Обретение - Кислюк Лев. Страница 13
Все мы таскали мешки, и лишь один наш товарищ Андрей ходил с небольшим чемоданом. Я
спросил его:
– Чего ты ничего не продаешь?
А он сказал, что уже все продал, и его чемодан полон денег.
– Откуда, что у тебя было?
– Десять шкурок каракуля.
Его родители жили в Нукусе в Каракалпакии, и он съездил домой, отоварился.
В Миассе нас разместили по частным домам вокруг пруда или озера. Мы втроем
остановились у очень милой пожилой хозяйки. Она сразу предложила нарубить ей на всю
зиму дров и за это нас будет снабжать картошкой по потребности. Конечно, в отношении
нашей потребности она здорово ошиблась, так как мы каждый день съедали по ведру
картошки. Обедали на заводе по талонам, а ужин был дома царский. Покупали соленую семгу
или кету, килограмм сливочного масла, ведро картошки, грибочки, всяческие соленья, иногда
бутылку водки или самогона. Как правило, на ужин приходила хозяйка с кем-то из родни и
кто-то из наших друзей. Интересно, что жилые дома частного сектора, а в Миассе были
только собственные дома, выходили огородом на пруд и все жители мыли золото. За неделю
намывали какое-то количество золотого песка и сдавали его в торгсин.
26
Миасс был довольно далеко от завода, и мы ездили на завод на грузовых автомобилях,
на ходу заскакивая на них. Как при этом мы не свернули шею, один Бог знает. Для девочек
мы наняли, с помощью дирекции, одну полуторку, она их увозила и привозила. Еще
осталась в памяти поездка на озеро Чебаркуль – красоты необыкновенной. И еще
запомнился Чебаркуль топленым молоком, которым нас угостила хозяйка одного из домов.
Молоко было потрясающе вкусным – топленая пенка в три сантиметра. Хлеб, испеченный в
деревенской печи. Мы, каждый из троих, выпили по крынке холодного молока.
Еще мы ездили в Златоуст и, главное, были в Челябинске, на тракторном заводе, где, в
основном на сборочном конвейере, работали спецвыселенцы - немцы, мужчины и женщины.
В Челябинске несколько дней мы проходили практику на ЧМЗ (Челябинском
металлургическом заводе). Производство произвело на меня сильное впечатление, что я
начал подумывать, не специализироваться ли мне по доменному процессу, но это осталось
только в проекте.
Учеба в институте была насыщена до предела. Спорт занимал значительную часть в
студенческой жизни. Хотел бы рассказать для наглядности несколько эпизодов. Так, в
Ташкенте были соревнования по легкой атлетике и волейболу. Наша команда общества
“Наука” заняла первое место. Мы решили отметить событие в ресторане в сквере – это центр
Ташкента. Денег у нас не было, но были талоны на питание, которые тоже являлись
“валютой”. Хорошо отметив победу, совершили два деяния: первое – бочку с пивом
откатили на большое расстояние, и второе – скульптуру медведя, которая стояла перед
рестораном, унесли в другой конец сквера. Бочку по “просьбе” милиции мы вернули на
место, а медведь неделю стоял на новом месте. Надо понять, что наши “шалости” не были
направлены против людей, а просто являлись выплеском энергии.
В сентябре 1948 года в Среднеазиатский политехнический институт, который я
оканчивал, прибыл представитель управления кадров Главка атомной промышленности
полковник Волошин.
Просидев месяц в отделе кадров института, он внимательно изучал личные дела
выпускников. После предварительной подготовки Волошин подробно беседовал с
преподавателями профилирующих дисциплин по характеристике интересующих его
кандидатов. Студенты не обращали внимания на человека среднего роста, одетого в
полувоенный китель. Но он мог сыграть большую роль в судьбе каждого из нас. Пригласив
меня на беседу, полковник, слегка заикаясь (сказывалась недавняя военная контузия),
сообщил, что в его задачу входит предварительный подбор кандидатур для работы в очень
серьезной отрасли промышленности. Он сказал, что о дальнейшем я узнаю лишь после того,
как пройду очень глубокую специальную проверку, и руководство его ведомства сочтет мою
кандидатуру подходящей для работы. Волошин подробно расспрашивал меня о моих
родителях, брате и сестре и особенно подробно попросил, чтобы я рассказал о себе. Слушать
он умел великолепно. Хотя собственно о себе рассказывать, с моей точки зрения особо было
нечего все было самое обычное.
В 1948 году мы с Соней решили пожениться. Семь лет знакомства до женитьбы
подтвердили наши чувства, и, как говорил сербский писатель Нушич, что на этом моя
биография кончилась, и началась биография моей жены.
Жили мы у моих родителей, в маленькой квартирке из двух комнат, общей площадью
двадцать квадратных метров и трехметровой кухоньки. В этой же квартирке я готовил
дипломный проект. Писалось легко, дело было знакомым – цех ковкого чугуна автозавода.
Написал я его быстро, включив в него свое изобретение – конструкцию большегрузной
вагранки. Идея этой вагранки состояла в ее геометрии: для лучшего горения сечение
вагранки делалось эллипсным. Кстати, через несколько лет я прочел в журнале “Литейное
дело”, что эллипсная вагранка запатентована одним из моих бывших преподавателей.
Защитился хорошо и летом 1949 года стал дипломированным инженером.
Комбинат.
27
Как странно, годы не отдалили, а приблизили прошлое. Я вижу себя ясно и четко.
Солнце палит нещадно, 39 градусов в тени. Воздух дрожит, все видится как будто через
некачественное стекло. От жары асфальт кажется влажным, и над ним стоит марево,
напоминающее видения миража – представляется застывшим, разморенным и неспособным
к движению. Однако город живет, люди, прячась в тени домов и деревьев, спешат по своим
важным и неважным делам.
Я уже полчаса стою на открытой площадке перед билетными кассами и не знаю, что
же дальше делать. В руках у меня зеленый железнодорожный билет в мягкий вагон поезда
№ 5 Ташкент-Москва. Сам по себе этот факт чрезвычайный, так как шел 1949 год, четвертый
год после окончания Великой Отечественной войны, страна залечивала страшные раны
разрухи, восстанавливала сожженные и взорванные города и села, жизнь возрождалась
только-только. И вот прошло всего десять дней после защиты дипломного проекта, получен
официальный вызов в Москву, и не куда-нибудь, а в Главное Управление атомной
промышленности СССР. Атомная отрасль только зарождалась, и все было покрыто завесой
строжайшей государственной тайны для всех.
Итак, еду в Москву в мягком вагоне. В купе двое военных – полковники, молодая
женщина тридцати лет – архитектор, и я – уже инженер. Офицеры и архитекторша сразу
организовали пульку в преферанс, пригласив из соседнего купе еще одного преферансиста.
Я, лежа на верхней полке, отсыпался и время от времени участвовал в коллективном
питании, на которое тратили деньги от преферанса. Я очень любил свинину, запеченную в
фольге с чесноком и перцем, и часто покупал это блюдо у торговавших им на станциях
женщин. Поездка была отличной, как бы завершением трудов праведных по дипломному
проекту и его защите.
Жаркая , но не знойная Москва встретила звоном трамваев и бесконечными толпами
людей на улицах. Казанский вокзал! Сколько таких , как я , принял ты и бросил в
столичную “мельницу”! Адрес нашего главка засел в моей памяти накрепко и через сорок
минут я уже стоял перед чиновником ведающим распределением молодых специалистов.
“Повезло вам, юноша. “- сказал седой мужчина с орденской планкой, сидящий за скромным
письменным столом, - Поедете в Германию, город Карлмарксштадт (ныне Хемниц). Но
формально я должен спросить вас: согласны? Что, нет? Ничего не понимаю! Так , пожилые
родители в Ташкенте и жена еще не закончила учебу. Вы хотите в Ленинабад-6 ? Имейте в