Забытая клятва Гиппократа - Градова Ирина. Страница 54

– Нет, не проехали! – возмутилась я. – Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Это твоя работа – подозревать, расследовать и выводить на чистую воду. А я просто надеюсь… В общем, если будет что-то, о чем нужно сказать, надеюсь, ты мне скажешь.

– Этого никогда не случится, Шилов! – убежденно воскликнула я. – За кого ты меня принимаешь – за дурочку-инженю? Мне уже немало лет, и, принимая решение, я отлично осознаю его последствия. Я вышла за тебя замуж, и таково было мое желание. Тебе этого достаточно?

– Вполне, – улыбнулся он одними губами. – И все же… ты мне скажешь, да?

Лицкявичуса прооперировали на следующий день в Поленовском институте. Операция продолжалась почти восемь часов. Все это время Вика провела в приемном покое, ожидая результатов. Никто из остальных членов ОМР, к сожалению, присутствовать не мог по причине занятости на работе. Правда, едва освободившись, я кинулась в больницу и, к своему удивлению, обнаружила там Никиту и Павла Кобзева.

– Леня пошел за кофе, – сообщила Вика. Выглядела она уставшей, к тому же еще и голодной была, и я обругала себя за то, что не сообразила купить чего-нибудь съестного по дороге. – Андрей Эдуардович в порядке, но динамика, положительная или отрицательная, определится только через два-три дня. Так сказал папа вашего мужа, – добавила девушка. – Он классный, Валентин Геннадьевич, знаете?

Я в этом никогда не сомневалась, и все же несмотря на то, что сама являюсь медиком, слова о положительной или отрицательной динамике меня обеспокоили. Кадреску появился через пять минут с пластиковым подносом со стаканчиками кофе.

– Не знал, что надо пять, – сказал он, заметив меня, но не сочтя нужным поздороваться. – Можете взять мой – я уже один выпил – отвратительное пойло.

«Щедрость» Леонида, учитывая его собственную оценку напитка, казалась сомнительной, но я тем не менее ею воспользовалась. Кофе, как и предупреждал патологоанатом, оказался плохим.

– Как дела у Карпухина?

Вика пожала плечами: очевидно, этот вопрос сейчас ее мало интересовал.

– Свиридин заговорил, – ответил на мой вопрос Павел Кобзев. – Почти сразу же, как Артем привел доказательства того, что у Емоленко имелись собственные мотивы для устранения Шилова.

– Это же прекрасно! – воскликнула я.

– Да не очень, – тут же поумерил мой энтузиазм Никита. – Свиридин выдал только Емоленко и отказался признать, что знал о других убийствах – собственно, как и предсказывал Павел, – кивнул он в сторону психиатра.

– А сам Емоленко?

– Пока что все отрицает. На данный момент его слово – против слова Свиридина. К нему не придерешься: Емоленко никого не убивал!

– И что теперь? – растерялась я.

– Артем собирается в «Начни сначала» – на этот раз совершенно открыто. Он уже заручился согласием Альбины. Хочет выступить перед всеми членами клуба и рассказать о роли Емоленко в этом деле. Возможно, ему удастся разбудить совесть хоть в ком-нибудь.

– Совесть? – скептически изогнул бровь Кадреску.

– Не забывайте, Леонид, что эти люди не убийцы, – покачал головой Павел. – Не сомневаюсь, что многие уже пожалели о содеянном, но молчат, потому что в деле замешаны их собратья по несчастью. Возможно, Карпухину удастся заставить хоть кого-то признаться.

– А если нет? – спросила Вика.

– Тогда он попробует воспользоваться косвенными доказательствами. Это, конечно, не лучший вариант, потому что дело может развалиться еще до суда, но чем, как говорится, черт не шутит? Артем нашел свидетелей, видевших наших убийц неподалеку от мест совершения преступлений, проблема лишь в том, чтобы связать их, вроде бы не знавших медиков лично, с их убийствами. На основании показаний свидетелей, если дело выгорит, он получит ордер на обыск их квартир и перероет все вверх дном в поисках улик. Что касается Емоленко, то ему в любом случае не отвертеться: Карпухин выяснил, что он несколько раз заказывал с аптечного склада пентотал натрия, павулон и хлорид калия.

– «Техасский коктейль»! – воскликнули мы почти одновременно.

– Как и все преступники, Емоленко прокололся на ерунде: заказы все время делал в одной и той же аптеке, рядом с работой. У них сохранились рецепты, выписанные им же самим, с печатью Комитета здравоохранения!

– Но кто-то может все-таки остаться безнаказанным? – задал вопрос Никита. – В смысле, если Карпухину не удастся «воззвать» к совести и тому подобному?

– Время покажет, – вздохнул Павел. – Но наше участие на этом заканчивается. В принципе, – добавил он после короткого молчания, – мы можем уходить. Все ясно – по крайней мере, на данный момент. Андрея ввели в искусственную кому, поэтому в ближайшее время все должно быть нормально. За ним тут следят круглосуточно, и наше присутствие ничего не изменит.

– Я хочу остаться, – возразила Вика. – Вдруг…

– Никакого «вдруг» не будет! – оборвал ее Леонид. – Я отвезу тебя домой, если ты не на машине: тебе нужно поспать и… поесть, что ли, а то скоро твои внутренности начнут просвечивать.

– Я останусь, – предложила я.

– Не стоит, Агния, – мягко возразил Павел. Его доброжелательный взгляд встретился с моим, и я покраснела, сама не знаю почему. – Вас ждет Шилов, его отец тоже дома, так что не стоит создавать проблем. Сделаем так: мы все поедем по домам, а завтра с утра, перед работой, я заеду сюда.

– А я могу прийти после обеда, – заявил Никита. – У меня всего две операции.

Он направился к выходу, но внезапно притормозил в дверях и задумчиво произнес:

– А знаете, ведь всего этого могло и не произойти!

– Ты о чем? – не поняла я.

– Ну, если бы все наши жертвы вовремя привлекли к уголовной ответственности, наказали бы, сообразно преступлениям, у «палачей» не возникло бы причин браться за шприц и казнить их, подменяя правосудие… Разве это не печально?

Было уже почти пять часов вечера, когда Леонид вышел из больницы: день выдался тяжелый, да это и к лучшему: не приходилось задумываться ни о чем, кроме работы. Он уже собирался повернуть направо, к стоянке автомашин, как вдруг увидел Настю. Он остановился, и девушка быстро подошла.

– Не знала, захочешь ли ты меня видеть, – тихо сказала она.

Ее губы, пухлые, натурального цвета, почему-то приковывали взгляд, а глаза смотрели умоляюще. Леонид молчал, поэтому она продолжила:

– Хочу, чтобы ты знал: мы с мамой не имеем отношения к тому… Знаешь, она в больнице. В твоей больнице: когда узнала про дядю Витю, ее увезли на «Скорой». Оказалось, сюда, представляешь?

Леонид внезапно поймал себя на том, что ему наплевать, причастна ли Настя к тому, что произошло. В последнее время он видел ее слишком часто – чаще, чем любую из своих женщин. И впервые в жизни его это не раздражало.

– Пошли, – сказал он. – Я голоден, как волк, а ты, насколько я помню, здорово готовишь.

Эпилог

Моросил мокрый снег – впервые за две недели ясной погоды. Какая ирония судьбы: именно сегодня, когда ему предстояло «пойти на дело», плохая погода заставила народ сидеть по домам и смотреть телевизор. Владимир расположился на детской площадке, в маленькой беседке, из которой прекрасно просматривался двор и даже часть улицы. Еще вчера, придя проверить все перед началом «операции», Владимир видел здесь с десяток мамашек с детишками. Ребятня играла в снегу, шумно деля ведерки и лопатки, а молодые мамы и бабушки обсуждали свои мелкие дела и неприятности. Вчера Владимир не был уверен, что план сработает, ведь он ни за что не смог бы сделать запланированное в присутствии детей! Зато сегодня нет никаких сомнений: все получится.

Зазвонил мобильник. Черт, надо было его отключить – вдруг затрезвонит в самый неподходящий момент?

– Ты где?

Голос жены звучал требовательно и в то же время испуганно.

– Еще на работе, – ответил он как можно мягче.

– Неправда, я звонила туда! Где ты, Вовка?