Правило Троянского Коня (СИ) - Малинина Александра. Страница 9

Так, судя по второму сообщению, неизвестный предпочитал звонить, если не удавалось связаться, то писал сообщение. Наверное… Далее, первое сообщение «нашел ее», если следовать логике, это про меня. У него была моя фотография, так что это логично. А вот дальше я понятия не имела, что за чертовщина творится. Мало времени на что? И за что Колдун должен был отвечать головой? Я посмотрела на дату: отправлено как раз накануне убийства девушки на яхте. Он что, знал, что это произойдет, или что? Он говорил, что погибнуть должна была я. Может, он головой отвечал за меня? Или как раз наоборот? Чертов Колдун, одни загадки…

Голова пухла от вопросов. Я злобно покосилась на айфон у себя в руках, как будто это он был источником всех бед. Винила я его зря, раз и до него вопросов было хоть отбавляй. Я еще раз осмотрела его содержимое, но ничего больше обнаружить не удалось. Что теперь с ним делать? Лучше пока не отключать, вдруг неведомый номер еще раз позвонит. Что я буду делать в этом случае я понятия не имела, но на месте разберемся, как говорится.

На всякий случай я решила переписать все пять номеров себе, мало ли. Начала с того, с которого отправлялись сообщения, и вот самый… так скажем, неожиданный сюрприз: такой номер уже имелся в моем телефонном справочнике. Глаза отказывались воспринимать прочитанное, а контакт назывался «Отец».

Минут пять я сидела в прострации. Папуля что, сдурел совсем? Или кризис среднего возраста так проводит? От шока я немного отошла, теперь на смену ему пришла злость, которая, как известно, плохой советчик: я набрала номер папули, желая высказать все, что я о нем думаю. А потом он ответит на все мои вопросы, ага. Но, желаниям моим не суждено было сбыться: папуля меня игнорировал. Я выругалась, и поехала в участок, успею еще перекусить по дороге…

***

— Объявляется посадка на рейс 624 Афины – Москва.

Ну что ж, раз объявляется, значит мне пора, раз Афины – Москва как раз мой рейс и есть. Я посидела еще минут десять, и двинула к стойке регистрации, не хватало еще пропустить рейс и до вечера сидеть в аэропорту в ожидании следующего. Багаж у меня был нехитрый: всего то небольшой рюкзак, в котором было только самое необходимое: все остальное я вполне могла купить и в России.

Сама не заметила, как оказалась в самолете, наверное, сказывалось некое волнение: последний раз я была дома около двух лет назад. «Дома, как же» — усмехнулась я про себя, потому что справедливости ради Россию своим домом не считала, хоть и выросла там. Самолет закончил руление и приготовился ко взлету, а я смотрела в окно и любовалась прекрасным видом Афин, этот город я действительно любила, он прекрасен всегда.

Неизбежно мои мысли потекли в направлении «а как я собственно ко всему этому пришла?», ведь перелеты и вообще дорога способствуют некоей меланхолии, задумчивости, так что избежать воспоминаний было просто невозможно. Родилась я в соседнем городке, том, что около моря. Городок является курортным, и целый год туристов там хоть отбавляй, впрочем, и в Афинах их не меньше. Там то и произошло знакомство моих родителей, и как следствие, бурный роман, что не удивительно: смуглая легкомысленная красавица-гречанка не могла не влюбиться в высокого блондинистого туриста из России. Отец только закончил школу и приехал на отдых с друзьями, благо состояние родителей позволяло им отдохнуть от Российской непогоды. Мама тогда еще училась в школе, она моложе отца. Роман был бурным, и как это бывает на курортах, очень скоротечным: папуля приезжал всего на десять дней. Кстати, для меня до сих пор загадка, как они объяснялись между собой, раз мама кроме греческого говорила лишь на ломаном английском, и то всего пару фраз, папа же отлично владел английским и разумеется, русским, но не думаю, что маминых знаний было достаточно для нормального разговора. Так или иначе, объясниться они смогли, раз почти через девять месяцев после папулиного отъезда на свет появилась я. Только появившись на свет, я несла только горе: мой дед со стороны матери, видимо не сумев выдержать позора дочери, слег и не дожил даже до моего первого дня рождения. Мама не смогла закончить школу, ей едва исполнилось 17, а на ее плечи уже легли заботы обо мне и о своем отце. А после его смерти и о хлебе насущном, так что я вполне могу понять ее поступок: на последние деньги она купила билет на самолет, схватила меня в охапку и отправилась к своему возлюбленному в Россию.

Возлюбленный совсем не обрадовался, а увидев меня и вовсе опечалился. Но отрицать своего отцовства тоже не мог: хоть я и была вылитая мать, смуглая гречанка, но светлые волосы и глаза мне достались от отца. Папе тогда только исполнилось восемнадцать и похвастать самостоятельностью он конечно же не мог, так что был вынужден показать результат своих греческих каникул родителям. Они перенесли новость лучше, чем мой покойный уже на то время дед, и взяли меня себе на воспитание. А мама моя укатила обратно домой, наверное, радуясь, что все так хорошо обошлось.

Так я и оказалась в России с отцом. То есть о его отцовстве в детстве я не очень догадывалась, потому что когда ему стукнуло двадцать, он переехал в свою новенькую квартиру и появлялся у нас только на выходных. Своими родителями я искренне считала дедушку и бабушку, которые души во мне не чаяли, и наверное, это были единственные люди, которым я была нужна. Папулю я весело звала Сашком и считала то ли дядей, то ли братом. Пока лет в десять мне не открыли глаза: Сашок и есть мой отец, а мама меня подкинула его сердобольным родителям под угрозой скандала. Правду мне открыла соседская девочка Арина, которую я терпеть не могла, потому что она была меня старше на пять лет и всегда обидно каверкала мое имя, а еще она была выше и красивее (ну по крайней мере в мои десять я так думала).

— Ты врешь! — заявила я тогда, отчего то в душе моментально ей поверив.

— А вот и нет! Мне мама рассказала! — заявила вредная соседка.

Помню, я тогда кинулась к бабушке и дедушке с требованием рассказать правду, что они конечно и сделали, сказав, что я лучшее, что мой отец когда либо преподносил им в своей жизни. Смысл их слов был мне не очень понятен, но я продолжила жить той же жизнью, что и раньше: звала отца Сашком, правда теперь виделась с ним неохотно, потому что чувствовала себя крайне неудобно, и жила с бабушкой и дедушкой. Моя размеренная жизнь закончилась, когда заболел дедуля: он угас в считанные дни, бабушка не выдержала горя и ровно через полгода отправилась за ним, оставив меня в одиночестве.

Было ясно, что теперь мне придется жить с отцом, что вряд ли было ему по душе. На тот момент мне было пятнадцать и соображала я отлично, в том смысле, что и в хитросплетении своих родственников разобралась, и со своей национальностью, да и вообще была уже взрослым человеком. Папе было чуть больше тридцати, выглядел он и того меньше, до сих пор так и не женившись. Родители в свое время дали ему отличный старт, и теперь он был завидным женихом в городе: красавец – блондин на крутой машине с известной фамилией и большой фирмой за плечами. Вряд ли он кому рассказывал, что у него есть взрослая дочь, и уж тем более вряд ли он хотел, чтобы она проживала в его холостяцком гнезде.

Промучившись таким образом друг с другом около года, мы решили, что так больше не пойдет: мало того, что я чувствовала, что мне постоянно не рад собственный отец, так еще и в школе начались проблемы. Девушкой я была слишком экзотичной для России, но парням всегда нравилась. То есть раньше меня жутко дразнили за необычное имя и дергали за косы, но потом как водится стали звать на свидания. Девчонки же жутко завидовали и сторонились меня, так что подруг у меня сроду не было. Зато были друзья, но это ровно до того момента, как папуля начал заезжать за мной в школу. Как обычно и бывает у подростков, на меня быстро наклеили неприятные ярлыки, даже не удосужившись поинтересоваться, что молодой парень на классной тачке – мой отец, а вовсе не какой то левый мужик. Сама я объяснять ничего не стала, характер мой – враг мой, это мне еще бабушка говорила. Меня начали сторониться и оскорблять прямо на уроках, я переживала и стала прогуливать школу. Вероятнее всего, меня бы оставили на второй год, но вмешался папа: поговорил с кем надо, или что он сделал я понятия не имею, но я была благополучно переведена в одиннадцатый класс.