Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 102

– По крайней мере, уведите отсюда Изабеллу, эту новую Елену Троянскую, иначе ее, чего доброго, заденет шальная пуля!

Сочтя этот совет благоразумным, герцог направился к Изабелле, которая вместе с Чикитой спряталась за дубовым шкафом. Схватив девушку за руку, он потащил ее за собой, несмотря на то, что Изабелла отчаянно отбивалась, цепляясь за резные выступы стенных панелей и углы мебели. Отважная девушка предпочитала остаться на поле сражения, где пули и клинки угрожали ее жизни, лишь бы не оказаться в стороне от схватки, да еще и наедине с герцогом.

– Отпустите меня, негодяй! – отчаянно закричала Изабелла, хватаясь за раму двери и напрягая остатки сил, чтобы вырваться: она всем сердцем чувствовала, что Сигоньяк совсем близко.

Наконец герцогу удалось приоткрыть дверь в соседний покой. Он попытался втолкнуть туда девушку, но та внезапно выскользнула из его объятий и бросилась к окну. На полпути де Валломбрезу удалось ее догнать. Подхватив Изабеллу на руки, он понес ее вглубь покоя.

– Спасите! Спасите меня! Сигоньяк!!! – простонала она в полном отчаянии.

Послышался треск ломающихся веток, и звучный голос, словно исходящий с неба, выкрикнул: «Я здесь, Изабелла!» Затем черная тень вихрем пронеслась мимо головорезов, а когда одновременно грянули четыре пистолетных выстрела, она была уже посреди комнаты. Облако порохового дыма на несколько мгновений застлало все вокруг, но как только дымовая завеса рассеялась, головорезы обнаружили, что Сигоньяк, то есть капитан Фракасс – под этим именем он был им известен, – стоит со шпагой в руке, целый и невредимый. Колесцовые замки пистолетов сработали недостаточно быстро, и все пули ушли мимо цели, лишь одна срезала перо на шляпе барона.

Тем временем Изабелла и де Валломбрез исчезли. Воспользовавшись суматохой, герцог унес свою полубесчувственную добычу, захлопнул за собой тяжелую дверь и задвинул засов. Теперь сам он был в безопасности, а защитнику девушки предстояло в одиночку разделаться с целой шайкой. К счастью, Чикита, гибкая и проворная, как ящерица, успела проскользнуть вслед за герцогом, который среди общей неразберихи и грохота пальбы не обратил на нее внимания. Оказавшись за дверью, девочка юркнула в самый темный угол обширного покоя, слабо освещенного масляной лампой, и затаилась.

– Негодяи, где Изабелла? – взревел Сигоньяк, обнаружив, что девушки нет в комнате. – Я только что слышал ее голос!

– Вы не поручали нам ее охранять, месье, – невозмутимо ответил Малартик. – Сами посудите – ну какие из нас дуэньи?

С этими словами он сделал быстрый выпад, но барон с легкостью его отразил. Малартик был серьезным противником – он считался самым опытным фехтовальщиком в Париже после Лампура, но устоять в единоборстве с Сигоньяком было ему не под силу.

– Держите под прицелом окно, пока я управлюсь с этим парнем! – продолжая работать шпагой, крикнул он Кольруле, Бренгенарилю и Тордгелю, которые в это время торопливо перезаряжали заряжали пистолеты.

В тот же миг еще одна фигура обрушилась с подоконника в комнату, круша ветки. Это был Скапен, которому не в новинку было штурмовать высоты и совершать головоломные прыжки, ведь на своем веку он успел побывать не только актером, но и солдатом, и цирковым гимнастом. Мгновенно оценив обстановку и убедившись, что головорезы все еще вколачивают пули в стволы и сыплют порох на полки, а их шпаги, поскольку руки у всех заняты, лежат рядом, Скапен воспользовался секундным замешательством противника, молниеносно подобрал шпаги и вышвырнул их в окно. Затем он бросился на Бренгенариля, железной хваткой обхватил его за талию и, прикрываясь им как щитом, двинулся навстречу пистолетным дулам.

– Не стреляйте, парни, во имя всех чертей преисподней – не стреляйте! – вопил Бренгенариль, задыхаясь в объятиях Скапена. – Вы продырявите мне голову или брюхо! А каково помирать от дружеской руки, вы подумали?

Чтобы Тордгель и Кольруле не подобрались к нему с тыла, Скапен прижался спиной к стене, выставив перед собой свой живой щит, а чтобы помешать головорезам целиться, беспрестанно раскачивал Бренгенариля и переваливал его из стороны в сторону. Тот время от времени касался пола, но сил у него от этого не прибывало, ибо он ни в чем не походил на Антея.

Расчет оказался верным, поскольку Тордгель, недолюбливавший Бренгенариля, да и вообще ни в грош не ставивший человеческую жизнь, тщательно прицелился в голову актера, который был выше ростом, чем его пленник. Грянул выстрел, но Скапен успел пригнуться, для верности слегка приподняв Бренгенариля. Пуля пробила дубовую панель, по пути отхватив ухо головореза, который истошно заорал во всю глотку: «Я убит! Я убит!» – чем подтвердил, что вполне жив.

Не желая дожидаться следующего выстрела и понимая, что пуля, пройдя сквозь тело Бренгенариля, которого могут не пощадить его сообщники, тяжело ранит его самого, Скапен с такой силой швырнул своего пленника в Кольруле, который уже приближался, поднимая пистолет, что тот уронил оружие и рухнул на пол вместе с Бренгенарилем. Кровь, хлеставшая из уха раненого, брызнула в лицо Кольруле и ослепила его. Пока оглушенный падением головорез приходил в себя, Скапен успел ногой отшвырнуть его пистолет под буфет и обнажить кинжал, чтобы достойно встретить Тордгеля, взбешенного неудачей и размахивавшего кривым ножом.

Стремительно пригнувшись, Скапен левой рукой, словно тисками, перехватил запястье Тордгеля, не позволив ему пустить нож в ход, а правой нанес такой удар кинжалом, который уложил бы его противника на месте, не будь на нем куртки из сыромятной буйволовой кожи. Клинок пробил кожу и отклонился в сторону, задев ребро. Рана была пустяковой, но от внезапного удара Тордгель покачнулся и упал на колени, после чего актеру ничего не стоило, рванув руку головореза, уложить его физиономией в пол. Для надежности Скапен добавил еще пару ударов каблуком по голове – и Тордгель окончательно затих.

Тем временем Сигоньяк отражал натиск Малартика с тем хладнокровием, в котором сочетаются большое мужество и безупречное мастерство. Он парировал все выпады бретера и уже ранил его в плечо, о чем свидетельствовало красное пятно на рукаве Малартика. Тот уже понял, что затягивать поединок никак нельзя, иначе он погибнет, и попытался закончить дело, нанеся Сигоньяку прямой удар. Оба клинка столкнулись с такой силой, что посыпались искры, но шпага барона, словно ввинченная в железный брус, не дрогнула и отвела шпагу бретера. Острие проскользнуло у Сигоньяка под мышкой, зацепив ткань камзола, но даже не вспоров ее. Малартик отпрянул и выпрямился, но, прежде чем он успел занять оборонительную позицию, барон выбил у него из рук оружие и, приставив острие своей шпаги к горлу противника, крикнул:

– Сдавайтесь, или вам конец!

В эту критическую минуту еще одна рослая фигура, ломая мелкие ветки, ввалилась через окно на поле брани. Едва увидев трагическое положение Малартика, вновь прибывший внушительно проговорил:

– Дружище, ты можешь без всякого урона для своей чести покориться этому человеку: твоя жизнь на острие его клинка. Ты исполнил свой долг и вправе считать себя военнопленным. – Затем, уже обращаясь к Сигоньяку, он добавил: – Вы можете положиться на его слово. Это человек на свой лад честный, и больше он не станет ничего предпринимать против вас!

Малартик подтвердил эти слова кивком, и барон отвел шпагу. Бретер с видом побитого пса подобрал свою, вернул ее в ножны, молча уселся в кресло и носовым платком перевязал свое плечо, на котором виднелось кровавое пятно.

– А вот этим малым, будь они мертвы или просто покалечены, не мешало бы спокойствия ради связать лапы, как индюкам, которых несут на рынок головами вниз, – добавил Жакмен Лампур (а это был не кто иной, как он). – Эти канальи способны прикинуться мертвыми, чтобы спасти свою шкуру, но при случае могут внезапно воскреснуть и ужалить в пятку!

Вытащив из кармана тонкую веревку, бретер склонился над распростертыми на полу телами и с невероятной ловкостью связал руки и ноги Бренгенарилю, который начал барахтаться, пытаясь воспротивиться, затем Кольруле, который только шипел и сквернословил, а заодно и Тордгелю – тот лежал неподвижно и был иссиня-бледен, словно мертвец.