Обретение - Кислюк Лев. Страница 16

модельный цех с набором оборудования, печами для сушки древесины, хорошей

вентиляцией.

Мне пришлось разрабатывать модели на разные отливки. Процесс этот довольно

сложен, но я его быстро освоил. Повезло, что у нас оказалось несколько грамотных

модельщиков. К концу моей деятельности на должности начальника литейного цеха на

нашем складе было более десяти тысяч моделей. Заодно с моделями, мы, понемногу, делали

для себя мебель. Ведь в те времена купить хорошую мебель было практически невозможно,

а для хорошего модельщика сделать приличный шкаф или кровать - детская игра.

Сложности были с началом сталеплавильного производства. Если чугунные отливки,

небольшого веса, производились в сырых формах, то для стального литья формы должны

были быть тщательно высушенными, окрашенными и с необходимыми каналами для выхода

газов. Кроме того, сам процесс сталеварения в электродуговой печи довольно сложен.

Плавка идет за счет создания вольтовой дуги между электродами через металлическую

шихту.

Пришлось обучить несколько девушек работать на пульте и поддерживать дугу в

постоянном режиме. Что касается сталеваров, то я выбрал троих грамотных и физически

сильных ребят 25-27 лет и организовал из них бригаду. Хотя прошло полвека, я их хорошо

помню. Это были Юра Березинкин, Иван Укрещенок, Николай Швачка. Мы научились

футеровать печь, а главное – выкладывать свод печи. Если плохо выложить свод , то он

может обрушиться, и – начинай все сначала.

Труд был очень ответственный - нужно было изготавливать отливки со строго

определенным химсоставом. Нам хорошо помогала Нина Львовна, создавшая прекрасную

лабораторию. Не буду вдаваться в дебри технологии, скажу только, что через два-три месяца

мы все стали заправскими сталеварами и, по сути, решили проблему стального литья для

комбината в целом.

Жил я в гостинице, в этой клетушке, и Соня в то время приехала ко мне в гости.

Можно представить: железная односпальная кровать с металлическими ромбиками вместо

панцирной сетки. Кухонная печь из кирпича, которая была как бы и столом, и один метр

свободной площади. Но ничего, эти две недели оказались для меня праздником. После ее

отъезда я попросил решить мою проблему с жильем и вскоре получил комнату в восемь

квадратных метров в двухкомнатной квартире.

В соседях была семья из трех человек – муж, жена и ребенок. Муж работал мастером в

каком-то цехе и был нормальный мужик. Его жена, – законченная стерва в классическом

варианте: по утрам нечесаная, в мятом халате устраивала “разборки” с мужем. Первым

делом она заняла кухню, не дав мне возможности поставить даже шкафчик. Но так как я был

один, это меня не очень волновало, и я на электроплитке готовил себе по старой привычке

жареное мясо, фасолевый суп и другие, с моей точки зрения, деликатесы.

Городок был закрытым, снабжение продуктами - отличное. В то время я очень любил

сгущенное молоко, а у нас продавали трех- или четырехкилограммовые банки. Один раз я с

чаем и хлебом съел половину трехкилограммовой банки сгущенки и после этого уже от вида

этикетки меня мутило.

Конечно, жизнь была ориентирована на работу и только, на работу, но мы были

молодые, энергия била через край, и я увлеченно занимался спортом. Быстро сколотили

волейбольную команду, и она стала сборной Ленинабадской области, а после соревнований в

Душанбе мы стали сборной Таджикистана.

На все хватало времени и сил. Как-то после дневной смены мы группой пять-шесть

человек шли домой. Среди нас был сталевар Иван Укрещенок – высокий, сухой, очень

сильный парень, не просто сильный. В это время на нашем стадионе тренировалась сборная

СССР по легкой атлетике. Я предложил:

– Ребята, давайте зайдем.

Все, конечно, сразу согласились. Сидим на трибуне, а на гаревой дорожке – забеги на

400 метров. Укрещенок говорит:

– Бегать не умеют. Вот если на финише было бы две бутылки водки, я бы их всех

уделал.

Я даю деньги Саше Кочерге (это наш снабженец), и он бежит за водкой. Подхожу к

тренеру и прошу разрешения, чтобы наш Иван участвовал в очередном забеге. Тренер с

удовольствием разрешил, ожидая интересную ситуацию. Иван разделся, остался в семейных

трусах и босиком. Дорожка гаревая, и босиком нельзя – ноги собьешь. Я снял свои носки, и

он в двух парах носков вышел на дорожку.

В это время пришел Саша с бутылками, и был дан старт. Наш Иван после тяжелой

восьмичасовой смены сталевара победил сразу трех мастеров спорта. Это была сенсация, и

весь наш рабочий городок гордился такой победой. Спортсмены стали говорить, что они

бежали не в полную силу, но факт есть факт. Тренер просил отпустить Ивана в сборную, но

он был ПФЛ –1 и не имел права покидать наш городок.

Опишу вкратце еще один случай с участием Укрещенка. Он поехал в Ленинабад на

танцы – это двенадцать километров от нашего городка. Там познакомился с красивой

девушкой, танцевал с ней долго и увлеченно. К нему подошли двое парней и посоветовали с

этой девушкой не танцевать, а уехать в свой Соцгород (так назывался наш городок). Он как

человек самолюбивый, их советом пренебрег. Шпана собрала компанию из двенадцати

человек. Иван должен был быть избит и избит жестоко. Когда он вышел с танцплощадки

парни бросились на него, мешая друг другу. Оценив обстановку, он первых двоих уложил

сразу и побежал. Группа бросилась за ним, он периодически останавливался и жестоко бил

впереди бегущих. Так постепенно из двенадцати человек осталось двое которые, остыв,

прекратили преследование.

Команда литейщиков была очень дружна, ни в одном цехе на заводе не было такой

спайки, как у нас. В этом, думаю, есть лично и моя заслуга. В дальнейшем, работая в

Ташкенте и Тольятти, я первым делом старался сплотить коллектив, развить чувство дружбы

и патриотизма, взаимоуважения и взаимопомощи.

Так и в литейном цехе даже некоторые семейные дела мы решали вместе, как

говорится, сообща. Был такой случай. Я уехал в отпуск, а за меня остался некто Бадюков,

бывший фронтовик, окончивший институт стали. С ним вместе приехал Геннадий Кулаков,

тоже выпускник института. Гена был холостой и несколько злоупотреблял выпивкой. В мое

отсутствие Бадюков обратился с рапортом к генералу Чиркову, обвиняя Геннадия во всех

смертных грехах. Чирков, узнав, что я в отпуске, написал свою резолюцию на этом рапорте:

“Рафаэль, нужно Геннадия женить и остепенить”. Мы это и сделали. У нас в лаборатории

работала отличная девушка, немка, чистенькая и аккуратная. По приезду мы собрались и

сосватали их. Свадьба состоялась. Лет через пятнадцать я был на комбинате и встречался с

Геннадием и его женой. Он работал начальником литейного цеха, у них было двое детей-не

зря мы, получается, старались.

Однажды ранним утром на станцию Ленинабад-6 прибыл эшелон. Солнце еще не

поднялось над горизонтом и дневная жара еще не наступила. На металлических частях

вагонов блестели капельки росы. Эшелон ждали. Вооруженная охрана с собаками была

выставлена по всему перону. Пулеметчики взяли на прицел каждый вагон. Все делалось

молча, лишь изредка слышался собачий лай. Наконец двери вагонов раскрылись и на

асфальтовую площадку стали выходить красивые, одетые в кожанные с мехом американские

куртки, молодые мужчины кавказской внешности. Веселое выражение их лиц быстро

сменялось удивлением и даже страхом. Такая “торжественная встреча” стала для них

неожиданностью. Это были бойцы “Армянского легиона”, который сражался во Франции, в

маки. Их разоружали тут же на станции. Строили в колонны и, окружив конвоем, уводили.