Матросская тишина (сборник) - Лазутин Иван Георгиевич. Страница 59
— Отец!.. — со страхом еле слышно произнес Яновский, с головой накрывшись одеялом.
Оксана судорожно подняла голову и, поднеся ладонь козырьком к глазам, взглянула в залитое солнцем окно. Теперь она отчетливо увидела на фоне ослепительно яркого солнечного потока силуэт отца.
— Он!.. — выдохнула Оксана и инстинктивно закрыла голую грудь подушкой. Тут же силуэт в окне исчез. Оксана заметалась. Вскочив с постели, она подбежала к окну и задернула наглухо шелковые портьеры.
— Я погиб!.. — дрожащим голосом сказал Яновский и никак не мог попасть ногой в штанину джинсов. — Ради бога, спасай меня.
— Сиди здесь!.. Я тебя закрою на ключ, — сказала Оксана, накидывая на плечи длинный шелковый халат, валявшийся на полу.
— Может быть, мне… — трясущимися губами пролепетал Яновский.
— Что тебе?! — нервно произнесла Оксана, энергичным движением поправляя рассыпавшиеся волосы.
Яновский выразительным взглядом показал на окно.
— Сбегать?!.. Ты что, с ума сошел?!.. Ты не знаешь моего отца!..
— Он не прибьет меня?
— Успокойся… Приводи себя в порядок и жди. Тебя позовут. И не вздумай удирать. Если это сделаешь — можешь сегодня же ставить крест на своей диссертации. — С этими словами Оксана вышла из спальни и закрыла ее на ключ.
Никогда еще Оксана не видела лицо отца таким, каким оно было в ту минуту, когда она открыла дверь веранды. На нем не было ни гнева, ни злости, ни возбуждения. На нем запечатлелись боль, стыд, бессилие обманутого и преданного человека. Оно выглядело намного постаревшим.
Оксана, пересилив страх, сделала шаг вперед и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать отца, как это она делала всегда, когда он возвращался из командировок, с отдыха и вообще после двух-трех дней разлуки. Но это ее движение было отторгнуто резким жестом руки, в котором отчетливо проступала брезгливость.
— Вначале отмойся от грязи, потом лезь целоваться! — Переступив порог, Гордей Каллистратович остановился посреди веранды. Взгляд его упал на стол, заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками с остатками закуски. — Во что ты превратила то, что для нас с матерью было алтарем чистоты?!
— Папа, я тебе все объясню, — как побитая, виновато проговорила Оксана. — Только ты не думай об Альберте плохо. Он порядочный человек.
— Пока я вижу одно: он или современный альфонс, или новоявленный Растиньяк, который свою карьеру делает через постель.
— Ты не прав, папа, — подавленно проговорила Оксана. — Я тебе все объясню. Мы любим друг друга!.. Мы ждали твоего приезда, чтобы заявить тебе об этом.
Гордей Каллистратович впервые после того, как перешагнул порог дачи, взглянул на дочь.
— Приведи себя в порядок, потом… — Он не договорил фразы.
— Что потом? — дрожащим голосом спросила Оксана.
— Через полчаса я приму вас у себя в кабинете. Вначале у меня будет разговор с тобой, потом с твоим любовником.
— Но он прежде всего твой аспирант, — робко возразила Оксана.
— Сегодня он в моем доме пребывает как любовник моей дочери, которая уже успела в жизни наломать дров! — Гордей Каллистратович посмотрел на часы и ушел к себе в кабинет — самую большую и самую светлую комнату.
Вернувшись в спальню, где не находил себе места насмерть перепутавшийся Яновский, Оксана обессиленно рухнула в мягкое кресло и, заметив, что Яновский за время ее отсутствия успел убрать постель, горько улыбнулась краешком губ и шуткой пыталась приободрить его:
— Хоть этим хочешь смягчить гнев отца?
Яновский молча пожал плечами, вместо ответа потер ладони и отрешенно махнул рукой. Оксана передала ему разговор с отцом и его желание поговорить с каждым в отдельности.
— Чем мне оправдываться? — Яновский умоляюще глядел на Оксану. — Ведь если он захочет — он из меня сделает мокрое место в науке.
— У тебя есть единственный путь к спасению, — твердо сказала Оксана и закурила. Пальцы рук ее крупно дрожали: от выпитого вина, от буркой ночи и от волнения.
— Какой?! Подскажи!.. Ведь я люблю тебя.
— Вот об этом ты ему и скажи.
— И еще что? — пересохшими губами проговорил Яновский, готовый в эту минуту на все.
— А еще скажи, что ты сделал мне предложение, что ты хочешь на мне жениться, и что я согласна за тебя выйти замуж, и что мы решили с тобой об этом заявить ему и маме, как только они вернутся с юга.
— Но это же правда, Оксана!.. Мы же и без этого решили. Ведь все так.
— Вот и хорошо, что все так. Только возьми себя в руки и будь мужчиной. Вчера вечером и ночью ты был Тарзаном, а сейчас — посмотри в зеркало, на кого ты походишь. — И, как бы опасаясь его трусости и страха, предупредила: — Только не вздумай рассказать отцу о том, что жена твоя с инфарктом лежит в больнице, что твой пасынок сидит в тюрьме под следствием. Он это расценит как твой побег от трудностей, как предательство. Я знаю своего отца. Ты меня понял?
— Понял.
— Ступай умойся и побрейся. У тебя вид — на море и обратно.
— Я не могу туда выйти, я боюсь его, — дрожащим голосом проговорил Яновский.
— А ты действительно сейчас жалок, — брезгливо сказала Оксана. — Возьми себя в руки! Пойдем, я провожу тебя в ванную.
Как и распорядился Гордей Каллистратович, ровно через полчаса Оксана вошла в его кабинет и с опущенными к полу глазами подошла к тахте, на которой, заложив руки за голову, лежал отец. Он сделал вид, что не заметил дочь. Оксана присела в кресло, стоявшее рядом с тахтой.
— Папа, я пришла, как ты велел, — еле слышно проговорила она. Оксана знала, что любовь отца к ней безгранична, что он простит ей, как прощал раньше и не такие грехи. Но для того чтобы успокоить его и привести в состояние душевного равновесия, она всем своим видом старалась выразить в эту минуту любовь, покорность и готовность сделать для отца все, что он потребует.
— Я никогда не только не говорил тебе, но даже виду не подавал, что мне известна причина твоего разрыва с мужем. Я щадил тебя и берег тебя. Я не хотел, чтобы в глазах моих ты упала до той грани безнравственности, за которой самая нежная родительская любовь иногда перерастает во враждебность. Ведь ты так виновата перед Дмитрием!.. И узнал я об этом не от него. Он до конца остался благороднейшим человеком. Подробности вашего развода мать твоего бывшего мужа рассказала твоей матери. А от нее обо всем узнал я.
Оксана поднесла к глазам платок и всхлипнула.
— Зачем все это ворошить, папа?.. Я готова пожертвовать многим, чтобы искупить свою вину перед Дмитрием, но теперь это невозможно.
— Скажи, когда мой аспирант стал твоим любовником? — в упор спросил отец.
— У нас, папа, не так, как ты думаешь, начали складываться отношения.
— А как же?
— Первое время наши встречи проходили в стенах театров, музеев, кафе… Потом…
— Что потом? — не дождавшись, когда дочь скажет, что было потом, спросил отец.
— Потом Альберт признался, что любит меня, что он очень хочет, чтобы я была его женой, что он любит всю нашу семью: тебя, маму, бабушку… У нас все ему нравится, все ему у нас мило.
— Но он же женат, твой рыцарь, — язвительно сказал Гордей Каллистратович.
— Они уже подали на развод, — солгала Оксана.
— Причины развода? — как на допросе, официальным тоном спросил отец.
— Их очень много, папа. Главная из них: жена его старше Альберта на двенадцать лет. И второе — у него с ней почти ежедневно конфликты из-за ее сына. Расстаться решили по-мирному, обоюдно.
— Пока убедительно, если это — правда. — И, помолчав, спросил с подчеркнутой иронией. — Значит, ему нравится вся наша семья?
— Очень, папа!.. Он говорил мне об этом при наших первых встречах.
Гордей Каллистратович ухмыльнулся.
— Золотая мечта безлошадного мужика всегда была одна — иметь лошадь. Хорошую лошадь! Твой Альберт пока безлошадная голытьба.
— Зачем так резко, папа? — Оксана метнула на отца колючий взгляд.
Гордей Каллистратович энергично поднялся с дивана и, заложив руки за спину, стал ходить по кабинету.