Предания о самураях - Бенневиль Джеймс С.. Страница 42

Икэно Сёдзи демонстрирует свою силу

Последний от ярости и страха не мог произнести ни слова. Что он мог поделать с таким человеком, с такими людьми?! Он слишком расстроился, чтобы хвалить. «Репутация Кодзиро-доно выше всякой похвалы. Требовать от вашей светлости чего-то еще противоречит здравому смыслу. Прошу принять смиренные похвалы за такое ваше представление». Он подобрал невыразительные слова и произнес их с заметной прохладцей. Сукэсигэ ему ответил так: «Позволю себе дать вам небольшую отсрочку. Подано прошение о досрочной отставке, касающейся Ёкоямы-доно». С тем они расстались. Огури со своими рото вернулся на постоялый двор, чтобы обсудить событие дня и выбрать манеру поведения по отношению к Ёкояме. Сёгэн отправился в свои палаты, точно так же обдумать, как обращаться с этим врагом. Понятно, что дела его пошли из рук вон плохо.

Оникагэ встает на доску для игры в го

Глава 11

Воды Тамагавы

Со скрещенными руками и опущенной головой Сёгэн напоминал деревянное изваяние в восточной позе, которую якобы обычно принимают в глубокой задумчивости или при отвлечении ото всех дел. Он ушел в самосозерцание. На татами в освещенной солнцем комнате появилась тень: кто-то отвешивал ему низкий поклон. Подняв голову, он не сдержал радостного восклицания: «Ах! Сам Сабуро! Ты появился как нельзя вовремя!» – «Милостивый государь, с трепетом и почтением: ваш Сабуро прибыл доложить по поводу событий на Бусю Тамагаве (на реке Тамагаве в провинции Бусю)». Ясухару бегло осмотрел своего отца. Осведомленный обо всем, что случилось в его отсутствие, сам тайный свидетель подвига Сукэсигэ, усмирившего Оникагэ, он подождал, пока его пожилой отец выскажется по поводу своих страхов, чтобы потом попросить у него совета. Из всех своих сыновей Сёгэн самую большую привязанность питал к этому своему чаду и совсем его не опасался. Зверских черт в лице и комплекции Сабуро Ясухару проступало мало, как и грубой силы, дикого характера, что делало его малопригодным для начинаний и обеспечения процветания его отца. Ясукуни отличался недалекостью ума и трусоватостью. Ясуцугу выделялся еще и жадностью с тщеславием. Этого парня нельзя было назвать разиней или робким человеком, как и за его отцом, не замечалось за ним и порядочности. Старшие два сына родились от одной матери. Этого парнишку Сёгэн прижил от деревенской девки по имени О-Набэ (Кастрюля для тушения блюд). Ясукуни и Ясуцугу делали вид, будто претендуют на положение самураев. А этот паренек мало чем превосходил в честолюбивых планах возглавляемых им якунинов. Для Сёгэна и Акихидэ он служил исполнителем любых исключительно подлых поручений. В этом и состояла радость от лицезрения данного много обещающего отростка семейного дерева.

Сёгэн рассказал ему о том, как обстояли дела. «Акихидэ и Наоканэ находятся за пределами Камакуры. Если все это сделать достоянием общественности, потребуется обо всем сообщить Сицудзи Норизанэ. Об этом даже речи быть не может. Для Сёгэна открытый вызов такому человеку не только послужил бы причиной переполоха, если вспомнить об известных трениях самого Огури с домами Сатакэ: за победу придется заплатить большим кровопролитием». Ясухару смотрел на него и практически полностью с ним соглашался. Он сказал: «Существует один способ, причем весьма простой. Отравить его». Свет надежды мелькнул в глазах Сёгэна, причем в глазах вопрошающих: «Отравить его, – повторил Сабуро. – Подсыпать в сакэ намбан-доку, [42] и делу конец. Если эти ребята не умрут от отравы сразу, тогда в течение суток наступит паралич. Беспомощных их можно будет связать, отрубить головы и получить огромную награду от принца Мотиудзи». Сёгэн радостно захлопал в ладоши. «Домо! Сабуро, а ведь твоя мать говорила чистую правду, когда утверждала, что ты мой сын. Какая редкая умственная одаренность, какая стремительная сообразительность!» Сабуро мрачно улыбался. Он продолжал мстить своим старшим братьям. В них он видел препятствия на пути к утолению своих желаний, так как вынашивал точно такие же нежные чувства к Тэрутэ, безнадежные в его положении младшего, поэтому оставалось рассчитывать исключительно на свою собственную замысловатую неразборчивость в средствах. Сёгэн уже размышлял: «Организация этого мероприятия труда не составит. В скором времени поступит приглашение на ответную пирушку. Как только оно поступит, повидайся с Китидзи и Китиро. Подготовь все как следует». На том и завершилась непродолжительная, но важная беседа отца и сына.

Рэй-но Каору наряжалась для наблюдения за тем зрелищем, которое собирался устроить госи Айзу для господ из соседних бэссо – ясики, Ёкоямы Сёгэна и его сыновей. По этому случаю ее вызвали в качестве танцовщицы, в первую очередь, и как красивую женщину, во вторую. Гостям предстоял сложный выбор: надо было определить, в каком из этих двух качеств она выглядела предпочтительнее. На минутку она перешла во внутренние покои, чтобы закрепить кое-что из украшений. Через штукатурную перегородку там ее слуха достигли голоса. Один из голосов принадлежал Ёкояме Сабуро, которого она ненавидела за его преследования. Осознание того, что он отсутствовал в Камакуре, служило большим облегчением. Речь касалась как раз госи Айзу. Девушка сразу же приставила ухо к тонкой стене. Говорил Сабуро: «Этот человек только притворяется госи Айзу. Этот малый – не кто иной, как Огури Сукэсигэ. Остальные – его самураи. То, что попытка открыто его схватить опасна, вполне очевидно. К тому же вы не захотите, чтобы наш дом послужил местом вооруженной схватки. Если вы выполните полученное распоряжение, то не только получите прямую выгоду, но и о вас благосклонно упомянут в донесении градоначальнику Наоканэ. Кроме того, ваш долг в качестве кэраи вашего клана состоит в беспрекословном выполнении данного указания. Никакого риска вам на себя брать не требуется. В наличии запасено противоядие к этой отраве: умэбоси (засоленные кусочки сливы), протертые в однородную массу со свежей кровью жабы или лягушки. При приеме внутрь эта масса вызывает рвоту, и после очистки организма вреда здоровью никакого не причиняется». Китидзи высказал сомнение: «Распоряжению нашего господина надо подчиняться. Но как избежать поражения всех остальных участников этого дела?» – «Все тщательно продумано, – ответил Сабуро. – В попойке с владыкой Огури никто принимать участия не будет, кроме моего отца, невосприимчивого к этому зелью на тот случай, если возможности избежать его употребления не представится. Все участники пира уже набрались сакэ, и ясность рассудка у них уже помутилась. Никто не заметит, что рото подали один напиток, а всем остальным – другой. Сигналом для угощения отравой послужит появление Каору в танце. Действовать предстоит весьма энергично». – «С почтением ваше распоряжение выслушал и уяснил». Это уже сказал Китиро. Послышалось шуршание, звук сдвинутой в сторону сёдзи, и мужчины покинули комнату.

Какое-то время девушка не могла пошевелиться, скованная ужасом. Все в этом подлом замысле вызывало в ней протест, предложивший его мужчина в том числе. Через мгновение она уже сидела и составляла письмо с предупреждением. Она плотно сложила свиток, чтобы он выглядел как можно меньше. Тут ее посетила справедливая мысль: а как его передать? Времени оставалось в обрез, а пир шел своим чередом. Со всех сторон за происходящим велось пристальное наблюдение, и любого человека с посланием тут же остановят и подвергнут допросу. Предупреждать Тэрутэ было бесполезно. На такой ужин в месте для развлечений приглашать такую деву считалось неуместным. Ее там быть не должно. Оставалось рассчитывать только на себя. Она заканчивала наряжаться, напряженно обдумывая, что предпринять. Сделав вид, будто получила вызов, она вышла в коридор и там лицом к лицу столкнулась с братьями Томимаруя. Они как раз несли сакэ в виде некоего особого угощения. Увидев Каору, Китидзи выразил слабое удивление. «Наша таю поторопилась. Разве Каору уже вызвали?» – «Мальчик-паж данна (господина) уже пришел. Гости требуют меня на танец. И Сабуро-доно отдал по этому поводу свое распоряжение». – «В таком случае иди за нами», – пробурчал Китидзи. Оба брата чересчур сосредоточились на своей опасной игре и не обратили внимания на это обстоятельство. К тому же никто не знал всего коварного замысла лучше Сабуро-доно.