Пациент скорее жив - Градова Ирина. Страница 20

– Не вздумай подходить, а то закричу! – предупредила я, держа створку рукой: так мне казалось безопаснее, хоть в коридоре и не было ни души.

– Не дури, Анна! Что, ты думаешь, я могу с тобой сделать? – развел руками Антон.

– Уж и не знаю теперь – после того, что увидела!

– Ну что, что такого ты увидела? Мешок с лекарствами?

– И с какими лекарствами! Одних барбитуратов тут на немыслимую сумму. И знаешь, что самое интересное? Именно они в больших количествах пропадают со склада в последнее время!

Антон, очевидно, понял, что отпираться дальше бесполезно. Парень отступил на шаг и запустил пальцы в густую светлую шевелюру. На лице его читалась растерянность, и я осмелела, сообразив, что медбрат, судя по всему, не собирается на меня нападать.

– Что… что ты собираешься делать? – спросил он упавшим голосом.

Я пока не знала ответа на этот вопрос, а потому решила потянуть время, пока не соображу, нельзя ли извлечь из данной ситуации какую-нибудь выгоду.

– Все зависит… – уклончиво произнесла я. – Скажи, зачем тебе такое количество барбитуратов? Сбываешь пациентам? Или приятелям?

– Ничего подобного!

В голосе Антона звучал чуть ли не праведный гнев. Глядя на его покрытое испариной лицо и воспаленные глаза, я вдруг начала кое-что понимать.

– Ты… сам это все принимаешь?

Он отвел взгляд.

– Господи, Антон, да ты же так помрешь! Такое количество… У тебя же медицинское образование, и ты не можешь не знать…

– Да ладно тебе меня лечить! – зло и отрывисто прервал меня парень. – Ты что, моя мамочка?

– Вот она обрадуется-то! – парировала я. – Когда узнает, конечно. А уж когда Марина…

– Сколько ты хочешь? – глухо спросил Антон.

Я подошла к нему, все еще с опаской, но постепенно обретая все большую уверенность. И я уже поняла, как воспользуюсь неожиданно полученной информацией.

– Сколько? – повторил медбрат.

– Ой, Антош, у тебя столько нет, сколько я на самом деле хочу, – ответила я. – Но у тебя все же есть один небольшой шанс.

– Говори!

– Я тут, видишь ли, человек новый, а ты уже какое-то время работаешь, нужных людей знаешь…

– Ты хочешь «толкать» медикаменты? – Глаза парня расширились.

– Да нет, успокойся: если у тебя тут бизнес – дело твое, я не влезаю. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня узнал.

– Узнал? – внезапно насторожившись, переспросил медбрат. – О чем?

– Ничего незаконного. Мне нужны всего лишь сведения о нескольких пациентах, лежавших в больнице. Особенно о двух, если быть точной, но про остальных мне тоже было бы очень интересно выяснить.

Я решила не уточнять, что остальные люди из списка Лицкявичуса, возможно, и вовсе никогда не являлись пациентами Светлогорки: пусть парень поработает, авось найдет что-нибудь стоящее!

Антон смотрел на меня внимательно, склонив голову набок. Выглядел он озадаченным, но, похоже, уже совсем успокоился.

– И ты… никому не расскажешь? – уточнил он наконец.

– Про наш маленький секрет? Клянусь! – И я сделала рукой жест, словно зашивая себе рот. – Ни единой живой душе. Я дам тебе список, а ты, как что-то найдешь, сразу же мне сообщишь. Да, забыла совсем: у меня очень – ну просто очень мало времени! Так что поторопись.

– Идет! – кивнул медбрат. – Кстати, зачем тебе такая информация?

– А вот это, миленький, тебя не касается, – усмехнулась я. – Я же не уточняю, зачем тебе, помимо седативных препаратов, еще и, например, бетасерк – в сумке пачек пять лежит. А еще там есть тулип – у тебя что, холестерин повышенный? Все, между прочим, дорогие лекарства. Кроме того…

– Ладно-ладно! – воздев руки к небу, воскликнул Антон. – Твое дело – твое, а мое – только мое.

– Ну вот и умница! – похвалила я, потрепав его по руке. – Но ты все-таки задумайся, Антоша. О своей жизни задумайся, ведь не мальчик уже, а здоровье, если потеряешь, не вернешь. Зачем тебе травиться?

– Я думал, мы договорились… – криво ухмыльнулся парень. – Каждый занимается только своим делом, верно?

Сегодня решила зайти в универмаг: одежды, взятой мною из дома, явно не хватало. Мама настояла на том, чтобы самой собрать мне чемодан, и, естественно, позаботилась о теплых вещах, прослышав о том, что в Скандинавии прохладно даже в июле, так что легких футболок и брюк среди моего «багажа» оказалось всего ничего. Погода же, как назло, стояла невероятно жаркая – столбик термометра показывал тридцать два градуса! Думаю, ничего не может быть хуже жары в городе, особенно таком влажном и грязном, как мой родной Питер. Возможно, меня обвинят в отсутствии патриотизма, но я не считаю патриотизмом восхваление того, от чего меня с души воротит, лишь потому, что я тут живу. Жара заставляла все, чего не замечаешь в прохладную погоду, вылезать наружу: жуткие запахи прогорклого масла и мяса сомнительного качества, доносившиеся из уличных киосков по продаже хычинов и чебуреков, а также «ароматы» близлежащих помоек; толстый слой пыли и грязи на асфальте, плавящемся на солнце, словно масло на огне.

Я убеждала себя в том, что моя поездка – всего лишь необходимость, но в глубине души понимала: это не совсем так. Я просто устала от своего вынужденного одиночества.

Кондиционер в торговом центре успокаивал мою разгоряченную солнцем кожу, и я с удовольствием предалась одному из своих любимых занятий – разглядыванию витрин. Цены пугали нулями, но мне все же удалось приобрести по распродажной цене парочку топов и легкие белые джинсы. Также я купила две пары сандалий (по цене одной, как гласила надпись на ценнике) и длинную цветастую юбку, которая, конечно, больше подходила для пляжа где-нибудь в тропиках, но мне уж больно понравились ее глубокий синий цвет и крупные бордовые лилии.

Настало время возвращаться, ведь я выполнила свой план и, что гораздо важнее, исчерпала материальные резервы. О том, чтобы идти пешком с сумками, не могло быть и речи – жара и тяжести несовместимы. Следуя указаниям Лицкявичуса, я старалась в автобусе не ездить: конечно, мало шансов встретить знакомых так далеко от мест, где я живу и работаю, но наш мир такой маленький! Но сейчас я решила все же прокатиться на общественном транспорте. И меня удивило количество пассажиров в столь ранний час: предполагается, что днем большинство людей должно работать.

Автобус притормозил, и женщина, сидевшая рядом со мной, заторопилась к выходу, проталкиваясь сквозь толпу.

– Не возражаете?

Я удивленно подняла глаза: Лицкявичус ловко опустился на сиденье рядом со мной, прежде чем ушлая девица, надувшая во рту пузырь розовой жвачки, успела среагировать и опередить его.

– Вы? Здесь? – недоуменно пробормотала я.

– Ехал за вами.

От него пахло табаком и дымом. Обычно мне этот запах не нравится: ни мой бывший муж, ни Олег не курят, и я всегда считала отсутствие пагубного пристрастия к сигаретам большим плюсом в мужчине. Тем не менее, как ни странно, Лицкявичусу это шло – и сигаретный дым, и то, как его запах смешивался с ароматом дорогой туалетной воды.

– Мне было необходимо развеяться… – начала я. Но он прервал меня:

– Не надо оправдываться – дело житейское. Честно говоря, удивлен, что вы вообще выдержали так долго. Для вашей деятельной натуры сидение в одиночестве должно казаться настоящим кошмаром.

Я пристыженно опустила глаза. Глава ОМР назвал меня деятельной, но вся моя «деятельность» пока что так ни к чему и не привела!

– Вика передала мне все, что вам удалось выяснить, – продолжал Лицкявичус. – Мы проверили старшую медсестру – похоже, она рассказала вам правду о своем семейном положении. Еще вы просили узнать насчет медбрата…

– Кстати, о нем есть информация! – воскликнула я, радуясь случаю продемонстрировать хоть какие-то полезные сведения.

После моего краткого рассказа о стычке с Антоном и последующем разоблачении его воровства со склада медикаментов Лицкявичус некоторое время молчал.

– Что ж, – произнес он наконец, – это вполне согласуется с тем, что я о нем узнал. Антон Головатый работает в Светлогорской больнице чуть больше года. Судя по отзывам, молодой человек на довольно хорошем счету, а легкие нарушения, например, мелкое вымогательство и злоупотребление горячительными напитками, ему прощают благодаря покровительству старшей медсестры и заведующей отделением, считающей его незаменимым. Но есть одна странность.