Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - Бадигин Константин Сергеевич. Страница 49

— Далече ли острова эти? — вдруг послышался из темного угла старческий, слабый голос.

Мореход обернулся. Под большой иконой, на тяжелой скамье, смиренно сидел древний инок.

— Кто ты, старче? — помедлил с ответом Амосов. — Откуда ты?

— Святого Валаамского монастыря инок, — тихо ответил старец. — Много грешен перед богом. Тщусь грехи замолить… Любы мне речи твои о тех островах. Хочу я…

— Немощен ты, старче, слаб, — глядя на изможденное, худое лицо инока, ответил мореход, — выдержишь ли?

Опираясь на посох, инок поднялся со скамьи и, приблизившись к столу, в упор взглянул на Амосова.

— Ты помнишь меня, Труфане?..

Серые, холодные, как сталь, глаза заставили вздрогнуть морехода, молнией пронеслись воспоминания.

— Княже, господине мой! — вырвалось само собой, неожиданно. — Жив, не убиен?

— Молчи, Труфане, нет больше князя! Инок Савватий перед тобой. — Старец опустил глаза и замолк.

Перед Труфаном Федоровичем встала картина боя с немецкими рыцарями у пригородов Пскова. Он видел, как на князя, скакавшего впереди, навалились рыцари, окружили его. Бросившиеся на выручку новгородцы не смогли пробиться. Мелькнул на мгновение позолоченный шлем. Тяжело сек вражеские головы русский меч в руках князя… Пронзительно заржав, вороной с подпалинами княжеский конь вынес хозяина из битвы. Тяжелое тело князя рухнуло наземь и, застряв в стременах, поволоклось по напитавшейся кровью земле; голова мертво подпрыгивала по кочкам… Скоро полвека минуло, а свежа в памяти старого морехода кровь, пролитая за русскую землю— Бог спас. Выходили добрые люди, — словно читая мысли Амосова, прошептал старик. — Теперь богу служу, схиму принял.

— Помнишь, княже, как рубились вместе…

— Молчи, не буду слушать… всё забыл.

Мореходу показалось, что редкая бородка старца дрогнула.

— А на островах Соловецких быть монастырю! Попрошу игумена отпустить на подвиг… Скит построю.

Труфан Федорович вынул из дорожного мешка небольшую шкатулку, украшенную резьбой, и. взял оттуда горсть драгоценных камней:

— Прими, отче, на монастырь. Верю, в хорошие руки даю. Проси отца игумена, пусть благословит, мою просьбу передай. Монастырю на Соловках не бедствовать, Амосовы не забудут.

Инок низко поклонился мореходу и вернулся на лавку под образами.

Егорий не спускал с Амосова глаз.

— Дедушка, — шепотом сказал мальчик, — а в море, ежели свей на нашу лодью нападут, что тогда?

— Биться будем, Егорушка.

— И я тоже биться буду.

Амосов внимательно посмотрел на мальчика:

— Зачем спрашиваешь, Егорушка, боязно тебе?

— А я… чтобы не забыли на меня доспехи взять.

— Возьмем на тебя доспехи, Егорий, — строго сказал Амосов. — Раз на море пошел… не торопись, успеешь всего наглядеться.

Утром, проснувшись, Амосов увидел, что место, где сидел инок, пустовало.

— Инок Савзатий уже час как ушел, — пояснил келейник, заметив недоумевающий взгляд морехода. — Велел тебе поклон передать, сказать, чтобы не беспокоился, все будет, как задумал.

С вечерней водой Амосов отправился в море на маленькой монастырской лодейке. Путь теперь лежал к устью Двины и дальше в Холмогоры.

* * *

Солнышко, пробиваясь светлыми лучами через слюдяные окошечки, освещало просторное село. Здесь все было сделано из темного дуба, все казалось простым и крепким.

Две постели по стенам, большой стол, резной поставец, икона в углу, две тяжелые скамьи, полка с книгами.

У каменной печурки, пылавшей жарким огнем, сгорбившись, неподвижно сидел седой старик. Он задумался, на коленях у него лежала раскрытая книга. Густые брови, словно два белых медведя, сошлись у переносья.

У ног старика, на большой волчьей шкуре, свернулся комочком Егорка и, посапывая, крепко спал.

Скоро неделя, как прибыл Труфан Федорович с Двины в свое становище на Новой. Земле. Везде ему сопутствовала удача: тридцать две заморские лодьи удалось найти в Холмогорах и в становищах по Белому морю. Лодьи были сделаны отличными мастерами и пригодны к большому плаванию. На ильинскую неделю все суда соберутся в обширное становище за Святым Носом с грузом воска, звериных шкур, моржовой кости и мягкой рухляди.^[57] Из них двадцать самых больших лодей Амосов взял под хлеб, закупив его в Холмогорах.

Сейчас он дожидался на своей лодье «Шелонь» внуков Ивана и Федора, зимовавших в устье Оби. Мореходы должны были вернуться с драгоценным грузом на второй Амосовой лодье — «Онего».

Становище в Кармакулах, стоящее на берегу удобной, глубокой губы, издревле принадлежало роду купцов Амосовых. За последние несколько лет оно обросло новыми строениями, вместительными амбарами.

Внук Труфана Федоровича, Иван Олегович, приняв из рук стареющего деда его богатые промыслы и добротные морские корабли, взялся с большой охотой умножать достатки.

Помощниками Ивану во всех делах был младший брат Федор и кормщик Варфоломей, старинный друг и приятель Труфана Федоровича.

Утром кормщик Варфоломей сказывал, что промышленники видели с высокого мыса большую лодью о трех мачтах и признали ее за амосовскую. С часу на час Амосов ждал внуков.

И вот старик очнулся: он услышал приветственные крики и беготню на палубе. Еще миг — и большое тело лодьи чуть содрогнулось. Это вернулось долгожданное судно и, приставая к борту лодьи, слегка толкнуло ее.

«Экий молодец Иван! — подумал старик. — Славный мореход! Пристает так ладно, что и не заметишь».

Опять послышались громкие радостные голоса, шаги по палубе. Старик выпрямился, глубокие морщины расправились.

Вошел высокий, под стать старику, широкоплечий мужчина. Простое, открытое лицо сияло неподдельной радостью.

Войдя, он заполнил собой всю каюту. Старик поднялся навстречу и ждал, пока пришедший крестил лоб перед образом.

Потом младший мореход низко поклонился старшему:

— Деду! Труфан Федорович!

Труфан, обняв внука, посадил его подле себя.

— С удачей ли, Иван, все ли ладно, здоров ли Федор? — ласково спрашивал старик.

— Все ладно, Труфан Федорович. Всё сделали. И Федор здоров. Две сотни сороков соболиных да пятьсот беличьих — не с пустыми руками. Да кости моржовой отборной триста пуд. И югра довольная — весь товар ихние купцы на берегу оставили. На тот год на обмен топоров да ножей больше брать надо. Князек–то ихний тебе кланяться велел. Лучшего соболя десять сороков. Как один зверьки, залюбуешься!

— Его Егорием звать, — показал Амосов на проснувшегося мальчика, — наш, новгородский. Взял я его с собой. Матери обещал морехода из него сделать. Смелый мужичок!

— Ну что ж. нашего полку прибыло, значит! — весело отозвался Иван. — Пусть привыкает — места хватит… Мы потом с тобой, Егорий, дела обговорим. Ладно, што ль?

— Ладно, — серьезно ответил мальчик. — Я обожду.

— Федор, а Федор! — крикнул Иван. — Куда задевался? Подь сюда с соболями, пусть дед посмотрит.

Вошел Федор с большим тюком — в горнице стало тесно. Обняв младшего внука, Труфан Федорович долго не мог на него наглядеться.

Вскрыв аккуратно тюк, Иван Олегович вытащил несколько шкурок.

— Ну–ка, смотри, Труфан Федорович! Твое слово…

Старик внимательно разглядывал смолисто–черную небольшую шкурку. Его рука любовно гладила пышный густой мех.

— На тысячу один такой зверек попадается. Этому соболю цены нет! Царский зверек! Старик помолчал.

— Остатний товар где?

— Всё в лодью взяли. Моржовую кость на низ. Тяжелое внизу — на море способнее да и рухлядь от воды сохраннее.

Старик Амосов слушал, не перебивая, и только одобрительно качал головой.

— По приметам–то способные ветры должны на утрие пасть, — после раздумья заметил он. — Завтра и в поход идем. Поди распорядись, дружине вготове быть. Доспехи ратные у всех ли есть?

Мельком взглянув на Егорку, он поймал его умоляющий взгляд.

— Иване, — сказал он внуку, — малого снарядить надо… Сходи с Иваном, Егорушка, выбери себе по силам секиру али копье. К Варфоломею сходи — он доспехи бережет… И шелом пусть даст Варфоломей, — добавил он смеясь. — Воин хоть куда будешь!