Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом - Ярославцева Светлана И.. Страница 77

Когда же Бекетов решил с такой же легкостью перетасовать между имениями и крестьян, он натолкнулся на противодействие и крестьян, и дворянского общества.

В 1839 г., вскоре после 8-й ревизии, он назначил 17 крестьянских дворов (75 душ мужского пола) на переселение в сельцо Сляднево Дмитровского уезда Московской губернии и в деревню Завидову Михайловского уезда Рязанской губернии. Переселение употреблялось как наказание, ведь у крестьян действительно отбирались дома, всё их хозяйство и припасы, а в новом месте не было заготовлено ничего для устройства, а производилась только месячина, как дворовым. Кроме того, нередко при назначении к переселению разделялись семьи, а долги перечислялись на оставшихся членов семьи. Хотя нередко именно невыплаченные долги становились поводом для переселения. Так, крестьянин Иван Григорьев Корнев, недавний староста, в число оброка в 1842 г. заплатил помещику 150 руб. 50 коп., а после помещик востребовал еще 125 руб. за то, что будто бы Корнев заплатил не 150, а только 26 руб., хотя уплаченная уже сумма была записана в его билете, подписанном самим Бекетовым, и за эту ошибку помещик назначил Корнева к переселению в Сляднево, хотя после пожара в 1839 г. Корнев с позволения Бекетова уже отстроился, что стоило ему около 3000 руб.

Чтобы принудить крестьян к переезду, Бекетов выселил их из домов, участки разделил между оставшимися издельными крестьянами, а что осталось – обратил в барщину. На увеличившихся дворах Бекетов заставил крестьян строить новые избы.

Бекетов объяснял и крестьянам, и в прошениях к предводителю дворянства, и в земскую полицию, требуя помощи в понуждении крестьян к переселению, что главной причиной переселения является малоземельство села Борисоглебского, а на новом месте каждое семейство получило бы продовольствие и на посев отведена земля – по 2 десятины на тягло, и срубы для изб заготовлены, и лес для обустройства. Но крестьяне так и не выехали: несколько лет они с семействами ютились в сараях и на задворках, но село не покинули. Конечно, бывая по господским делам в разных имениях, зюзинские крестьяне знали, что другие переселяемые крестьяне из разных имений ничего на новом месте не получали. Они перестали пахать землю по приказанию помещика, который запретил им иметь какие-либо занятия и распоряжаться в выращенных ими садах, куда он поставил караул. А потом и перестали выполнять какие-либо хозяйские работы, так как средств к существованию не было и ездить с подводами стало не на что.

Переселяемые крестьяне составили просительное письмо об оставлении их на прежнем жительстве и возвращении им прежних занятий и подали его помещику с крестьянином Никифором Яковлевым Пановым. Но вместо помилования помещик наказал Панова розгами. А в августе 1842 г. подал в Земский суд прошение, где сообщал, что крестьяне села Зюзина Степан Михайлов Гусев, Дмитрий Васильев Заварзин, Иван Иванов и Иван Алексеев оказывают ему неповиновение, чем подстрекают к тому же и других крестьян, и он, Бекетов, вынужден просить удалить тех крестьян навсегда из имения вместе с женами и детьми (всего 24 мужчины и 15 женщин) [591].

Тем временем некоторые крестьяне, назначенные к переселению в деревню Завидову, явились с прошением к предводителю дворянства Москвы и объявили, что они не могут переселиться, так как на новом месте для их обзаведения крестьянским хозяйством нет ни достаточного числа изб для размещения семей, ни хлеба, ни скота для продовольствия, а поля не вспаханы и не засеяны. А туда переселяли 51 мужского и 44 женского пола душ.

Московский предводитель послал секретный запрос михайловскому предводителю и узнал, что в Рязанской губернии случилась аналогичная история с переселением, и тамошний предводитель остановил переселение, а сам сделал соответствующий запрос о том, как быть, в Рязанскую губернию, а оттуда обратились в Правительствующий Сенат. И действительно открылось, что «по распоряжению помещика Бекетова уже перевезены несколько крестьянских семейств из Московского уезда, которые, находясь совершенно без необходимых хозяйственных обзаведений, помещены в разных местах господского строения, а не водворены в дома, долженствующие быть принадлежностью их хозяйственного быта»...

Все оказалось правдой. И поля не засеяны, и избы завидовских крестьян не свободны, и не будут освобождены, так как михайловский предводитель остановил переселение, которое, по его мнению, происходило с раздроблением семейств, что он мог бы позволить только с разрешения Правительствующего Сената. Узнав такое, московский предводитель также приостановил переселение крестьян из Зюзина в деревню Завидову «до того времени, пока разрешится переселение Михайловских крестьян в здешнее имение», о чем и известил московского гражданского губернатора [592].

А тем временем из Санкт-Петербурга пришло заключение по делу о рязанском имении Бекетова (от 15 декабря 1842 г.): «Правительствующий Сенат согласно с заключением Г. Министра Внутренних Дел находит, что дурное управление помещика Бекетова имением своим и частью и жестокость с крестьянами своими ясно доказаны выведенными по настоящему делу обстоятельствами, он наложил на крестьян слишком тяжелый оброк 200 рублей ассигнациями с тягла – в возмещение накопившейся от сего недоимки, отобрал от них землю и отдавал оную в наймы, посылал крестьян... взрослых и малолетних для работ в отдаленное свое имение, не обеспечивая их продовольствием, без всякой причины воспретил достигшим уже совершеннолетнего возраста вступать в брак и, наконец, жалуясь непрестанно, без всякого, впрочем, основания, на неповиновение крестьян. Намеревался сначала их переселить в Восточную Сибирь, а впоследствии, когда получил в этом отказ, просил местного предводителя снабдить его свидетельством для ссылки более 100 чел. на поселение... Принимая все сие в соображение и вместе с тем усматривая, что все лица и местные власти... единогласно удостоверяют о необходимости взять означенное имение в опекунское управление – Правительствующий Сенат согласно с мнением Г. Министра Внутренних Дел определяет утвердить постановление о сем Рязанского Дворянства».

А в августе 1844 г. село Борисоглебское и деревня Изютина, как и другие подмосковные имения и московские дома Бекетова, вновь поступили в опекунское управление Дворянской опеки. Опекуном стал коллежский советник Алексей Дмитриевич Серебряков, представленный 16 августа старосте села Борисоглебского, Зюзино тож, дворовому человеку Тимофею Иванову Мырсову. Староста объявил, сколько дворовых приписано к селу, где они проживают, какие должности занимают и какое жалованье получают, а также приложил рапорты об этом. А затем крестьяне, спрошенные опекуном, показали, что в селе всех 86 тягол, из коих 24 на оброке, а 62 на изделье. А в деревне Изютиной всех тягол 16, из них 6 на оброке, а 10 на изделье. Оброку было положено Бекетовым по 100 руб. ассигнациями в год, издельные же за неимением в селе господской пашни и по малому количеству сенокоса употребляются в селах Степановском и Покровском половинным числом тягол, а также на перевозку в господский дом с берега Москвы-реки дров, приплавливаемых из села Покровского; для набивки в московских домах погребов и для очищения с дворов снега и посылки в случае надобности в другие вотчины. Земли во владении борисоглебских крестьян пахотной 47 десятин 1602 кв. сажени, сенокосной 20 десятин 2185 кв. сажен, а в деревне Изютиной – пахотной 80 десятин 1006 кв. сажен, сенокосной 10 десятин 1145 кв. сажен; под садами 4 десятины 508 кв. сажен.

К марту следующего года Серебряков вместе с опекуном коллежским асессором Боголеповым представили в Дворянскую опеку рапорт с описанием состояния всех имений, в котором много рекомендаций по селу Борисоглебскому. Они просили Опеку: оставить переселяемых крестьян и вернуть переселенных на прежние места; расселить в Зюзине выселенных из их изб крестьян по новым правилам, а тем, у кого нет изб и средств, дать бревна на строительство; церковь и обветшавшие постройки помещика и священнослужителей восстановить или перестроить, а разрушающиеся деревянные строения разобрать на дрова для дворовых; для господских построек, как в Покровском, так и в Борисоглебском, срубить до 600 корней (близ села Покровского); уменьшить оброк до 20 руб. серебром с тягла, а издельным крестьянам, которые уплатят недоимки, тоже быть на оброке (ведь и недоимки у них по оброчным деньгам за прежние годы, за что они и были обращены в издельные).

вернуться

591

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 272, лл. 147–160, 300–305.

вернуться

592

ЦИАМ, ф. 49, оп. 3, д. 274, лл. 3–13.