Хроники Потусторонья: Проект (СИ) - Хомутинников Юлиан "sirrum". Страница 63

Проклятье, подумал я. Это уже ни в какие ворота. Эх, Герман Сергеич! Признай: ты слажал. И весьма неуклюже попытался исправить ситуацию. А ещё психолог, ха-ха. Но что ж теперь, догонять мне её, что ли?! Ну уж нет. В конце концов, я всё ещё командир. Кроме того…

— Валя, — позвал я Мастера Иллюзий таким тоном, от которого ему должно было стать не по себе. — Валя, твоё Создание ведёт себя кое-как. Она — член команды и Воин Радуги, и если она сама не в состоянии понять всей щекотливости ситуации, то я попросил бы тебя…

Тут Валентин посмотрел на меня совершенно невозмутимым взглядом и выдал следующее:

— Поступив так, вы распишитесь в собственной некомпетентности, как командира. Я, конечно, могу поговорить с Шанталь, но, зная её характер, ни к чему хорошему это не приведёт. Поэтому мой вам совет: помиритесь с ней. Смирите хоть раз свою гордость и помиритесь. Вам это ничего не стоит, а ей станет легче. Она ведь сейчас переживает, очень переживает, но никогда и ни за что в этом не признается. Такой уж у неё характер.

Я подобрал упавшую на пол челюсть. Слов у меня не нашлось. Неопределённо махнув рукой, я вышел из Кабинета, провожаемый насмешливым Кошачьим взглядом.

«Она на крыльце», шепнул в моей голове вездесущий Мо. Я только фыркнул в ответ.

Вскоре Коридор Тысячи Свечей закончился (какой-то он тут непостоянный, мелькнула мысль, то длиннее, то короче), и я вышел в прихожую. Голем Соломон приветствовал меня поясным поклоном. Я кивнул ему и вышел из Дома Мо.

Здесь был день — настолько яркий и солнечный, что в первый момент я даже зажмурился. А когда мне наконец удалось привыкнуть к этому обилию света, я увидел, что она стоит на крыльце спиной ко мне и курит.

Дымок её сигарет пах ментолом. Вот пакость, подумал я.

— Шанталь…

— Ну, и что вам от меня надо? — она резко развернулась и теперь смотрела на меня с нескрываемым презрением: — Пришли побурчать на тему того, какой вы великий командир, и как я, такая-сякая, посмела обратиться к вам неподобающе?

Я вздохнул. Она прямо как Маринка, когда злится. Палец в рот не клади.

— Ну что же вы? Скажите хоть слово, господин Кастальский! Или ваш запас красноречия на сегодня иссяк? Скажите, не бойтесь. Я вас не укушу.

Я снова вздохнул. А потом отвесил ей пощёчину — слабенькую, чтобы сбить спесь.

Она вспыхнула, губы задрожали, на сверкающие яростью глаза навернулись слёзы.

— Да как… Вы… Ты…

И тогда я просто обнял её. Крепко — потому что она сразу же попыталась вырваться. Обнял и заговорил:

— Послушай меня, дочка. Последней женщиной, с которой я общался, была моя покойная жена. Это было сегодня ночью, в кошмаре, который я никогда не забуду. У меня никогда не было детей. Единственный сын умер, едва родившись, сразу после своей матери. Я был женат трижды, но только недавно понял, что никогда толком не умел любить. Понимаешь, я ведь не человек. Я Дух. У нас другие понятия, другие смыслы привычных людям эмоций. Даже наша любовь — совсем не та, что у людей. А ты, дочка, ближе к людям, чем к Духам, потому что тебя создал твой Валя. Вы… Все вы для меня — как родные дети. И я часто думаю о том, что вам не очень-то со мной повезло. Я плохой отец, плохой начальник, плохой командир. Я пытался стереть эту границу между нами, попросив вас не соблюдать субординацию. Но… Порой мой дурной характер лезет наружу. Дурной характер, передавшийся от старого Духа искусственному человеку. Не держи на меня зла, дочка. Я не хотел тебя обидеть. Ты придумала хорошее название для нашей машины. Ты ведь понимаешь, как важно имя. Для Духов обретение имени — это самое важное, что только может случиться в жизни. Знаешь, я помню, как Первый дал мне это имя — Гермес. Это было… невыразимо. Самый торжественный момент в жизни. Я больше не был просто Вторым, я обрёл свою первую сущность, первое лицо. Ведь изначально у Духов нет лиц… Мы безлики и бестелесны, как Искажённый… Мы не умеем воспитывать детей так, как это делают люди. Мы умеем только обучать себе подобных так, как когда-то обучили нас, по одному и тому же Кодексу Радуги. Я просто хотел, чтобы вы оставались людьми, я не хотел сделать из вас обычных Духов. Но я слишком плохой воспитатель. Не держи на меня зла, дочка. Помни о том, что идёт Война. Скоро мы встанем плечом к плечу, быть может, в самой последней битве. Нам нельзя ссориться. Мы должны быть если не друзьями, то хотя бы союзниками. Хорошо? А теперь я отпущу тебя.

С этими словами я разжал руки и выпустил Шанталь из своих объятий…  и сразу же, моментально получил звонкую пощёчину!

Я смотрел на неё обалдело, а она улыбалась.

— Вот теперь мы в расчёте, Лорд-Командующий. Вот теперь, Герман Сергеич, я вас, так и быть, прощу. Не думайте, я не какая-нибудь дура. Я прекрасно понимаю и то, кто вы есть, и то, какой вы, и то, что идёт Война, в которой мы — союзники. Я дам вам совет, как союзнику: не обижайте женщин. Даже если, нет — тем более, если они находятся у вас в подчинении.

Щека гудела. А у этой девчонки тяжёлая рука, подумал я с улыбкой. И она, без сомнения, умна.

— Спасибо за совет, Шанталь. Я запомню его.

— Вот и славно. Ну что? Выкурим сигарету мира? — весело спросила девушка. Я улыбнулся — немного натянуто:

— А что, неплохая идея.

Так мы стояли и курили эту её ментоловую сигарету по очереди (Шанталь настояла). Великая Радуга! Какая же гадость эти ментоловые сигареты! Хорошо хоть быстро сгорают.

Докурив, я затушил окурок в невесть откуда взявшейся железной пепельнице, стоявшей на перилах крыльца.

— Ну что, мадемуазель? Надо нам звать остальных, да ехать уже в Пушкино. А то время-то идёт. Идём?

— Сходите вы, Герман Сергеич. Я хочу ещё покурить и подумать… о своём, о девичьем.

Я хмыкнул и, не сказав ни слова, зашёл обратно в Дом.

…

Глава 14.

Не успела наша «Бригантина» выйти на Ярославское шоссе, как увязла в вялотекущей пробке. Учитывая габариты автобуса, лавировать было проблематично, так что оставалось только отдаться на волю «течения» и ждать, пока затор рассосётся.

Солнечное утро сменилось хмурым дождливым днём, и я вполне разделял его настроение. Предчувствие у меня было нехорошее. Я думал о Пятом Претенденте — Дмитрии Арефьеве, и эти думы меня не радовали.

Может, он и художник, думал я, да только Претендент ли? Валя тогда сказал, что мне стоит на него взглянуть. Потом это повторила Шанталь, а потом, кажется, Мо. Но одно дело «взглянуть», и совсем другое — выбрать Претендентом в Воины Радуги.

Художник — это почти наверняка Мастер Иллюзий, как Валя. А зачем мне, если подумать, второй Мастер Иллюзий? Кроме того, что такое Мастер Иллюзий? На начальной стадии (а эти двое пока что находятся в самом начале своего развития) Мастер Иллюзий — не более, чем средненький оммёдзи с Созданием-фамилиаром. Это всё равно, что взять в Воины Радуги Ловчих — «санитаров Ада»; тем более, Ловчие используют ту же силу — Силу Иллюзий.