Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 85
Улица Архипова оказалась неимоверно длинной. Бартер знал, где ее конец, а она еще имела начало. И там, в начале, стояли одноэтажные домишки, каждый — на одну семью. К утру лишь добрались до желанного дома номер восемь. И то — знакомый автомобильный, служивший у таксиста, помог.
— Знаешь, дед, ты сперва подумай, а потом этого Эн Ю Красновского в женихи заманивай, — посоветовал офисный. — Смотри, живет непонятно где, в нищете, а твоя хозяйка все же в офисе трудится, свою квартиру имеет. И у нее перспектива.
— Не положено! — отрубил Тимофей Игнатьевич. — Назван в челобитной раб Божий Николай — стало быть, я и должен привести к ней Николая, хоть за шиворот!
— Так эти челобитные когда придумали? При царе Горохе! Тогда все иначе было. И еще, дед. Ты ведь челобитную в каком виде принял?
— В правильном, — Тимофей Игнатьевич вздохнул. — С поклонами и крестными знамениями.
— Ты ее в устной форме принял, а это не считается! Ты посуди сам — твоя челобитная по сути — заявка. Прошу, значит, выделить из фондов жениха, одного, и доставить самовывозом по указанному адресу. Твоя хозяйка должна была сделать заявку в письменном виде с приложением товарно-транспортной накладной!
— Умный ты больно, Бартерка. Вот и живешь, одну бумажку — под бок, другой прикрываешься. А у нас все по старинке, слышал?! — Тимофей Игнатьевич для внушительности рыкнул.
— Никогда не поверю, что ты все по старинке делаешь! Свистишь, дед!
— Это я свищу?!
Офисный отскочил.
— Невозможно же все по старинке! Время не то! Вот ты адрес этого жениха — и то из компьютера вынул!
— Мало ли откуда я его вынул! А живу — по старинке! Все правила соблюдаю! — и чуть было не пустился Тимофей Игнатьевич эти правила перечислять, да заткнулся.
Отродясь не водилось, чтобы домовой дедушка с незамужней девкой шашни завел. А чтобы в таком неслыханном случае он еще и от девки сбежал — этого ни одному предку и в страшном сне бы не приснилось…
Но докладывать офисному, который возрастом годился разве что в подручные, о своих грехах Тимофей Игнатьевич не пожелал.
— И на сей раз все по старинке сделаю! — пообещал он. — Меня бабка Бахтеяровна вот научит — я наговоренный пряник принесу, или кладбищенской землицы, или еще иголки под порог втыкают. Женится этот Николай на моей хозяйке, вот увидишь!
— А ты деловой, — одобрил офисный. — Но пока своими глазами не увижу, как все это по старинке делается, — не поверю!
— Ну, гляди.
Они устроились в призаборных кустах и стали следить за крыльцом. Увидели, как вернулся из ночного загула большой рыжий кот и стал орать, требуя завтрака.
— Рыжий — это плохо, — проворчал Тимофей Игнатьевич. — По старинке и по правилам, кота заводят мастью в хозяина, а кошечку — мастью в хозяйку.
Это что же, выходит, у нас жених — рыжий?!
— Так он, может, с родителями живет. У него папаня рыжий, а ты уже и расстроился, дед.
Дверь приоткрылась, кота впустили.
— Время раннее, а уже не спят, — заметил Тимофей Игнатьевич. — По старинке живут, это я одобряю! Почтенные хозяева!
— Ты, дед, вокруг погляди. Мы леший знает куда забрались. Тут до автобусной остановки, наверно, полчаса шагать. Вот и встают рано, чтобы не опоздать на работу. А то еще причина есть — садик. У нас в офисе некоторые женщины детей имеют, так в хороший садик через весь город приходится возить. Вот и встают ни свет ни заря, — объяснил офисный.
Тимофей Игнатьевич почесал в затылке. Как-то так вышло, что хозяева, от которых он позорно сбежал, с детьми хлопот не знали — и садик был возле дома, и школа.
— А у нас в десять утра всем положено быть на рабочих местах, — вдруг объявил офисный. — Так что ты, дед, запоминай местность, ставь на заборе зарубки.
— Погоди…
Дверь распахнулась, вышли мужчина и женщина, вывезли коляску.
— Осторожней, Коля! — сказала женщина, помогая мужчине спустить коляску с крыльца. — Проснется!
— Не-е, спит, — заглянув к младенцу, ответил Коля. И они вдвоем укатили коляску вдаль по пустынной улице.
— Это что еще такое? — удивился Тимофей Игнатьевич. — Это еще откудова?
— Ой, дед! — прямо взвизгнул офисный. — А Красновский-то твой, Эн Ю, женатый оказался!
— Не может такого быть! Пошли разбираться!
— Как разбираться?
— Дом старый, должны быть домовые!
И Тимофей Игнатьевич решительно вошел во двор.
Офисный остался ждать.
Ждал он недолго. Услышал топотню, вскрики, боевой визг. И вскорости со двора кубарем выкатился взъерошенный Тимофей Игнатьевич.
— Совсем дикие! — восклицал он. — Слова не скажи — сразу в тычки! Я им — про челобитную, а они — драться! Овинника в подручные взяли! Он меня на две головы выше! На таких овинниках пахать надо, а его — в подручные! И безмозглый! Я ему — про челобитную, а он меня — за шиворот!
— Разобрался, дед? — спросил офисный. — Возвращаемся?
— Я сходку созову! — продолжал возмущаться Тимофей Игнатьевич. — Мало ли, что женат? А у меня — челобитная! Я хозяйку выручать должен!
— Ты погоди вопить, дедушка, — одернул его офисный, причем голосок сделался печальный. — Выходит, хозяйка твоя с женатым связалась? От него она с прибылью?
— Она не знала, что он — женатый! — отрубил Тимофей Игнатьевич.
— Погоди, погоди! Давай посмотрим с юридической точки зрения! Имела ли вообще твоя хозяйка право подавать эту челобитную? А? — и тут офисный явно затосковал. — Видела же, что мужик женат… Значит, и челобитная считается недействительной…
— Как это — видела? Что он — жену с младенцем на свидания с собой брал, что ли? Он, подлец, без жены всюду шастал! Вот и обманулась моя Настасья!
— и Тимофей Игнатьевич громко вздохнул. — И дитя сиротить — грех… Как же я теперь домой покажусь?
Он имел в виду, что домового, не сумевшего исполнить челобитную, прочие в лучшем случае засмеют. А такого приблудного, как он, выставят из дома в тычки. А он-то надеялся, а он-то рассчитывал!..
— Да уж, обманулась! Если мужик в офисе работает, узнать про него — плевое дело! — возразил офисный. — Ты, дура, прежде чем на спинку падать, других баб поспрошай! Мало ли, что кофе пить водит и цветы на восьмое марта подарил! А ты и растаяла, дура, дура, дура!
Офисный неожиданно сорвался на странный визг.
— Ты чего это, Бартерка? — забеспокоился Тимофей Игнатьевич. — Ты в своем уме? А то, может, проголодался?
— Дура, дура! И все мы, девки, дуры! Не головой думаем, а совсем другим местом! А им того и надо! Не жениться, а сладости задарма отведать! Дуры, дуры!..
Тимофей Игнатьевич так и обмер. Бартерку же согнули в три погибели, сбили в ком громкие и совсем безнадежные рыдания.
— Так ты же не офисный, ты — офисная! — изумился Тимофей Игнатьевич. — Что делается, что делается?! Тебе бы дом в порядке содержать да мужа слушаться, а ты чего творишь?! Говори живо, девка, — кто батька, кто мамка, от кого сбежала!
— Батька у меня тут в секьюрити служит, мамка — поварихой, — прорыдала девка.
— И что — подзатыльника тебе дать поленились? Не заглядывайся, мол, на прохожих молодцов?
— Так какой же он прохожий? Это же Президент! — и Бартерка, поняв, что проболталась совсем чужому домовому, прихлопнула себе рот ладошкой.
— Так. Значит, в президентихи наладилась?
— Я ж его, подлеца, любила! — Бартерка опять ударилась в рев.
— Любила… Вот ведь слов нахватались… — и Тимофей Игнатьевич хмыкнул.
— А парнем чего притворяешься? Ишь, шерсть на рожу начесала, хрен поймешь!
— Так все же начесывают… Это у нас униформа такая…
— Тьфу и еще раз тьфу.
— Ничего не тьфу, называется — унисекс…
— Че-во-о-о?!?
Слово «секс» Тимофей Игнатьевич не раз слышал от Маремьянки, через этот «секс» ему и из любимого хозяйства удирать пришлось, а тут у офисных он еще и не простой, а «уни»!
На это «чего» Бартерка ни словечка не ответила. Глядя на рыдающую девку,
Тимофей Игнатьевич стал понемногу смягчаться.