Глубина в небе (сборник) (перевод К. Фалькова) - Виндж Вернор (Вернон) Стефан. Страница 112
Он слушал и смотрел. Он почти чувствовал, как откровение распространяется в мозгу Триксии, порождая новые связи и, без сомнения, обещая усовершенствованные переводы в будущем. О да, ему это казалось реальным. Военщина о слове «клетчатый» спорить не способна.
В целом сессия шла неплохо. И тут Триксия его приятно поразила. Почти не прерывая речи, она отняла одну руку от клавиатуры и цапнула пирожное. Сняла с держалки, вгляделась в пенный крем, втянула ноздрями аромат, будто заново узнавая, что такое пирожное и как оно приятно на вкус. Затем запихала лакомство в рот, и глазурь расплескалась по ее губам цветастыми капельками. Ему на миг показалось, что Триксия подавилась, но то был довольный смешок. Она прожевала пирожное, проглотила его… испустила почти осмысленный вздох удовольствия. В первый раз за все эти годы Эзр наблюдал, как ее порадовало нечто, находящееся не в фокусе.
Даже руки ее на секунду застыли, прекратив неустанное движение.
— Итак, что еще? — спросила она следом.
Вопрос не сразу дошел до затуманенного счастьем сознания Эзра.
— А, мм… — В общем-то повестка дня исчерпана. Какая радость! Пирожное сотворило чудо. — Е… еще одно, Триксия. Ты должна это знать. — «Возможно, до тебя наконец дойдет». — Ты не машина. Ты человеческое существо.
Но слова не возымели эффекта. Может, она его и вовсе не услышала. Пальцы Триксии снова забарабанили по клавиатуре, а взгляд удалился куда-то за наглазники — ему не было туда доступа. Эзр выждал еще несколько секунд, но внимание Триксии так и не вернулось к нему. Он со вздохом направился обратно к двери клетушки.
Затем, секунд через десять-пятнадцать после вопроса, Триксия вдруг подняла взгляд. На ее лице снова возникло осмысленное выражение, на сей раз — удивленное.
— Правда? Я не машина?
— Да. Ты настоящая личность.
— Ага.
И снова потеря интереса. Она вернулась к своим клавиатурам, бормоча что-то по голосовой связи незримым коллегам-неотвязникам. Эзр тихо выскользнул из клетушки. В ранние годы он бы почувствовал угнетение, по крайней мере подавленность, от внезапной потери контакта. Но… для неотвязников это норма. А ему на миг удалось пробиться сквозь ее броню. Эзр крался по узким, точно капилляры, коридорчикам. Обычно эти извилистые проходы, едва по ширине плеч, действовали ему на нервы. Каждые два метра — новая камера, справа, сверху, слева, внизу двери. Что, если тут когда-нибудь начнется паника? Что, если потребуется их эвакуировать? Сегодня… он услышал в коридоре эхо и внезапно осознал, что насвистывает какой-то мотивчик.
На выходе в главную вертикальную шахту Хаммерфеста его перехватила Анне Рейнольт. Она ткнула пальцем в лоток, летевший за Эзром:
— Это я заберу.
Черт подери! Он забыл оставить Триксии второе пирожное. Лоток пришлось отдать Рейнольт.
— Все прошло удачно. Вы в моем отчете…
— О, бесспорно. И думается, что отчет я заслушаю прямо сейчас.
Рейнольт указала вниз, в стометровой глубины колодец. Схватилась за пристенный крюк, перебросила туда ноги и начала спуск. Эзр последовал за ней. Там, где они пролетали мимо кессонных люков, сквозь тонкий слой алмаза сочился свет В(ы)ключенной. Затем снова воссиял свет искусственный; они спускались все глубже в толщу Алмаза?1. Мозаики на стенах казались новыми, как в день гравировки, но, внимательно вглядевшись, можно было убедиться, что движения рук и ног оставили грязные разводы на тонкой лепнине. Слишком мало осталось неквалифицированных неотвязников, и поддерживать совершенство творения авральников было некому. На дне они свернули в сторону, продолжая спускаться, но теперь уже не так резко; потянулись кишевшие людом офисы и лаборатории, которые Эзр теперь знал как свои пять пальцев. Клиника неотвязников. Физически Эзр был там только однажды. Клинику строго охраняли и непрестанно мониторили, хотя она располагалась не в зоне ограниченного доступа. Поэтому туда часто наведывался Фам, закадычный дружбан Трада Силипана. Эзр же избегал появляться в этом месте, где у людей воровали души.
Кабинет Рейнольт, само собой, остался на прежнем месте, в конце лабораторного туннеля, за простой дверью без украшений. «Директор по персоналу» оседлала стул и раскрыла лоток, отнятый у Эзра.
Винь сделал вид, что не встревожен. Оглядел кабинет. Ничего нового: те же необработанные стены, те же ящики с носителями информации, странно несовместное оборудование. Больше никакой мебели, хотя Анне Рейнольт уже не первое десятилетие на вахте. Эзру никто никогда этого не говорил, но он сам давно уже догадался, что Анне Рейнольт — неотвязница. Удивительная неотвязница, моноспец по управлению людьми, но все равно неотвязница.
Содержимое лотка Рейнольт явно не удивило. Она понюхала деликатес с видом техника бактериальной ямы, обнаружившего утечку слизевого фермента.
— Крайне ароматно. Господин Винь, сладостей и прочей бесполезной еды в перечне рекомендованной диеты нет.
— Простите. Я подумал, это будет вроде поощр… награды. Я редко это делаю.
— И то правда. Говоря точнее, вы этого раньше не делали.
Взгляд ее метнулся к его лицу, потом обратно.
— Прошло тридцать лет, господин Винь. Семь лет вашей собственной жизни на вахте. Вы знаете, что неотвязники на «поощрения» не реагируют; их мотивационная система, во-первых, сфокусирована, во-вторых, намертво сцеплена с верностью управляющему. Не-ет. Думаю, вы разработали тайный план пробудить в докторе Бонсол любовь.
— Сладкой пироженкой?
Рейнольт ответила жесткой полуулыбкой. До обычной неотвязницы ирония его слов не дошла бы. Рейнольт не сбилась с темы, но сарказм уловила.
— Ее запахом, полагаю я. Вам наверняка читали курсы нейрологии Чжэн Хэ, и вы знаете, как обонятельные пути независимо проводят нервные сигналы к высшим центрам головного мозга. Гм?
Она посмотрела на него, как энтомолог на букашку из своей коллекции.
«Именно об этом и рассказывали на курсах нейрологии». А лакомств Триксия совершенно точно не нюхала с тех самых пор, как ее сфокусировали. На миг стены вокруг ее личности стали тоньше вуали. На миг Эзр сумел к ней прикоснуться.
Эзр пожал плечами. Рейнольт слишком напролом прет. Удосужилась бы как следует подумать — расколола бы его в два счета. И даже Фама Нювена, вероятно, смогла бы разоблачить. Фама с Эзром спасало только то, что они были на периферии ее фокуса. «Были бы у Ритсера Брюгеля ищейки хоть с половиной ее способностей, нас бы с Фамом уже казнили».
Рейнольт отвернулась, ненадолго переключившись на видения в своих наглазниках. Затем продолжила:
— Ваш проступок не имел вредных последствий. Фокус во многих отношениях устойчив. Вам могло показаться, что доктор Бонсол изменилась, но учтите вот что: за последние несколько лет лучшие переводчики неоднократно проявляли влечение друг к другу. Если это повредит производительности труда, мы их спустим в клинику и перенастроим… Однако, если вы еще раз позволите себе нечто подобное, я откажу вам в доступе к доктору Бонсол.
Угроза весьма действенная, но Эзр сумел рассмеяться.
— Как, и даже смертью грозить не будете?
— Моя оценка, господин Винь, такова: ваши познания в истории человеческой цивилизации Рассветной Эпохи делают вас незаменимым, исключительно ценным специалистом. Вы обеспечиваете слаженную работу по крайней мере четырех групп моих неотвязников, и я знаю, что вахтмастер тоже пользуется вашими услугами. Но не обманывайтесь: я могу обойтись в отделе перевода и без вас. Если снова попадетесь мне на пути, не увидите доктора Бонсол, пока миссия не завершится.
Это сколько, пятнадцать лет? Двадцать?
Эзр смотрел на нее, ощущая за ее словами стальную волю. Как неумолима эта женщина! Не впервые он задумался, кем она была прежде. Он не единственный интересовался этим вопросом. Трад Силипан много разглагольствовал у Бенни о своей шефине. Когда-то Шевальская клика считалась второй во всем Аврале; Трад утверждал, что Анне Рейнольт занимала там высокое положение. Некогда, вероятно, она была даже страшнее Томаса Нау. Ну, хоть некоторых монстров настигло возмездие; они пали, поверженные себе подобными. Анне Рейнольт пала низко, очень низко: была десницей Сатаны, а стала инструментом Сатаны.