Железная маска (сборник) - Готье Теофиль. Страница 103

Читателя не должно удивлять присутствие Жакмена Лампура среди тех, кто явился штурмовать твердыню Валломбрезов. Как вы помните, бретер, проникшись глубочайшим почтением к Сигоньяку во время их стычки на Новом мосту, предложил барону свои услуги, и пренебрегать ими в столь сложных и опасных обстоятельствах никак не следовало. Стоит добавить, что в те времена считалось самым обычным делом, когда даже самые закадычные друзья, нанятые противоборствующими сторонами, ни минуты не раздумывая, обнажали шпаги и кинжалы друг против друга.

Вы, конечно, помните, что Ля Рапе, Огастен, Мерендоль, Азолан и Лабриш еще до начала описанной выше схватки переправились в челноке через ров и вышли за пределы замка, чтобы напасть на врагов с тыла. Двигаясь гуськом, они беззвучно поднялись по скату и вскоре добрались до того места, где подрубленное дерево, повисшее надо рвом, послужило мостом и лестницей Сигоньяку и его друзьям.

Вы уже догадались, что вся эта военная экспедиция не могла обойтись и без добряка Тирана. Он в числе первых вызвался помочь барону, ибо высоко ценил его и, не раздумывая, отправился бы вслед за ним даже в ад. А тут речь шла о спасении Изабеллы, любимицы всей труппы, к которой Тиран относился с отцовской нежностью!

Однако до сих пор он не участвовал в боевых действиях – и вовсе не из трусости, ведь отвагой актер мог бы потягаться с любым записным рубакой. Вслед за остальными Тиран также взобрался на дерево, затем уселся верхом на спиленную верхушку, переброшенную через ров, и, подтягиваясь на руках, начал продвигаться вперед, не жалея панталон, которые беспощадно рвала грубая кора. Впереди него полз театральный швейцар, малый решительный и привыкший работать кулаками, отражая натиск толпы. Добравшись до места, где ствол разветвлялся, швейцар схватился за ветку потолще и продолжал карабкаться; когда же до развилки дополз Тиран, телосложением больше похожий на великана Голиафа, что весьма помогало ему на сцене, но совершенно не годилось для того, чтобы скакать, подобно белке, по деревьям, ствол под ним зловеще затрещал. Бросив взгляд вниз, он увидел в тридцати футах внизу черную воду рва. Это зрелище заставило его основательно призадуматься, но для начала он перебрался на более надежный сук, способный выдержать его вес.

«Да уж! – пробормотал он про себя. – Для меня скакать по таким веточкам все равно что слону плясать на паутине. Это занятие для Скапенов и прочих юрких человечков, которым их роли предписывают оставаться худощавыми, а я не обладаю телосложением акробатов и канатных плясунов, ибо привержен к яствам и вину. Если я сейчас пошевелю хотя бы пальцем, чтобы поспешить на помощь барону, который, судя по звукам, доносящимся из окна, в ней нуждается, то неизбежно рухну в эти воды, заросшие ряской, и приму бесславную смерть в зловонной могиле. А вот повернув назад, я вовсе не покрою себя позором. И дело тут не в отсутствии отваги, а в силе тяжести. Даже будь я равен храбростью Ахиллу, Роланду или Сиду, как при весе в двести сорок фунтов усидеть на веточке толщиной в мизинец? Итак, двинемся вспять и поищем другой способ проникнуть в эту крепость, чтобы помочь нашему капитану Фракассу, который, верно, думает сейчас, что я просто струсил, если у него еще есть время, чтобы о чем-то думать».

Закончив этот монолог, который, как и положено внутренней речи, занял всего секунду-другую, Тиран круто развернулся и начал осторожно спускаться. Внезапно до его слуха донеслись негромкие звуки – кто-то, тяжело дыша и царапая кору, карабкался вверх по стволу. Ночь стояла безлунная, тень от стены замка делала тьму еще более густой, однако актер сумел разглядеть на стволе черный шевелящийся нарост в виде человеческой фигуры. Чтобы остаться незамеченным, Тиран прижался к дереву, насколько позволяло ему изрядное брюхо, и, затаив дыхание, стал ждать, когда человек приблизится.

Минуты через две он приподнял голову и, обнаружив, что враг совсем рядом, внезапно выпрямился и оказался лицом к лицу с тем, кто рассчитывал застать его врасплох и нанести предательский удар. Мерендоль, предводитель разбойничьей шайки приспешников герцога, продолжал подниматься, держа в зубах нож, отчего в темноте казалось, что у него выросли громадные усы. Тиран протянул руку и мертвой хваткой стиснул ему горло. Мерендоль, оказавшийся словно в петле, разинул рот, чтобы глотнуть воздуха, и нож упал в воду. Однако могучие тиски продолжали сдавливать его горло. Наконец колени проходимца разжались, руки судорожно зашарили вокруг, после чего его тело с шумом обрушилось в ров, причем брызги долетели даже до Тирана.

«Один готов! – удовлетворенно подытожил актер. – Если не задохнулся сразу, то непременно утонет. И то, и другое в равной степени радует. Однако надо продолжать спуск».

Он продвинулся еще на несколько футов. Внезапно невдалеке от него послышался сухой щелчок и блеснула голубоватая искорка – не иначе как вспыхнула затравка на полке пистолета; тут же тьму прорезала вспышка, грохнул выстрел, и пуля просвистела в каких-нибудь трех дюймах от головы Тирана. Тот успел припасть к стволу, едва заметив крохотный огонек, и втянуть голову в плечи. Это его и спасло.

– А, чтоб тебе! – послышался хриплый голос, принадлежавший Ля Рапе. – Прмазал!

– Только самую малость, – подтвердил Тиран. – Должно быть, голубок, руки у тебя не туда приставлены, ежели ты не попал в такую тушу. Ну, а теперь получи!

И Тиран пустил в ход короткую и увесистую дубинку, привязанную ремешком к его запястью. Орудие это не из числа благородных, но владел он им как настоящий виртуоз смычком, ибо во время своих скитаний прошел выучку у руанских фехтовальщиков на палках. Дубинка наткнулась на шпагу, которую головорез успел выхватить из ножен, сунув за пояс разряженный пистолет, но от сокрушительного удара клинок разлетелся, словно стеклянный. В руках Ля Рапе остался только обломок, а утяжеленный свинцом конец дубинки ушиб ему плечо.

Очутившись рядом, враги схватились врукопашную, и каждый норовил столкнуть другого в зияющую внизу черную пропасть. Ля Рапе был рослым и ловким малым но сдвинуть с места такую громадину, как Тиран, было делом столь же безнадежным, как опрокинуть крепостную башню. Актер обвил ногами ствол дерева и держался прочно, словно его прибили гвоздями. Стиснутый в его могучих объятиях и наполовину раздавленный, Ля Рапе пыхтел и задыхался, пытаясь вырваться. Улучив мгновение, Тиран слегка разжал кольцо рук, головорез откинулся, чтобы перевести дух, и в то же мгновение актер подхватил его ниже бедер и приподнял, оторвав от точки опоры.

Теперь достаточно было просто убрать руки, чтобы Ля Рапе последовал за Мерендолем. Тиран так и поступил, но, как мы уже говорили, Ля Рапе был малый проворный. На лету он успел одной рукой уцепиться за тонкий сук и закачался, пытаясь дотянуться до ствола и обхватить его ногами. Из этого ничего не вышло, и ему оставалось только висеть, вытянувшись, как восклицательный знак. Плечо его мучительно напряглось, скрюченные, как когти, пальцы из последних сил вцепились в кору, жилы на руках вздулись так, что, казалось, вот-вот лопнут, а из-под посиневших ногтей выступила кровь.

Положение было хуже некуда. Помимо боли в руке, которая едва не отрывалась под весом его тела, Ля Рапе испытывал отчаянный страх перед падением. Его широко распахнутые глаза не отрывались от черной пропасти, в ушах звенело, виски раскалывались; если бы не инстинкт самосохранения, он разжал бы руку и рухнул вниз; но головорез не умел плавать, и ров непременно стал бы для него могилой.

Несмотря на свой свирепый вид, Тиран был, в сущности, человеком мягкосердечным. Ему стало жаль беднягу, которому сейчас каждое мгновение, должно быть, казалось вечностью в аду. Поэтому, свесив голову со ствола, он проговорил:

– Если ты, мерзавец, поклянешься загробной жизнью – ибо твоя земная жизнь полностью в моих руках, – что не станешь больше сражаться на стороне герцога, я сниму тебя с этой виселицы, на которой ты болтаешься, как дохлый разбойник!