Свидание на Аламуте - Резун Игорь. Страница 40
– Привет, друг Майба! Тебе привет от эгрегора Выймя… Как оно?
– Хорошо. Ну и чертовщину ты устроил!
– Крест-арбалет, жонглирование религиозным фанатизмом – причиной социальных и стихийных катаклизмов, – бодро ответил Капитоныч. – Когда мы крестимся огнем, Бог крестится нами, от маразма мы не помрем – духовное небо над нами! Я превратил эшафот казни в эшафот любви…
На них зашикал полковник, и это было вполне понятно: стоя на черно-белой мозаике пола, у самых высоких дверей на выходе из церкви, Сара Фергюссон рассказывала то, что увидела. Видно, она и сама не думала, что это будет так трудно. Лицо ее залила бледность, и она даже оперлась на руку сэра Реджи.
– …это очень тяжело, джентльмены. Я словно летала… точнее, висела над местом казни. Какая-то очень старинная крепость. Стены из крупных камней. И много народу. Воины восточного типа, с саблями. У этих сабель странные клинки – они как будто расплющены на концах, как лист…
– Турецкая сабля с афганским клинком! – шепнул Майбах Капитонычу.
Их, слава Богу, не услышали.
– Эти люди окружили место казни, грубо сколоченный эшафот. Петля… На эшафоте стоит старик. Лицо очень злое, черная борода… на лбу свежий шрам, глубокий…
– В толпе, в толпе кто?! – тихо пробормотал Заратустров.
Сара Фергюссон вздрогнула от этой подсказки, растерянно посмотрела в глубь молчащего полумрака собора Сазорк.
– Тут… тут европейцы! Это рыцари… какие-то рыцари. У них такие кинжалы… как трезубцы.
– Рунка! – снова не выдержал эрудированный издатель. – Испанское оружие типа протазана…
На этот раз на его плечо легла вдруг тяжелая рука англичанина, придавила его, и Майбах робко умолк.
– Господи Иисусе, его вешают… Да! Воины кричат… Они радуются. А там… джентльмены, это не совсем прилично! У него стекает из-под халата какая-то жидкость… Я вижу, как она протекает сквозь доски…
– Там… там что?
– Чаша, – внезапно очень уверенно, сузив свои красивые глаза, прошептала герцогиня. – Чаша! Из бронзы. И… и… и под ней еще чаша…
Вдруг в эту речь ворвался колокольный звон. С колокольни Сазорка. Он поплыл над ними и прошел рябью по полу, где стояли голые ступни англичанки: видно, она ощутила эту дрожь вековых плит, потому что поджала бледные пальцы ног.
– Чаша… – жалобно выдавила она. – Две. Нижнюю… я вижу ночь… ее кто-то забирает. Но я не вижу этих людей… О, Господи!
Она закрыла лицо тонкими аристократическими руками. Сазорк рассыпал колокольный звон. Полковник глянул на часы и озабоченно оборонил:
– Пора, леди и джентльмены…
Мими ласково обняла женщину. Это был чересчур фамильярный жест по отношению к особе королевской крови, но Сара, ощутив на себе горячие, ласковые руки негритянки, тотчас обмякла. Она отняла руки от лица и, улыбаясь, проговорила:
– О’кей! Чудовищный сон… Но мне было интересно. Черт возьми, я путешествовала в прошлом, да?
В уголках ее больших глаз хрустально блестели слезы.
Компания вышла из собора. Служитель проводил их укоризненным, но прощающим взглядом. Хмурое небо над Лондоном не посветлело, облака все так же наседали на крыши, но стало теплее и запахло соломой – это знак дождя. Они шли меж подстриженных кустов. Слева от них острой готической костью стояла в горле неба часовня Харвард, виднелись мемориал Шекспира и мрачноватое надгробие Гоуэра, друга прославленного Чосера.
– На самом деле можно было окропить вас, леди Сара, святой водой, – неторопливо рассказывал полковник, бережно поддерживая герцогиню за локоть, как старый греховодник Геккерн юную Наталью Пушкину, – но ведь свеча – это канал связи с Космосом, это уникальный, еще в древности открытый гиперболоид Сознания… Мими сыграла роль генератора, а вы – идеального приемника. И повторюсь, было просто необходимо накапать на ваши ножки горячий воск…
– Я ничего не почувствовала! – возмутилась Сара Фергюссон. – Вообще, мне казалось, что я стою в теплом молоке… по колено!
– Это хорошо. Кроме того… возможно, вам будет интересно узнать, что это особенные свечки! Они вытоплены из змеи, пойманной в горах Кашмира и убитой на Ильин день, второго августа. А это символизирует чистоту и одновременно прощает нас за некоторый шабаш, который мы устроили…
В этот момент они повернули на центральную аллею и сделали уже несколько шагов, как вдруг сэр Реджи протестующе воскликнул. Но было уже поздно.
Людей у медной ограды прибавилось. Причем часть из них уже перелезла через нее, а несколько человек еще преодолевали безопасные прутья, мелькая белыми джинсами. Их роднило то, что все они были прекрасно вооружены – аппаратами с длиннофокусными объективами, напоминавшими стволы десятка «Больших Берт».
– Мистер Дэви, – страшным голосом крикнул сэр Реджи, – вперед! Миледи, назад!!!
Сара Фергюссон поняла, что случилось. Не дослушав полковника, она выпалила: «Аh, shit!» [33], моментально повернулась и стремглав бросилась прочь в противоположный конец дорожки. За ней пустилась Мими, а Майбах, Заратустров и сэр Реджи прикрывали отход. Бежавший медленнее всех и запыхавшийся Майбах видел впереди мелькавшие пятки герцогини, испачканные пылью, и думал, что, когда он расскажет, как улепетывал с босой Сарой Фергюссон от папарацци, ему не поверят даже в Париже.
Но их отход все равно оказался запоздалым. Авангард фотографов тоже бросился вперед, и, пролетев метров двадцать, папарацци попадали на одно колено, как лучники короля Ричарда Львиное Сердце, и выставили объективы. Щелканье камер застрекотало вслед бегущим пулеметными очередями. Тут же над авангардом навис второй ряд…
Впрочем, компания бегущих уже вылетела в задние ворота собора, предусмотрительно распахнутые все тем же немногословным монахом. Он посмотрел на них со странной смесью осуждения и снисхождения. А компания ворвалась в стоявший у тротуара белый «лендровер», как ураган врывается в горную расщелину.
Мими сразу оказалась за рулем и выжала педаль акселератора. Тяжелая мощная машина с золоченым «кенгурином» на передке рванула вперед. Майбах, усевшийся странно и только потом понявший, что база внедорожника увеличена, а сиденья развернуты по схеме «визави», ткнулся лбом в голые коленки Сары Фергюссон и замлел. В бок ему уткнулся жесткий локоть полковника.
Герцогиня залилась счастливым детским смехом.
– Как мы их, а, джентльмены? Держу пари, эти фото со мной, улепетывающей с каблуками в руках, завтра будут во всех таблоидах!
– Мистер Дэви все уладит, миледи, – сухо успокоил ее сэр Реджинальд и обратился к полковнику: – Сэр, вы просили высадить вас…
– Да. Вон за тем перекрестком.
Майбах все это время вертел головой и только тут прозрел:
– Господа! Мы же забыли… этого… Капитоныча! Мага!!!
– Он прикинулся невидимкой и сейчас ждет в кустах, – с суровой серьезностью перебил его Заратустров. – Вот тут, ага…
Издатель все еще хлопал глазами. Мысль о том, что рядом с ним сидит одна из самых титулованных особ Европы, все еще сковывала его сознание.
А Сара вернулась в свое обычное бесшабашное состояние, которое неизменно возмущало чопорных членов королевской семьи и стоило ей фактического отлучения от двора. Жестикулируя, она начала расспрашивать Заратустрова, что же такое она видела. Что это было?!
Полковник хмурился. Его учтивость почему-то померкла. Отвечал он односложно и даже скорбно.
– Вы видели, миледи, сцену казни Абдаллаха аль-Хабиби, последнего коменданта Ширд-Куха, крепости ассасинов в Сирии. А те воины – это мамлюки Бейбарса. Они радовались, потому что с ассасинами, которые в то время еще наводили на всех ужас, было покончено. А те европейцы, которые стояли в этой толпе, – это военные агенты крестоносцев. В их числе и наш милый сэр де Шапей, могилу которого вы попирали своими чудесными, так тонко чувствующими ногами. Теперь вы понимаете?
– О да! А что это… м-м, вытекало?! В верхнюю чашу под эшафотом?
Полковник скривился и взглядом попросил сэра Реджи: мол, объясните. Англичанин, пряча улыбку в бороде, нагнулся к уху герцогини.
33
Вот дерьмо! (англ.).