Гайдар - Камов Борис Николаевич. Страница 45
И суд объявил приговор: «Именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.
…Суд нашел:…в означенном фельетоне автор его Голиков освещает два момента: 1-й - факт совместительства нарследователем Филатовым учрежденческой должности следователя с игрой в ресторане «Восторг», а во второй части этого же фельетона касается Филатова как личности, называя его «судейской душой», «Филаша, выпьем» и «дурак».
…Фельетон «Шумит ночной Марсель» в первой его части дает правильное освещение фактам… и читателям этот факт дан для оценки с точки зрения общественности и, по мнению суда, верен, в отношении нанесенного оскорбления следователю Филатову ни на чем не основан.
Таким образом, суд… приговорил:
Гр- на Голикова Аркадия Петровича по ст. 173 УК подвергнуть лишению свободы сроком на одну неделю… заменив лишение свободы общественным порицанием на общем собрании сотрудников редакции «Звезды»… Меру пресечения Голикову избрать подписку о невыезде. Приговор окончательный, порядок и срок обжалования объявлены…»
Приговор прозвучал оплеухой. Ссылка на то, что «порядок и срок обжалования объявлены», звучала в этом случае издевательски. Смешно было апеллировать в Верховный суд или даже областной, прося о помиловании, если тебя приговорили всего-навсего if «общественному порицанию на общем собрании сотрудников…».
Обыватели дожили до своего праздника. Головотяпы, бездельники, воры, строители разваливающихся от ветра домов, ретивые администраторы и растратчики могли перевести дух и выпить под звуки бравурной музыки в прославленном теперь «Восторге» за судью Лифанова.
Если и раньше чуть не каждый день в редакции раздавался крик «обиженных» газетой, нетрудно было представить, что начнется теперь.
Несколько дней не выходил из дому…
Лишь через неделю, после ожесточенных дебатов в редакции, «Звезда» поместила сдержанную заметку «Дело тов. Гайдара», в которой, в частности, говорилось:
« Обвинение в клевете признано необоснованным, мало того, следователь Филатов привлекается сейчас к дисциплинарной ответственности за недопустимое совместительство. Клеветы в фельетоне суд не нашел, но подверглась суду еще самая форма фельетона…»
Заметка прозвучала негромко. Усилия товарищей оставались тщетными: редактор Михаил Иванов не имел ни малейшего желания взять его под защиту.
Тогда друзья организовали диспут о фельетоне, на который пригласили и судью Лифанова. Они хотели объяснить задачи, возможности и художественные средства жанра, высветив тем самым нелепость приговора.
Судья Лифанов пришел на диспут, но редактор Иванов неожиданно повернул разговор совсем в другую сторону: «Наши фельетонисты, - заявил Иванов, имея в виду его и другого сотрудника «Звезды», Михаила Черныша, - деклассированные элементы, они совершенно неспособны отразить настроения рабочих и правильно подойти к теме».
Присутствующие онемели. Многие знали: всего лишь полтора года назад он был уволен из армии по должности командира полка. Отец его был полковым комиссаром, а мать, секретарь уездкома партии, посланная Центральным комитетом на борьбу с басмачами, сгорела от туберкулеза. Что касается Черныша, то член партии Черныш еще недавно был мотовилихинским рабочим.
…После суда и диспута, когда он все же собрался с силами («Нужно было жить и исполнять свои обязанности»), Иванов забраковал подряд несколько фельетонов. До этого за год с лишним ему возвратили на доработку всего два или три. А теперь редактор начисто забраковал целых пять.
И когда на утренней «летучке» кто-то сказал, что пора снять запрет с фельетонов Гайдара, поскольку они не хуже, а иные лучше тех, что уже напечатаны, Иванов вспылил:
- Это не ваше дело. Когда мне нужно будет узнать ваше мнение, я вас спрошу… - И, помолчав, добавил: - Фельетоны я считаю очень слабыми, и я надеюсь, что, поголодав недельку, Гайдар принужден будет написать хороший фельетон…
Иванов выживал его из редакции. (В короткий срок редактор сумел разогнать почти весь коллектив, который складывался годами, коллектив, который создал газету.)
И он при первой же возможности из Перми уехал.
Он жил в Свердловске, работал в областной газете «Уральский рабочий», где сразу напечатал, без единой поправки, все пять отвергнутых Ивановым «слабых» фельетонов и много других, когда «Правда» поместила статью Е. Двинского (Дмитрия Ершова) «Преступление» Гайдара».
«Гайдар, популярнейший в округе фельетонист пермской «Звезды», присужден к семи дням лишения свободы, замененным общественным порицанием…
Для газетного работника общественное порицание не легче семидневного заключения в исправдоме. Но, к счастью осужденного, общественного порицания не получилось. Наоборот, общественное мнение восстало против приговора суда. Общественное мнение оказалось на стороне Гайдара. Рабочие ряда крупнейших заводов, рабселькоровское окружное совещание, областная газета «Уральский рабочий» высказались в защиту Гайдара…
Почему же произошло такое резкое расхождение между судом и общественным мнением?… Может быть, Гайдар возвел клевету и выдумку на пожаловавшегося суду следователя… Филатова, главного героя фельетона?…
Нет. Суд… признал, что «фельетон дал правильное освещение фактов»… И суд… все же признает «форму самого фельетона оскорбительной» и выносит автору общественное порицание…
Выходит, что фельетонную форму произведений надо изгнать из газет. Но под силу ли это сделать нарсуду 2-го участка города Перми?…
Может быть, нарсуд изменит меру пресечения? Может быть, вообще в согласии с общественным мнением суд найдет возможным пересмотреть свое, несомненно, ошибочное решение?…»
Обиженный следователь Филатов мог теперь с утра до ночи музицировать в кабаке «Восторг»: с государственной службы его уволили.
Судью Лифанова тоже.
И все же бой свой в Перми он проиграл: Иванов нанес удар «с тыла».
РАССКАЗЫ «СТАРОГО КРАСНОАРМЕЙЦА»
В Свердловске было хорошо. Большой, больше Перми, город. Новые люди. В «Уральский рабочий» сразу взяли на ставку. Можно было спокойно и вдумчиво работать: гонорар шел отдельно.
Он уверенно и крепко писал. Все, что писал, печатали. На газетных страницах у него было свое постоянное место: подвал на первой, реже на третьей полосе.
В «Уральском рабочем» с броской рекламой было опубликовано продолжение «Лбовщины» - повесть «Лесные братья» («Давыдовщина»).
Одним словом, здесь ему создали условия. Он оттаял немного душой, но… затосковал без друзей и вскоре перебрался в Москву.
Ради с ним не было. Она уехала к родителям в Архангельск. Оттуда в декабре двадцать шестого пришла телеграмма, что родился сын, «решила назвать татарским именем Темир». Счастлив был очень, а имя не понравилось. С ближайшего телеграфа отправил восторженный ответ слов на сто пятьдесят, а в конце - что не хочет «Темир», хочет «Тимур - Гайдар».
Он еще помнил свое путешествие по Востоку. Кроме того, в сочетании «Тимур - Гайдар» была приятная его уху звонкость.
…В Москве первое время мыкался где придется: немного жил у Талки, немного - у родных одной пермской знакомой, пока не снял себе комнату в пригороде, в Кунцеве.
В Москве жил и Шурка Плеско, который снова работал заместителем редактора, только теперь уже в газете «Красный воин» Московского военного округа. У Плесок появилась квартира. Галя с девочками наконец-то смогла уехать из Перми.
Шурка пригласил его к себе в газету. Там уже работал выпускающим Степа Милиции, вытребованный из Перми: Шурка не любил работать без друзей.
«Красный воин» выходил каждый день на четырех полосах. Возможность иметь еще одного сотрудника, да еще с таким военным и журналистским опытом, как у него, всех устраивала, и он поступил на гонорар. Он пришел в «Красный воин» в то самое время, когда вновь' обострилась международная обстановка и вновь замаячил призрак возможной и близкой войны.
В конце мая 1927 года английская полиция совершила налет на советское торгпредство в Лондоне, произведя погром и обыск. Представителям печати было заявлено: полиция искала документ особой государственной важности, который, однако, не был найден. А через несколько дней Чемберлен заявил о разрыве торговых и дипломатических отношений с Россией, что не помешало Англии, равно как Германии, Италии и Голландии, продолжать у нас закупки хлеба и жмыха.