевого довольствия из расчета 1 кг в сутки на одну китайскую единицу…
За отказ выполнения приказа или утерю хотя бы одного из конвоируемых объектов предусматривается наказание виновного путем насаживания его на исправительный революционный кол.