Свидание на Аламуте - Резун Игорь. Страница 38
– Нет, послушайте, куда мы с вами едем? Я хочу…
Автомобиль, до того спокойно двигавшийся в левом крайнем ряду по Грейт-Истерн-стрит, вдруг с визгом пробуксовывающих колес нырнул в тоннель под Английским банком, на Ливерпуль-стрит, связывающую Финсберри и площадь Монумента. Наглое пересечение американским автомобилем сплошной линии разметки вызвало протестующие гудки, но полковник рассчитал точно – за ним сразу же сомкнулось плотное кольцо машин, и этот безумно рискованный при левостороннем движении маневр дал ему возможность больше не смотреть в зеркальце. Но Заратустров, кинув туда пару взглядов, тихо и счастливо засмеялся, разгладив тем самым морщины на пергаментном лбу.
– Мы едем в собор Сазорк, что у станции Лондон-бридж, – просто объявил он. – Там похоронены останки сэра Кларембо де Шапей, графа Бранмонтского, с очень хорошей датой смерти – тысяча двести восьмидесятый. Думаю, что это – не ошибка… Сэр де Шапей прожил хорошую жизнь. Жизнь в пятьдесят четыре года – по тем временам ой-ой как внушительно! Потомков он оставил мало, но… но, видно, оказал людям немало услуг, потому что о нем кое-кто позаботился.
Последние слова полковник произнес странным голосом. Тем временем «кадиллак» подплыл к высокому, в готическом стиле зданию с потемневшими от времени скатами куполов, черными от сажи кирпичными витыми узорами на фасаде и чугунными рамами стрельчатых окон. Майбах, когда машина остановилась, пыхнул сигарой и недоуменно посмотрел на Заратустрова.
– И что? Мы приехали, чтобы посмотреть могилу какого-то де Шапея? – ворчливо поинтересовался он.
Заратустров вздохнул и достал из кармана замшевой куртки пачку французских «Галуаз». Закурил, разогнав морщинистой рукой дым. Потом резко обернулся к Майбаху.
– Да, батенька, мне вот показалось странным, что господин де Шапей уцелел в тысяча двести семьдесят первом, когда Крак де Шевалье подвергли полному разрушению, потом спокойно жил еще девять лет. Причем ему дали мирно отъехать в Аккру, а после тысяча двести девяносто первом, когда храмовники и госпитальеры подписали капитуляцию перед мамлюками, останки сэра де Шапей аккуратненько выкопали да отвезли в Англию. Почет и уважение, да? Интересно, с чего бы… А личный архив славного крестоносца долгое время лежал в Национальной библиотеке в Париже. И только в тысяча девятьсот шестьдесят пятом он был возвращен потомкам де Шапея, по их личной просьбе, а затем… исчез. За большинство архивных бумаг Национальной библиотеке были отданы драгоценные карты Абу аль-Фида, арабского историка и географа. Эти карты долгое время считались утерянными. Историки не раз пытались добраться до этого чертового архива… Года три назад обнаружились какие-то потомки де Шапея в ЮАР и предложили некоторые документы. Британский музей выкупил их за два миллиона долларов, при посредничестве некоего Итало-французского банка. Но самолет, на котором везли бумаги, упал в море, вроде как из-за неисправности. Темная история… Впрочем, можно догадаться, где он, этот архив, сейчас лежит.
– Где? – алчно спросил издатель, который уже ерзал на месте, не замечая, что сыпет пепел и себе на брюки, и на кожаное сидение.
– Скорее всего, в стране надежных сейфов. В Швейцарии, – рассеянно проговорил Заратустров. – Ибо посредником в переговорах между библиотекой и наследниками де Шапея участвовал один человечек… я вам о нем говорил.
Он помолчал, выдерживая эффектную, почти сценическую паузу, и закончил:
– Робер-Антуан де Вуаве. Глава Итало-французского банка, он же – магистр Европейской ложи Ордена ассасинов.
Собор Сазорк был обнесен надежной решетчатой оградой из хорошей, полированной меди. Как подумал Майбах, в России такая ограда долго бы не простояла, даже под охраной десницы Господа. Пики ее оказались заботливо укрыты блестящими колпачками. Около ограды, напротив нескольких малолитражек, одной из которых был модный «мини-купер» с белыми полосами на черной крыше, переминалось с ноги на ногу несколько подозрительно стреляющих глазами и небрежно одетых мужчин. Кто это – издатель не знал, но понял, что явно не туристы.
Полковник подвел его к калитке, нажал кнопку простого домофона, установленного на кирпичном столбе, и что-то произнес в динамик. Калитка распахнулась, и они вступили на плиты аллеи. Майбах приметил, что на калитке висела пластиковая табличка: «ВСЕ ЭКСКУРСИИ ОТМЕНЕНЫ. ПРОСИМ НАС ИЗВИНИТЬ!»
Полковник шел по плитам легко, пружинисто, увлекая за собой издателя. Тот уже хотел снова начать жаловаться на недостижимые ванную и бокал виски, но тут они завернули за угол аллеи, которая надежно скрывала всех, идущих по ней, подстриженными, высокими кустами, и увидели троих человек, стоявших у массивного входа. Чуть поодаль от группы скучал высокий худой человек с лицом, напоминавшим архивную папку, одетый в черный с полосками костюм типичного адвоката. Подмышкой он держал тончайший кейс. Другим мужчиной был огненнобородый человек в светлом полотняном костюме. Его могучая шея широко раздвигала крахмальный распахнутый воротничок без галстука. С ним стояли две женщины: одна, тонконогая негритянка, была одета в длинную юбку, красную блузку навыпуск и обута в большие кроссовки, а на второй – простенькое, но по виду очень дорогое шерстяное платье приятного кофейного оттенка и белые классические туфли на высоком каблуке; на худой ее шее – нитка жемчуга. Издатель пригляделся и громко ахнул:
– Ни фига себе! Это же Сара Фергюссон, герцогиня Йоркская!
Он рванулся было навстречу, но полковник едва успел поймать его, что называется, за фалды и зашипел:
– Вы что орете, будто увидели летающую корову?! Тихо. Да, Сара Фергюссон. Сейчас нас ей представят… Тьфу, совсем офранцузились в вашем Париже, экий вы!
Между тем сэр Реджинальд, обернувшись к Саре и пряча тонкую улыбку в рыжей бороде, говорил:
– …наш милый Махаб прислал телеграмму из Сирии. Они прибыли в Триполи, теперь им надо нанять проводников и верблюдов или джипы для перевозки оборудования. Думаю, скорее всего, они наймут верблюдов – джипы в Сирии только у военных… И после преодоления всех формальностей они повезут к Скале свою аппаратуру. Помните, как он переживал за ее сохранность? О, вот и наши русские друзья, леди Сара. Я вам о них рассказывал.
Полковник и Майбах подошли. Издатель от волнения выпучил глаза – еще бы, он стоит рядом с сестрой легендарной леди Ди! – и не смог ничего сказать, поэтому невысокая литая фигура полковника выдвинулась вперед.
Однако Сара Фергюссон, как всегда, показала себя противницей великосветских церемоний.
– О, какая прелесть! – воскликнула она во весь голос. – Вы тот самый специалист по оккультизму из России, который может двигать предметы глазами?! Я вас умоляю, научите меня! Сэр Реджи уже замучил прыгать босиком по стеклам и бегать по углям… Я хочу заниматься телекинезом!
С этими словами медноволосая женщина первой схватила руку полковника и начала ее энергично трясти; тот, оценив ситуацию, слегка, но с достоинством поклонился.
– Право, миледи, я тут с частным визитом. Как говорится, не волшебник, а только учусь, – скромно проговорил он на безупречном английском, улыбаясь и смотря на леди Сару своими выцветшими лукавыми глазами. – Но я к вашим услугам, ваше высочество!
– Называйте меня просто «леди Сара», – отрезала венценосная особа и переключилась на совсем растерявшегося Майбаха. – А вы, сэр, тоже из Сибири? Как здорово! Говорят, это вы издаете модную повесть «Монологи вагины», не так ли?
Издатель закашлялся, когда подавал Саре Фергюссон руку, и от растерянности – то ли поцеловать, как он делал всегда, то ли нет – начал мычать что-то невразумительное.
Полковник пришел ему на помощь.
– Мой друг Майбах – один из самых талантливых скандалистов издательского дела в Европе. Но, к сожалению, он плохо говорит по-английски. По его лицу я могу сказать, что он счастлив познакомиться с вами, леди Сара.
Герцогиня вполне этим удовлетворилась. Она по-детски взвизгнула и даже притопнула каблуком белых туфель.