Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна. Страница 87

— Нет больше трын-травы, повывели, — ответил Авось, спрыгивая с чурбана. — Мне теперь все по барабану…

— Ща хвачу, — пообещал Кондратий.

— Не хватишь.

— Почему?

— А потому, что одни мы с тобой и остались… — Авось внезапно затосковал. — И где же все наши? Ведь никого же, Кондраша! Ни души!

— Ты только теперь до этого додумался?

— Ну…

Кондратий покачал головой.

— Вот то-то и оно, что на тебя, подлеца, положились! А ты перстом о перст ударил? Ты себе слонялся, пивом баловался! А наши все, поди, уж полегли… Мы последние остались, Авосюшка. Панихидку бы по нашим отслужить-то…

— А если не полегли? Если прячутся где-то? — с надеждой воскликнул Авось. — У стариков, у старушек?

— Теперь такие старушки пошли — кого хошь перематерят. Станут они наших прятать!

Некоторое время Кондратий и Авось дулись друг на друга: один — за разгильдяйство, другой — за горькую правду. Потом Авось опять вскарабкался на чурбан.

— Что же мы имеем? — спросил он. — Всего-то навсего сорок дивизий хреновых, с полсотни блинных, американскую гуманитарную окейскую помощь… Кондраша! Ты ведь — силища! Ты как хватишь!..

— Устал я хватать. Да и куда мне против дивизий? Просвистел ты, мил-дружок, наше царство. Пивом его баночным запил и гамбургером закусил.

— Да разве я?!

— Да на тебя же все положились! Только и галдели: Авось обойдется, Авось обойдется! Ну вот — обошлось… и костей не собрать…

И Кондратий, не прощаясь, пошел по тропке вниз.

— Куда ты?..

— Делом заниматься — английский язык учить. Он мне скоро понадобится.

С тем и отбыл восвояси.

Авось так и остался стоять на чурбане на манер памятника. Потом соскочил и треснул по чурбану кулаком:

— Врешь! Не одолеешь! Прорвемся!

Вид у человека, готового пойти с двумя кулаками против сотни дивизий, редко бывает умным. А чаще всего — взывает о медицинской помощи.

— Так ты что же, в одиночку? — спросила я, высовываясь из кустов. — Ведь не управишься!

— Авось да и управлюсь! — злобно ответил он. — Они увидят, покойнички самозванные, — можно положиться на Авося! Вот тогда-то все и повылезут!

— Вот только восстания покойников сейчас и недоставало, — заметила я, потому что Авось уже явно терял чувство меры. — Нужно сесть и подумать, как ненасильственными и демократическими методами…

— Какими?!?

Столько издевки было в голосе, что я заткнулась.

Глава вторая В руках было, да меж пальцев проскочило

Когда Авось взбирался на гору, он действительно по сторонам, а также под ноги, не глядел. Проскочил на авось, никто его и не заметил. Но, спускаясь, он принялся остерегаться. Тут-то на него и обратили внимание!

— Это что за лох?

— Ты что, блин, фишку не сечешь? — спросила я. — Фильтруй базар, блин! Какой тебе лох?!

— Свои, блин! — крикнул кто-то не в меру ретивому часовому.

— Свои так свои, — он спорить не стал. — Только какого хрена вы там, на горе, забыли, блин?

— Типа трахались мы там, козел, — ласково сообщила я.

— Ну, трахались — другое дело! О-кей, проходите, блин!

Я схватила своего спутника за руку и поскорее потащила прочь от подножия горы.

— Ишь, стерегут. Охраняют!.. — бурчал он. — Да пусто же там!.. Кто теперь туда сунется?!.

При этом он яростно чесал себе ляжку.

— Иди-иди, стратег. Блинную полосу уж как-нибудь проскочим, а вот с хреновой будет сложнее… Что — блохи заели?

— Океем задело. Хуже лишая!

— А меня уже не задевает… — вслух задумалась я. И точно — не задевало. Привыкла. Обтерпелась. Сама правда океями не разбрасываюсь — в рот это дело взять противно. Однако другим спокойно позволяю…

Я даже хай не использую, хотя хай — это престижная новинка. Мне не нравится, как его пишут по-английски — «HI». Зато с блинами полный порядок, с хренами — тоже, недаром ведь они меня за свою признают.

Благодарны, сволочи, за то, что я умножаю количество блинов и хренов в мире!

Блин, что встретил нас первым, был совсем юный, радостно-розовый. Но другой оказался матерым блинищем. Оно и неудивительно — мало было надежды, что кто-то в этот день слезет с горы, давно уж на ней было тихо. А что потащатся на гору — подозрение имелось. Поэтому самый опытный караул разместили как раз подальше от горы — чтобы вовремя перехватить лазутчиков.

— Стоять, блин!

Разумеется, они вместе со своим зеленым джипом спрятались за поворотом шоссе.

— Стой, — шепнула я Авосю, а сама решительно пошла к крепкому краснорожему блинищу. Он небрежно отдал честь — гляди ты, подумала я, и блинов вышколили…

— Во, блин! — ответила я на этот жест, вложив в голос все возможное восхищение.

И он понял — своя!

— Пошли, прибамбас! — позвала я Авося. Он хмуро подошел.

Ему и всего-то нужно было сказать — свои, блин! Больше ни единого вопроса бы не было. Но он дулся и молчал.

— Прибамбас? — усомнился блинище.

— Ну! Крутой, в натуре, прибамбас, да?! — меня что-то повело на то ли кавказский, то ли киргизский акцент, я спохватилась и дернула Авося за хреновинку темного металла, что висела у него на шее.

— Точно, прибамбас, блин, — согласился блинище. — А что он у тебя — типа немой, что ли?

— Холодного пива на хрен хряпнул, блин! — пожаловалась я. И скорее поволокла Авося прочь от засады.

Он обернулся и нехорошо посмотрел на джип с подтянутыми, хорошо сложенными блинами. А я нехорошо посмотрела на него самого. Ведь этим сволочам вычеркнуть — плевое дело… Ведь для того тут и сидят, чтобы ловить и вычеркивать, ловить и вычеркивать!.. Из жизни…

— Если кто спросит, отвечай — прибамбас, — учила я своего спутника, шагая с ним вместо по обочине. — На блина ты не похож, на хрена ты не похож, а за прибамбаса сойдешь… Тем более — с хреновиной.

Авось остановился и сорвал с шеи свою металлическую штуку.

— Это — хреновина, да? Это тебе хреновина?!.

— Ты чего?

Но ему было безразлично, что я отвечу, да и отвечу ли вообще что-нибудь. Он смотрел на свою висюлину, и в глазах у него стояли самые настоящие слезы.

— Ну, коли хреновина!..

Авось размахнулся и забросил прибамбасик в придорожные лопухи пополам с крапивой.

— Горе ты мое! Что же мне теперь с тобой делать?! — взявшись вывести его из опасной зоны, куда он проскочил, как ему и полагалось, на авось, я уже и сама была не рада. — Как же я тебя теперь за прибамбаса выдам?..

Посмотрела на него с укоризной и вдруг поняла, что еще не все кончено.

— Ты знаешь кто? Ты — прибабах!

Он даже не спросил, что это слово означает. А может, знал, но сделал вид, что мои высказывания ему уже глубоко неинтересны. Я же стала раскручивать мудрую мысль. Если про чудака все чаще говорят «с прибабахом», стало быть, уже где-то есть прибабахи! А что их никто не видел — так это не аргумент. Вот Авось пусть и будет первый!

Дорожный указатель сообщал, что до городской черты — ровно километр. Мы могли рассчитывать еще на один пост. Если блины — это еще полбеды, блины все — с широкими и добродушными масляными рожами, блина можно уболтать. А если злые и едкие хрены? И ведь скорее всего — хрены!

Всего километр, подумала я, по шоссе десять минут ходу, но, наверно, можно перепрыгнуть через канаву и пойти огородами. Не так комфортно, как по асфальту, зато есть шанс, что доберемся. Перспектива напороться на хреновый пост меня совсем не радовала. Там даже я так просто не отмахаюсь. Придется пускать в ход самое надежное средство — синоним. Хрены — они эвфемисты и прекрасно это знают. Они кочевряжатся, пока ты не пришлепнешь их синонимом. Перед ним они, как перед старшим по званию, стоят, сидят и лежат по стойке смирно. Пока едят ушами начальство — можно и проскочить…

Поскольку на свое новое звание «прибабах» Авось ничего не ответил, я и решила, что инцидент исчерпан, мой спутник осознал глубину своей глупости и дальше все пойдет как по маслу. Ошиблась!