Предания о самураях - Бенневиль Джеймс С.. Страница 43

Когда они вошли в залу, пир был в самом разгаре. Понятно, что сакэ шло по кругу без остановки и уже мало кто заботился о бдительности. Братья Томимаруя простерлись перед Сёгэном и Сукэсигэ, сидящими на почетных местах во главе компании. «Просим принять вот это сакэ, то есть авамори из Акунэ. [43] Такой напиток достоин величайших из гостей. Пусть даже если не очень-то понравится, все-таки снизойдите до того, чтобы испить этого вина». Налив сакэ в чашку, Китидзи уверенно поднес ее к губам и выпил первым, как бы подтверждая его высокое качество. Потом этого вина налили Сукэсигэ и Сёгэну. Как только Сукэсигэ взял чашку в руку, вперед вышла Каору. «Покорнейше прошу, милостивый государь, отставить это вино в сторону. Сначала полюбуйтесь танцем, а потом наступит очередь вашего вина. Удостойте благожелательным вниманием мидзу-но куруму (водную телегу)». Она открыла свой веер и приняла позу для танца. Сукэсигэ опустил свою чашку. Сёгэн нахмурился и, воспользовавшись моментом, пока внимание всех переключилось на Каору, вылил содержимое своей чашки на пол рядом с собой. Танцевала Каору просто божественно. Потом она запела:

Воды той самой Тамагавы

Сегодня в Японии много рек с названием Тамагава (Бриллиантовая река), но только одна из них считается знаменитой или, точнее, скандально известной. Так, великий проповедник IX века Кобо Даиси написал поэму, в которой призвал путников не пить отравленную воду Тамагавы в местечке Коясан на территории провинции Кии. Сукэсигэ сразу же догадался, что речь идет об опасности для него. Понятно, что ему подали отравленное вино. Он взглянул на чашку Сёгэна. Она стояла пустой. Если бы в ней находилась отрава, ее никто не тронул бы. Медленно он снова потянулся за своей чашкой. Как только он это сделал, якобы неловким движением своего длинного рукава Каору взмахнула слишком близко и выбила чашку из его руки. Вино вылилось на татами прямо перед Сукэсигэ. Смутившись, танцовщица опустилась у его ног. «Не надо! – запротестовал Сукэсигэ. – Это получилось случайно. Пусть распечатают другой кувшин». Он подался вперед, как будто собирался поднять распростертую перед ним девушку. Как только он до нее дотронулся, Каору сунула ему в руку свое письмо. Смутившись от своей неловкости, она сделала попытку уйти, но Сукэсигэ снова потребовал вина. У него не возникло ни малейшего подозрения по поводу того, что какой-то заговор затеяли против него. Китиро появился со второй емкостью ценного сакэ. Только он не обладал ни храбростью, ни уверенностью в себе, отличавших Китидзи; прежде всего, он не верил Ёкояме Сабуро и в эффективность его противоядия. По его бледному лицу было понятно, что он нес отравленное вино. Последний подал Сёгэну наполненную чашку. Сёгэн наклонился к нему с едва уловимой улыбкой и прикоснулся губами к краю поданной ему чашки. «Через минутку ваш Сёгэн снова присоединится к компании». Как бы по нужде он поднялся, чтобы покинуть комнату. Сукэсигэ поклонился и в таком положении вылил вино себе за пазуху. Потом, откидывая назад голову, сделал вид, будто переливает содержимое уже пустой чашки до последней капли в рот.

Когда Сёгэн вернулся, он нашел своего гостя с покрасневшим лицом. Сукэсигэ простонал: «Ах! Что-то со мной не так: грудь как будто налилась свинцом. Мне все труднее дышать. Ий-я! В животе урчит и крутит! Какая боль! Какая боль! Прошу моего господина простить Сукэсигэ за свалившееся на него недомогание! Я сразу же вернусь». Сёгэн заметил: «Очевидное недомогание вашей светлости вызывает большое беспокойство. Такой смельчак, усмиривший знаменитого Оникагэ, не может просто так занедужить от какого-то обеда и небольшой порции сакэ. Скоро все пройдет. Выпейте еще вина». Но Сукэсигэ с вымученной улыбкой извинился, а потом, шатаясь и спотыкаясь, вышел из залы. Обеспокоенный недомоганием своего господина, Хёсукэ составил ему компанию. Они зашли в ближайшую комнату. Сукэсигэ сказал: «Неловкость Каору была совсем не случайной. Вот ее записка. Понятно, что они подали мне отравленное вино». Он развернул переданный ему танцовщицей свиток. Хёсукэ читал через плечо своего господина, и лицо его покрывала бледность. В свитке было написано: «Ёкояма Сабуро вручил братьям Томимаруя намбан-доку, чтобы отравить господина Огури и его рото. Если до захода солнца не принять умэбоси, втертый в свежую кровь лягушки, эта отрава вызывает если не смерть, то паралич. Мой танец служит сигналом к действию злоумышленников. Яд предназначается всем без исключения. Умоляю вашу светлость бежать отсюда без малейшего промедления. Тайна имени и цели поездки Огури раскрыта». – «А как же рото!» – воскликнул Сукэсигэ. Он с тревогой посмотрел на Хёсукэ. Тот мрачно ответил: «С того момента, как Каору начала свой танец, Хёсукэ с братом два раза прикладывались к чашке с сакэ. Сёдзи лакал его со знанием дела, остальные старались от него не отставать. Действие этой отравы пока что не началось. Прошу моего господина вернуться и покончить с этим сборищем прохвостов». Он взялся за рукоятку меча. Сукэсигэ придержал его порыв: «Не сразу! Сначала к Фудзисаве. Сёнин Дзёа должен знать, что делать, как всех спасти. Сюда приближается этот прохвост». Он упал на пол, как будто у него началась агония. Хёсукэ склонился над ним, изобразив тревогу с озабоченностью, а также чтобы понадежнее скрыть свой нарастающий гнев. Преданный каро обратился к Сёгэну: «Что мне делать? Мой господин переживает великие мучения. Его никак нельзя оставлять в таком состоянии». Сёгэн едва скрывал ликование. Удача сама шла ему в руки. Он ее не упустит, если будет во всем слушать коварного Сабуро. «Без промедления отнесите своего господина в палаты Тэрутэ. Такое недомогание проходит само собой. Будем надеяться, что исцелению послужит нежный уход под присмотром его жены. Женщина всегда считалась главным средством лечения недуга в случае перепоя мужчины». И тут он усмехнулся.

На этом пирушка прекратилась. Под руководством Сёгэна рото перенесли бесчувственное тело своего господина через изгородь в покои удивленной и встревоженной Тэрутэ. Лицо Сукэсигэ было багряным. Кое-кто из участников попойки заметно побледнел. Хёсукэ высказал предположение о том, что состояние их здоровья тоже должно вызывать беспокойство. Сёгэн, считавший свою игру доведенной до конца и готовой к заключительному акту, ушел, чтобы распорядиться о последних приготовлениях. Сукэсигэ тут же вскочил и распустил узел, специально сдавливавший его горло. Кровь положенным порядком отлила от лица. Теперь на его лице появилась бледность от охватившего его гнева. «Нам нельзя терять времени. Сукэсигэ, предупрежденный танцовщицей Каору, вылил вино. А вот рото его пили. Надо немедленно отыскать противоядие. Ах! Этот негодяй идет опять. Как любой стервятник, он не может оставить добычу вне поля своего зрения». Он наполовину вынул свое оружие, но из темноты появилась женская фигура. Перед ним простерлась Рэй-но Каору. «Прошу простить меня за мою неловкость. Времени на то, чтобы предупредить об опасности ваших рото, у меня не оставалось. Ёкояма Сабуро принес отраву как раз перед началом моего танца. Но спасаться бегством надо прямо сейчас. Ёкояма собирает своих слуг. В скором времени сюда придут Таро и Дзиро, чтобы отрубить головы тем, кого они считают уже мертвыми. Извольте, мой господин, покинуть этот дом без промедления. Прошу разрешить скромной просительнице Каору сопровождать госпожу Тэрутэ. Вернуться я не могу, разве что за жестокой смертью». Рыдая, она попыталась припасть к ноге Тэрутэ. Госпожа мягко отстранила руку танцовщицы. «Прошу моего господина забрать с собой эту девушку. Сёгэн не нанесет Тэрутэ никакого вреда». Сукэсигэ принял решение: «Уходить должны все вместе, и задерживаться не стоит. Тэрутэ не должна оставаться под одной крышей с убийцей Ацумицу. Мы можем рассчитывать на помощь Сёнина». К рока подвели взнузданного и оседланного Оникагэ. Тут вперед выступили братья Катаока. «С трепетом и почтением: не соизволит наш господин удовлетворить ходатайство?» – «По какому поводу?» – поинтересовался Сукэсигэ. «По поводу разрешения нам провести вооруженное прикрытие вашего отступления от Ёкоямы. Выигрыш в несколько минут значит многое». Сукэсигэ согласился: «Пусть будет по-вашему». Его отряд покинул ясики Ёкоямы через горы, расположенные с тыльной ее стороны. Тэрутэ и Таматэ скакали на могучем коне, который при прикосновении и понукании своего хозяина вел себя покладисто, как котенок. Каору впилась руками в его хвост. Таким образом, громадный конь в сопровождении рото врезался в лес, вскарабкался по крутому склону, где нашел дорогу к спасению в Югёдере Фудзисавы.