Дочь фортуны - Альенде Исабель. Страница 39

После похорон мудреца обнаружилось просто громадное сокровище, потому что за всю свою долгую жизнь помогал жить во здравии и умереть без мучений тысячам и тысячам людей. Офицеры и важные должностные лица правительства проходили рядами чинно и торжественно, писатели декламировали свои лучшие стихотворения, и появлялись наряженные в шелка куртизанки. Предсказатель сам определил благоприятный день для погребения, а художник, выполнявший работы на похоронную тематику, посетил дом покойника, чтобы сделать наброски всего имущества. Обежал всю собственность не торопясь, не снимая мерок и не делая записей. Вместо чего где-то в своих огромных рукавах отмечал что-то ногтем на восковой дощечке. Затем набросал на бумаге миниатюрный проект дома, со всеми комнатами и мебелью, прибавил туда же и любимые предметы покойника, чтобы все это сжечь вместе с пачкой бумажных денег. В другом мире человеку не должно не хватать того, что ему принадлежало в этом. Гроб, огромный и украшенный, точно императорская повозка, пронесли по городским проспектам между двумя рядами солдат в парадной униформе, которых предваряли наряженные в сияющие цвета всадники и группа музыкантов, несущих такие музыкальные инструменты, как цимбалы, барабаны, флейты, колокольчики, металлические треугольники и несколько видов струнных инструментов. Шум и гам оказались просто невыносимыми, как, впрочем, и подобало важному статусу этого покойника. В могиле лежали вповалку цветы, одежда и еда; зажигали свечи и фимиам и, наконец-то, сожгли деньги, а также нарисованную на бумаге кучу предметов. Древняя деревянная, покрытая золотом, табличка с выписанным на ней именем учителя располагалась над могилой, чтобы не создавать духу никаких препятствий, в то время как тело предавали земле. Перенять табличку надлежало старшему сыну, затем поместить ее в собственном домашнем очаге на почетном месте рядом с представителями других своих предков по мужской линии, но у доктора не было того, кто бы выполнил подобную обязанность. Тао Чьен был всего лишь слугой, и предложить в этом случае свою помощь было бы грубейшим нарушением всего церемониала. Молодой человек пребывал истинно потрясенным, ведь в толпе оказался единственным, чьи слезы и стенания выражали подлинную боль, хотя и древняя табличка осталась в руках далекого племянника, у которого появился моральный долг принести подношения и молиться перед ними каждые пятнадцать дней, а также чтить годовщину.

Единожды осуществив торжественные похоронные обряды, кредиторы, точно шакалы, напали на имущество учителя. Осквернили священные тексты и лабораторию, перевернули мате, погубили заготовки лекарственных растений, порвали в клочья старательно сочиненные стихотворения, вынесли мебель и предметы искусства, вытоптали прекраснейший сад и в конец расправились с древним особняком. Немного ранее Тао Чьен припрятал золотые иголки для иглотерапии, ящик с медицинскими инструментами и кое-какие необходимые средства, ведь последние три года от основных денег удавалось понемногу откладывать, когда наставник стал мало-помалу поддаваться старческому слабоумию. Намерением молодого человека было не ограбить почтенного «чжун и», а лишь потратить эти деньги на его же пропитание, потому что видел продолжающийся рост долга и боялся за будущее. В воздухе запахло было самоубийством, но Тао Чьен оказался обладателем совершенно неожиданных средств. Владение подобным состоянием могло бы стоить ему головы. Ведь это считалось чуть ли не главным преступлением как среди низших, так и высших слоев общества, однако ж, сам был уверен, что о данном деле никто не узнает, за исключением духа покойника, который без сомнения одобрил бы действия молодого человека. И разве наставник не предпочел бы вместо оплаты всего лишь одного из многочисленных долгов кровожадным заимодавцам наградить своего верного слугу и ученика? Вот с этим скромным сокровищем и комплектом чистой одежды Тао Чьен и сбежал из города. И ему в голову мгновенно пришла идея вернуться в свою родную деревню, однако подобную мысль пришлось тотчас отвергнуть. Для своей семьи этот юноша навсегда останется Четвертым сыном и будет должен проявлять покорность и послушание всем старшим братьям. Ему придется работать на остальных членов своей семьи, принять супругу, которую выберут, и смириться с нищетой. Молодого человека туда не звало ничто, даже и сыновние обязанности, которые выпали на долю его старших братьев. Нужно было лишь уйти далеко, где бы никак не достигла длинная рука китайского правосудия. На ту пору юноше стукнуло только двадцать лет, и не хватало одного года, чтобы подошло к концу десятилетнее рабство, ведь сейчас любой из заимодавцев мог спокойно обжаловать свое право до наступления указанного возраста распоряжаться им, точно рабом.

Тао Чьен

Тао Чьен взял довольно запутанный курс в Гонконг, вознамериваясь заново начать собственную жизнь. Теперь молодой человек был настоящим «чжун и», обученный традиционной китайской медицине лучшим наставником в городе Кантон. И должен был вечно благодарить духов его почтенных предков, которым удалось привести в порядок карму этого юноши таким славным способом. Первым делом, как сам решил, нужно было сойтись с женщиной, ведь уже давно минул тот возраст, в котором пристало жениться, вдобавок не особо и привлекала холостяцкая жизнь. Знак непритворной бедности – именно так в обществе относились к факту отсутствия супруги. Поэтому лелеял и вынашивал идею сойтись с миловидной молодой девушкой и непременно с красивыми ногами. Ее «золотистый ирис» не должен быть более трех или четырех дюймов (25,4 мм.) в длину, а на ощупь полагалось быть пухлым и нежным, точно дитя нескольких месяцев от роду. В юной особе его очаровывала походка последней своими лилипутскими ножками, что передвигались очень краткими и шаткими шагами, словно готовые вот-вот подкоситься и уронить их обладательницу, выступающие назад бедра и колыхающиеся точно тростник на берегу водоема в саду покойного наставника. Ненавидел огромные ноги, мышечные по фактуре и холодные на ощупь, каковые были у местных крестьянок. В своей деревне издалека видел несколько ослепительных девушек, настоящую гордость их семей. Таких, без всякого сомнения, могли удачно взять замуж. Но, лишь связавшись с проститутками из города Кантон, получил на руки пару и тех так называемых «золотистых ирисов» и мог восхищаться небольшими вышитыми тапочками, которые всегда их и прикрывали, ведь год за годом разрушающиеся кости выделяли дурно пахнущее вещество. Притронувшись к ним, понял, что изящество человека оказалось плодом постоянной боли, что придавало ногам еще больше ценности. Затем своим чередом появились и книги, посвященные описанию женских ног, которые и собирал при своей жизни его наставник. Все оказалось разделенным на пять видов и восемнадцать различных стилей так называемых «золотистых ирисов». Женщина вдобавок должна быть очень молодой, ведь красота – вещь не долгоиграющая; как правило, проявляется около двенадцати лет и оканчивается, лишь только юному созданию исполняется двадцать. Подобным образом учитель все это и объяснял. Недаром самые знаменитые героини китайской литературы умирали, достигнув пика своей высшей прелести; счастливицы еще те, которым удавалось исчезнуть из жизни, прежде чем то сделает с ними возраст и могли словно воскреснуть в самом рассвете своей непринужденности. К тому же, были и причины прагматические, по которым предпочитали девушку на выданье: она бы родила сыновей, настоящих мужчин, и было бы гораздо легче обуздать характер женщины, чтобы превратить последнюю в истинно послушную супругу. Ничего нет неприятнее визгливой женщины, видел уже несколько таковых, которые плевались и давали пощечины своим мужьям и детям, и даже на улице на глазах у соседей поступали схожим образом. Такое оскорбление, полученное от рук женщины, хуже всего остального подрывало авторитет мужчины. В запутанной дороге, что медленно вела молодого человека целых девяносто миль от Кантона до Гонконга, Тао Чьен все мечтал об этой девушке, удовольствии и детях, которых бы та ему родила. Снова и снова пересчитывал деньги в своем кошельке, будто с помощью подобной повторяющейся операции мог увеличить их количество, но со временем стало ясно, что о супруге с нужными качествами можно и не мечтать. Тем не менее, в какой бы крайней нужде он ни находился, все же не помышлял довольствоваться меньшим и провести остаток жизни рядом с супругой, обладающей громадными ногами и суровым нравом.