Девушка, не умеющая ненавидеть - Данилова Анна. Страница 39

И прежде чем я успела что-то произнести, как-то отреагировать на его слова, остановить, он ушел. Мы с Томой переглянулись и бросились к окну, откуда хорошо просматривались сад и часть двора с дорожкой, ведущей к воротам, за которыми действительно стоял большой черный джип. Наш ночной гость быстрым упругим шагом дошел до ворот, открыл калитку, чуть замедлил движение, повернулся и, словно уверенный в том, что на него смотрят, помахал нам рукой. Сел в машину и уехал.

– И что это было? – спросила я, когда мы вернулись за стол, и Тамара, избегая моего взгляда, принялась хлопотать вокруг меня, подогревая молоко. – А, Тамара?

– Ты прости меня… Сама не знаю, как все получилось… И не понимаю, как я могла вот так впустить в дом постороннего… Знаешь, Лара, словно кто-то руководил мною, кто-то хотел, чтобы я помогла ему… Выстрелы, это смерть. Это страшно. Я вбежала в кухню, бросилась к окну и увидела его… Он держался за плечо, показывал мне свою красную от крови ладонь… Посмотри на окно, оно в крови… Надо будет вытереть… Видно было, что он ранен. Увидела и машину. Словом, я открыла ему, впустила… Он почти ничего не говорил. Но и так все было ясно. Надо было сделать ему перевязку. Хорошо, что я знала, где здесь аптечка… вот, нашла фурацилин, обработала рану… Спросила его, что случилось, кто стрелял, и он ответил, что мне лучше ничего не знать, что он скоро уйдет. Потом, когда я все сделала, я заглянула к тебе, посмотреть, как ты, смотрю, а ты уснула на ковре… Я позвала Виктора, мы переложили тебя на диван, укрыли и вернулись на кухню. Я предложила ему вина, он отказался, сказал, что за рулем… А я выпила, чтобы стресс снять. Ночка-то какая выдалась! И тут ты вошла. Я не знала, что ты потеряла сознание… И вообще, Лара, у меня голова кругом… До меня только что дошло, что я сделала… Как я могла его пустить?

– Да ладно, успокойся. Ты все правильно сделала, а я смалодушничала.

– А ты чего в обморок-то грохнулась, я не поняла…

– Нервы.

– А… Понятно… – Она со стуком поставила большую кружку с молоком передо мной. От молока поднимался пар. Лара посмотрела на меня: – Снова что-то вспомнила? Кошмары?

Я молча кивнула. Подумалось вдруг, что, расскажи я ей всю правду, она бросит меня. Исчезнет. Испугается нового витка неприятностей, посмотрит на меня другими глазами. А я не хотела ее терять. Мне казалось, что я нашла наконец своего человека.

– Говорю же – нервы, – повторила я.

– Ты уж тогда расскажи, как мне поступать, если ты снова куда-нибудь сбежишь ночью или упадешь в обморок. Я должна знать.

– Надеюсь, что никуда не убегу. А обморок – просто испугалась этого грохота… Не знаю, у меня такого ни разу не было. Так что не бери в голову. Живи себе спокойно. И прости меня за то, что заставила тебя ночью поволноваться. Сама не знаю, что на меня нашло. Не хотела оставаться в этом доме.

– Знаешь, если бы не твои Орловы, нас бы здесь и не было, так ведь?

– Так.

– Предлагаю сейчас отоспаться, а потом примемся готовить.

Господи, как же мне с ней было хорошо и спокойно. Мне бы такую сестру! Хотя почему обязательно сестру? Одной крови, как показывает жизнь, еще не достаточно для любви. У нас же с Тамарой было нечто большее, что нас связывало и сближало.

Ночные потрясения вернули нас в теплую гостиную, где мы, подсознательно не желая расставаться, устроившись на своих диванах, моментально уснули.

17. Маша. Январь 2015 г.

Каждый человек ищет в своей жизни закономерности, которые помогли бы ему в дальнейшем избежать повторения собственных ошибок. Вот и у меня сложилась одна закономерность, о которой страшно было даже подумать и, главное, в нее невозможно было поверить. Однако каждый раз, когда я мысленно изменяла Денису и оставляла семью, чтобы провести целый день в Москве, на чердаке, наблюдая за окнами Гришиной квартиры, или тогда, когда я претворяла с помощью всесильного Вика свой очередной изощренный план, связанный с превращением в ад жизни моей сестрицы Тамары, кто-нибудь из моих мальчиков, Андрейка или Елисей, заболевали.

Возвращаясь после своих «загулов» в Чиверово и открывая двери, я уже знала, что в доме беда, что у кого-то из мальчиков температура, кого-то из них тошнит, кто-то заболел ветрянкой или свинкой, корью или скарлатиной, а может, болит зуб или живот.

Я понимала, что это знаки. Что все это не случайно. Что кто-то там наверху, кто следит за моими действиями, хочет меня остановить. И я действительно на какое-то время прекращала свои поездки, оставаясь дома и ухаживая за своими детьми, за Денисом. В такие дни я превращалась в настоящую клушу-мамочку. Я занималась домашними делами, готовила, убирала, гладила горы белья и мысленно просила прощения у Бога. Даже придумала свою молитву. И главное в ней было – мольба о здоровье самых близких людей: Андрейки, Елисея и Дениса.

Я, обращаясь к Богу, пыталась объяснить ему свое желание жить двойной жизнью. Ведь те чувства, которые я испытывала к Грише, разве не были подарены мне Богом? А наша встреча? То, что семья Соболевых поселилась в доме напротив – разве это не божественное провидение? А то, что мой муж Денис, как я потом выяснила, по пьяной лавочке пообещал Грише, случайно увидевшему фото девушки в альбоме и влюбившемуся в нее, узнать ее адрес, не поставив меня об этом в известность и просто забравшись в мою записную книжку, не еще одно божественное провидение? Сдал свою свояченицу другу, как шлюху, мол, ищи и пользуйся, не жалко. Уверена, что Денис, сообщая своему другу адрес Тамары, и не надеялся на то, что Григорий отправится на поиски «голоногой брюнетки» в Саратов. Да он и думать забыл об этом. Он и мне-то рассказал об этом как бы между прочим, несерьезно, и после того, как я сама напоила его и выпытала у него все подробности этого мужского дела. Как же мне хотелось тогда схватить его за ворот рубашки и встряхнуть, как следует, наорать на него, спросить, кто позволил ему давать адрес моей сестры! Но мое положение диктовало мне определенную линию поведения, и я никоим образом не должна была себя выдать. Подумаешь, дал адрес свояченицы. Мелочь, ерунда, ничего особенного… К тому же при другом раскладе, не будь я влюблена в Григория, мне на самом деле не было бы никакого дела до личной жизни соседа, до его провинциальных приключений.

В тот вечер, когда я, вернувшись от Вика, который рассказал мне о переводе Тамары в Видим, где ее должна была прирезать мать моей подруги Катрин, «мама Клава», Елисей, мой младший сынок, лежал без сознания в своей кровати, а Денис встречал «неотложку». Приехавший врач определил у Елисея воспаление легких, и я поехала с ним в больницу.

Никто не знает, что я испытала тогда, когда мой сын находился на грани жизни и смерти, ведь в его тяжелой болезни я считала виновной только себя. Это я совершила страшный грех, когда приняла решение убить сестру.

Когда она была в колонии, я была относительно спокойна и не теряла надежду на то, что Григорий ответит на мои чувства. Но когда Вик рассказал мне о том, какие действия предпринимаются адвокатом моей сестры для ее досрочного освобождения, я поняла, что все слишком серьезно, и что она в любое время может выйти из тюрьмы и воссоединиться с Гришей.

Убийство. Самый страшный из грехов. Что со мной стало за все эти годы, что я, еще не совершив убийства реально, много раз совершала его в своем воображении? Кто сделал меня такой? И ведь даже после того, как я получала каждый раз доказательство того, что моя опасная закономерность работает и что мои дети и муж своим здоровьем расплачиваются за мои черные мысли и дела, я все равно не останавливалась!

Вик, Катрин и еще несколько человек из моего прошлого были и моим стыдом, и моей опорой в жизни. Катрин была дочерью своих родителей, которые являлись ключевыми фигурами малоизвестной банды так называемых «автоманьяков», орудовавших на подмосковных дорогах. Переодетые в форму дорожной полиции, они останавливали машины, грабили и убивали водителей, забирали машины.