Вспомнить всё (сборник) - Дик Филип Киндред. Страница 131

– Встречал я таких, приходилось, – кивнул Стюарт, думая о том, как ловко лысые бурые крысы избегают электронных ловушек мистера Гарди. – Я вообще специалист по грызунам, только крысы – это ерунда по сравнению с полосатыми серо-коричневыми кошками… Понятно, флейту вырезали вы сами. Крысе такое не под силу.

– Ну да, – согласился ветеран, – зато прирожденная артистка. Вы бы слышали, как играла! Каждый вечер народ сматывал удочки и к нам – целая толпа собиралась. Я даже пробовал научить ее дудеть Чакону ре-минор Баха.

– А я как-то изловил полосатого кота и забрал домой. Правда, через месяц он сбежал, – хмыкнул Стюарт. – Так вот, эта зверюга делала всякие заостренные прибамбасы из консервных банок. Сгибала их по-разному. Резали они как бритва. Жуть!

– А что сейчас творится на юге Сан-Франциско? – поинтересовался безногий, налегая на весла. – Сто лет на суше не был, не могу.

Он показал на нижнюю часть туловища и продолжил:

– Так и живу на плоту, а приспичит, или там искупаться, тут в днище лючок есть. Эх, найти бы мертвого фока да забрать его тележку. Их еще фокомобилями называют.

– С самым первым фокомелусом я познакомился до войны. Толковый был парень, мог что угодно починить, – Стюарт прикурил суррогатную сигарету, и ноздри ветерана жадно затрепетали. – А на южной стороне теперь сплошная степь. Разбомбили ведь ту часть по самое некуда, камня на камне не осталось, одни поля. Восстанавливать целая морока: домишки там стояли хлипкие, даже фундамента не сохранилось. Ну, фермеры и заняли территорию: выращивают горох, кукурузу, бобы, а один недавно откопал здоровую советскую ракету. Из-за нее и еду. Мне нужны реле, лампы и все прочее для ловушек. – Немного помолчав, он добавил: – Вам бы наш капканчик точно не помешал.

– Для чего? – удивился инвалид. – Питаюсь я рыбой, почему я должен ненавидеть крыс? Наоборот, они мне нравятся.

– Мне тоже, – признался Стюарт, – но надо мыслить объективно и думать о будущем. Если вовремя не принять меры, то в один прекрасный день крысы просто-напросто захватят Америку. Наш гражданский долг – ловить их и уничтожать, особенно самых смышленых, лидеров.

– Вы, торгаши, чего только не скажете, лишь бы продать, – буркнул калека.

– Зря, я от души говорю.

– За то и не люблю вашего брата, что вы сами верите в свое вранье. Даже через миллион лет эволюции крысы разве что прислуживать нам смогут. Послания там передавать, ну и помогать по мелочам. Но чтобы стать опасными… – ветеран с сомнением покачал головой. – И почем ваши капканы?

– Десять долларов серебром, бумажки не принимаем. Мистер Гарди – человек старой закалки, купюры не признает, – засмеялся Стюарт.

– Давайте я лучше расскажу, как крыса совершила настоящий подвиг, – не сдавался безногий. – Лично был свидетелем…

– Давайте не надо, – оборвал его Стюарт, – я все равно останусь при своем мнении.

Оба замолчали. Стюарт наслаждался видом Залива, калека сосредоточенно греб. Стояла дивная погода. Каждый взмах веслами приближал Стюарта к заветной цели. Он представлял, как накупит деталей и привезет их на Сан-Пабло-авеню в мастерскую мистера Гарди неподалеку от разрушенного западного крыла Калифорнийского университета.

– Что курите? – поинтересовался вдруг калека.

– Это-то? – Стюарт покосился на полуистлевший окурок, который уже собрался затушить и спрятать в металлическую коробочку, где их скопилось порядочно. Том Гранди, местный табачник в Южном Беркли, потом скручивал из них новые сигареты. – Импортные, из округа Марин. Называются «Золотая марка», а делает их… – Он выдержал эффектную паузу. – Впрочем, вы наверняка догадались.

– Конечно, знаменитый Эндрю Гилл, – кивнул ветеран. – Я бы купил у вас одну. Плачу десять центов.

– Они по пятнадцать за штуку. Привозные как никак, их доставляют через Блэк-Пойнт, Сирз-Пойнт и по трассе Лукас-Вэлли. В общем, откуда-то из-под Никасио.

– Мне однажды посчастливилось попробовать «Золотую марку», – мечтательно протянул калека. – У пассажира на пароме выпала из кармана сигаретка, а я ее выловил и высушил.

Повинуясь внезапному порыву, Стюарт протянул ему окурок.

– Благослови вас бог, – смущенно пробормотал калека. Он с удвоенной силой заработал веслами, его губы беззвучно шевелились, глаза сияли.

– У меня есть еще, – заверил его Стюарт.

– У вас есть кое-что посерьезней, мистер. Доброта, вот что у вас есть. В наши дни это большая редкость.

Стюарт кивнул, соглашаясь.

Маленькая дочка Келлеров тряслась на медицинской кушетке. Доктор Стокстилл осматривал худенькое тельце девочки, думая о юмористическом шоу, которое видел по телевизору задолго до войны. В шоу испанский чревовещатель выступал с курицей, и та как раз снесла яйцо.

«Вот мой сынок», – гордо объявляет курица.

«Уверены, синьорина? – спрашивает чревовещатель. – Вдруг это дочь?»

А курица с достоинством отвечает:

«Уж я свое дело знаю!»

«Девочка, безусловно, дочь Бонни Келлер, – размышлял доктор, – но не Джорджа Келлера. Уж я свое дело знаю. Интересно, с кем спала Бонни семь лет назад? Ребенка зачали близко к началу войны, но никак не раньше дня, когда упала первая бомба. Не исключено, что как раз в тот день. Ничего себе картинка: на землю летят бомбы, мир находится на грани уничтожения, и только Бонни в своем репертуаре: торопится слиться в оргазме с кем угодно, хоть с первым встречным… и вот результат».

Девочка улыбнулась, и доктор улыбнулся в ответ. Как ни странно, Эди Келлер казалась совершенно нормальной. На первый взгляд, никаких патологий. Чертовски жаль, что нет рентгеновского аппарата! Жаль, потому как…

– Расскажи мне о братике, – попросил Стокстилл.

– Ну, – тихонько сказала малышка, – я постоянно с ним разговариваю, он иногда отвечает, когда не спит, хотя спит почти всегда.

– А сейчас спит?

Помолчав, девочка шепнула:

– Нет.

Доктор приблизился к кушетке.

– Покажи мне точно, где он?

Эди ткнула пальцем в левую часть живота, в область аппендикса. Болело именно там. Когда девочка пожаловалась на боли, Бонни и Джордж всполошились и отвели ее в больницу. О «братике» они слышали и раньше, но считали его обычной детской выдумкой. Несуществующим другом, который составлял дочке компанию. Стокстилл сам поначалу решил так же, ведь у четы Келлеров сына не было, но малышка воспринимала его как настоящего. Якобы они ровесники и, само собой, родились в одно время.

– Почему само собой? – Доктор приступил к осмотру, предварительно отослав родителей в другую комнату. При них Эди стеснялась и на контакт не шла.

– Потому что мы близнецы, – спокойно объяснила она. – Как иначе он оказался бы внутри меня?

Словно та курица, девочка отвечала уверенно и с достоинством, всем видом показывая: я свое дело знаю.

За семь лет, что минули с начала войны, Стокстилл успел насмотреться на мутантов, наблюдал самые невероятные и причудливые типы человеческих особей, что развивались и множились под относительно голубым, но все-таки затянутым дымкой небом, и поэтому удивить его было трудно. Однако дочка Келлеров с братиком в животе представлялась особым случаем. По словам девочки, Билл Келлер поселился в ее утробе семь лет назад. Наслышанный о подобных прецедентах, доктор верил малышке. Будь у него в распоряжении рентгеновский аппарат, он бы увидел крохотное сморщенное существо размером с крольчонка. В принципе, его контуры прощупывались и так… Вот здесь, слева, уплотнение, напоминающее кисту. Так и есть, плод. Головка в нормальном положении, тело целиком в брюшной полости, все конечности на месте. Когда-нибудь Эди умрет, и патологоанатом при вскрытии обнаружит внутри трупа сморщенного старичка, ее братика, слепого, не исключено, что даже с бородой, но ростом не больше того же крольчонка.

Пока большую часть времени Билл спит, а когда просыпается, разговаривает с сестрой. Любопытно, о чем? Что он вообще может рассказывать?

Этот вопрос Стокстилл и задал девочке.