Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна. Страница 46
– Мама! Причастие… Уже было?
– Сейчас, сынок, вынесут… Вставай!
– А Христос уже воскресе, да? – повеселел мальчишка.
– Воистину воскресе! – ответила Руфочка, и брат с сестрой трижды поцеловались.
Утром Пасхи вчетвером мы сподобились побывать в келье у батюшки, к которому я езжу два раза в год. Пропели тропарь, похристосовались и обменялись подарками. И батюшка, про которого Руфочка была наслышана, так понравился ей своей простотой и веселой радостью, что, выйдя из кельи, она сказала:
– Жалко, если бы я его не увидела… – И наконец оттаяла.
Она не ожидала, что монахи такие мудрые и добродушные.
– То-то же… – захохотал Савва. – Хорошо, Руфочка, что ты все-таки послушала меня, да!
– А то! – весело ответила она.
Мы с кумой счастливо переглядывались.
– Здесь дух отца Иоанна Крестьянкина витает. Все дышат им, чувствуешь? – спросила я.
– Нет, – пожала плечами Руфочка.
– Нет? Не чувствуешь? – смеялась я.
Но Руфочка опять поджала губы:
– Ну так… Чуть-чуть.
– Как же ты не чувствуешь! – даже слишком строго переспросила кума у дочери.
– Что вы ко мне пристали! – поджала губы Руфочка. – Обязательно нужно настроение испортить!
Посетив маленькую келью отца Иоанна, в которой он провел последние годы жизни, мы приложились к иконам и предметам его священнического облачения. Татьяна Сергеевна, его келейница, а теперь смотрительница кельи, одарила нас конфетами и книжечками. Мы уже вышли, но она вдруг вслед окликнула Руфочку и вручила ей книгу писем Иоанна (Крестьянкина).
– Мне? – удивилась та.
– Тебе, тебе, – улыбнулась Татьяна Сергеевна. – Христос воскресе!
– Воистину воскресе! – грянули мы вместе.
– Читай, ума набирайся! – не удержалась сказать дочери кума. – Видишь, сам батюшка Иоанн переживает: что-то у тебя не так. А то читаете всякую белиберду!
Радостное настроение Руфочки снова улетучилось.
– От ваших проповедей тошнит! Достали… – воскликнула она и пошла от нас прочь. Положение снова спас Савва.
– Руфа, – побежал он за ней и громко, на весь коридор, так что мы услышали, воскликнул. – Ты же сама говорила: слушайся старших! А сама?
Руфочка остановилась, смахнула слезу и прямо посреди братского коридора схватила его на руки и закружила:
– Ладно, ладно! Мир!
И пасхальные торжества продолжились – за праздничным столом у нашей хозяйки. Мы привезли с собой много вкусностей…
– «Постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне! Трапеза обильна, насладитесь все! Телец упитанный, никто не уходи голодным!» – провозгласила я.
– Какие хорошие слова, – одобрила Руфочка. Она не постилась.
– Это слова Иоанна Златоуста, из Огласительного слова на Пасху – уточнила я.
– А что это такое? – заинтересовалась Руфочка.
– Что именно?
– Огласительное слово…
– Огласительное слово, – напряглась я, соображая, чего бы попроще сказать, – писали для наставления в православной вере оглашенных.
– Кто такие оглашенные?
– Это люди, желающие креститься. В древней Церкви было принято совершать крещение в Великую субботу накануне Пасхи, поэтому и сложилась традиция написания огласительных слов на Пасху… – объяснила я, совсем не ожидая, что для Руфочки мои слова опять сделаются подобными красной тряпке.
– То есть вы считаете меня оглашенной? – возмутилась она за общим столом. – Я тоже крещеная, как и вы. Почему считаете меня человеком второго сорта?
С чего она это взяла, непонятно. В принципе ничего нового: так беспричинно болезненно реагируют на «ущемление их прав» нецерковные люди, которые уверены, что у них «Бог в душе». Попробуй намекни им, что это не совсем так и даже совсем не так… Устала от таких, попробуй переубеди – особенно образованную молодежь. Надо было брать на пасхальные праздники только Савву, в который раз подумала я. За крестника я отвечаю перед Богом, как прививаю ему веру… А за Руфочку – нет!
– Нет! – воскликнула я.
– Христос воскресе! – крикнул Савва.
И мы грянули в который раз:
– Воистину воскресе!
Все-таки не простое это приветствие «Христос воскресе»! Оно водворяет мир и радость…
Мы договорились больше не говорить ни о Боге, ни о вере – ради мира в нашей компании, хотя мне это было совсем не по душе: но снова вспомнила я чудесное Огласительное слово Златоуста: «Кто благоразумный – войди, радуясь, в радость Господа своего! Кто потрудился, постясь, – прими ныне динарий! Кто работал с первого часа – получи ныне заслуженную плату! Кто пришел после третьего часа – с благодарностью празднуй! Кто достиг только после шестого часа – нисколько не сомневайся, ибо и ничего не теряешь! Кто замедлил и до девятого часа – приступи без всякого сомнения и боязни! Кто же подоспел прийти лишь к одиннадцатому часу – и тот не страшися своего промедления! Ибо щедр Домовладыка: принимает последнего, как и первого; ублажает пришедшего в одиннадцатый час так же, как и трудившегося с первого часа; и последнего одаряет, и первому воздает достойное; и тому дает, и этому дарует; и деяние принимает, и намерение приветствует; и труд ценит, и расположение хвалит.
Итак, все – все войдите в радость Господа своего! И первые, и последние, примите награду; богатые и бедные, друг с другом ликуйте; воздержные и беспечные, равно почтите этот день; постившиеся и непостившиеся, возвеселитесь ныне!..» Какая святая глубина в этих словах.
– Руфочка! Мы же все тебя так любим! – проникновенно сказала я.
Она это знала. И потому нам оставалось только ждать, когда посеянные семена веры взойдут в ее душе, и молиться об этом.
Мой крестник с мамой и сестрой вернулись домой. С кумой мы, конечно, перезванивались, она регулярно докладывала мне про «погоду в доме». Савва продолжал радовать двух своих мам не по-детски развитой чуткостью, он часто вспоминал и Пасху в монастыре, и особенно – батюшку. Руфочка вела себя так, будто и не было ничего такого. У нее появился молодой человек. Что там между ними было, никто не знал – то ли любовь, то ли секс… Кума пыталась с ней заговорить, что, мол, надо бы в церковь сходить, исповедаться, причаститься, но ответы были примерно в таком духе:
– Посещение церкви не сделает меня верующей, точно так же, как посещение гаража не делает автомехаником.