Однажды в Париже - Плещеева Дарья. Страница 41

– Так я знаю, кто его украл! – округлила глаза уже слегка раскрасневшаяся от волнения Жаклин.

– Кто?! – от неожиданности Шарль едва не выпустил из рук свою «добычу»…

Торговка прямо-таки приникла к дверному косяку.

Эмилия наконец заметила ее нахальство и вскочила.

– Что это вы, милочка, себе позволяете?! Ну-ка, забирайте свои корзинки и пойдите прочь!

Она даже замахнулась на женщину. Сюзанна – а кто бы это еще мог быть! – отшатнулась. Но ей непременно нужно было услышать, что думает мадемуазель Жаклин о похитителе кота. И Сюзанна была готова подраться с Эмилией за те несколько слов, позволяющих напасть на след.

Д’Артаньян же совместил приятное с полезным. Как бы в неудержимом порыве любопытства он придвинулся к мадемуазель Жаклин и даже обнял девушку правой рукой, левой удерживая ее маленькие ручки.

– В Париже есть женщина, которая разводит породистых кошек, – слегка дрожащим от волнения голоском принялась объяснять Жаклин. – Мой Снежок – от ее ангорской кошки Белоснежки. Она наверняка узнала, что у его преосвященства появился единственный на весь Париж кот из Московии! Но она не дурочка. Она вернет кота, когда убедится, что у ее кошек будут от него котята.

– И когда же, по-вашему, это случится?

– Не раньше чем через месяц!

– Черт побери!..

– О!..

Чертыхаться при даме – самый дурной тон. Д’Артаньян понимал, что нужно немедленно на коленях попросить прощения да еще выслушать длинную и суровую нотацию. И, чтобы не дать мадемуазель Жаклин возможности произнести хоть слово, он немедленно приник губами к ее губам.

Эмилия тем временем принялась звать на помощь горничную и лакея. Но Сюзанна уже услышала то, что ей требовалось. Подхватив корзинки, она кинулась наутек. Не зря она все это время выслеживала д’Артаньяна и Паскаля! А уж найти в Париже особу, которая разводит пушистых кошечек, будет несложно – не так много дам занимаются этим приятным промыслом.

Эмилия ворвалась в гостиную и попятилась.

– Госпожа… – прошептала она.

Жаклин, чье декольте было уже в полном беспорядке, оттолкнула кавалера.

Шарлю стало ясно, что пора бы откланяться.

– Мадемуазель, я счастлив, что видел вас и слышал ваш чудный голос! – искренне произнес он на прощание, целуя руку красавицы. – Надеюсь, я не слишком обременил вас своим присутствием?

– Ну что вы, месье д’Артаньян! Я всегда рада вашему приходу, – лукаво улыбаясь, ответила Жаклин. – Не каждый день можно встретить мушкетера, разбирающегося в литературе!

– Могу я надеяться на новую встречу с вами, мадемуазель?

– О, месье, в этом мире нет ничего невозможного… для смелых и решительных мужчин!

Эмилия схватилась за сердце.

Остаток пути до дома Шарль проделал незаметно для себя. В приподнятом настроении он даже не обратил внимания на унылую физиономию всегда жизнерадостного Планше. Но когда оказался в комнате, заметил, что постель непривычно аккуратно застелена, а на подоконнике появились подозрительные красные подтеки.

– А ну, сибарит, сознавайся, чего натворил? – грозно вопросил он слугу.

– Э-э… ваша милость, так вы вчера бутылку недопитую прямо на окно поставили… А я утром-то, как вы изволили на службу отбыть, решил в комнате прибраться, – затараторил Планше, бегая взглядом по углам. – Ну и… промахнулся по бутылке-то, задел за горлышко, а она возьми да и опрокинься! Вот!..

– И где же она?

– Ну… я ее вып… выбросил то есть…

– Недопитую?

– Так вылилось вино-то!..

– Все до капли?

– Почти…

– «Почти» – это сколько? Только не ври! – Д’Артаньян уже с трудом сдерживал смех, и ему стоило немалых усилий сохранять на лице суровое выражение.

– Полста… стаканчик примерно… ма-аленький…

– Ясно. Значит, имей в виду: стоимость бутылки вычту из твоего жалованья!..

– Да ведь вы, ваша милость, жалованья мне и так уже два месяца не платите! – с обидой воскликнул пройдоха.

– Не смей при мне говорить о деньгах! Лучше признавайся, что с постелью сделал?

– Пе-перестелил… По-постирать отдал…

– С чего бы? Она и так не грязная была?

– За-запачкалась, ваша милость… Вы вчера прямо в сапогах в нее улеглись…

Д’Артаньян перестал наконец сдерживаться и расхохотался. Этот пронырливый и сообразительный парень ему понравился сразу, еще во время их первого знакомства.

– Ладно, Пьер, – великодушно сказал он, – можешь дальше не сочинять. Так и быть, прощаю на сей раз все твои прегрешения. Скажи лучше, кто-нибудь заходил, спрашивал меня?

– Да, ваша милость. – Планше заметно воспрял духом, как только понял, что гроза миновала. – Давеча заглянул какой-то монах-капуцин, назвался Паскалем и объявил, что будет ждать вашу милость в трактире «Быстрая лань», что на северном конце Большого рынка.

– Ага! Значит, он что-то пронюхал!

– Я бы на вашем месте поостерегся туда ходить…

– Почему?

– Это плохое место для благородного господина.

– Эх, дружище Планше, – д’Артаньян крепко хлопнул слугу по плечу, – я ржавею без приключений! Поэтому очень рад, что мой помощник, капуцин, похоже, нашел дело, достойное мушкетера и дворянина! И я не премину им заняться. Так что приготовь-ка мне наряд для прогулки по ночному Парижу…

И пока Шарль с энтузиазмом чистил и заряжал пистоль и правил клинок шпаги оселком, Планше, по привычке ворча, проверил и выложил на постель любимые хозяином дублет с кольчужными вставками на груди и плечах, кожаные штаны и кожаный колет. Шляпа с жемчужно-серым пером, короткий плащ и ботфорты ждали мушкетера возле двери.

Д’Артаньян похвалил слугу, потрепав по толстому загривку, быстро оделся, выпил подогретого вина с пряностями и отправился на встречу с Паскалем.

Трактир «Быстрая лань» отличался от своих собратьев прежде всего чистотой зала и столов. Там почти не попадалось винных и жирных пятен, не было засохших лужиц соусов или блевотины, не воняло горелым или тухлым. Наоборот, доски пола и столешниц всегда чисто выскоблены, посуда вымыта, а по углам и под потолком подвешены пучки сушеных трав, связки чеснока и лука. Все служанки «Быстрой лани» отличались аккуратностью и строгим поведением, были русоволосы и голубоглазы. А хозяином заведения был светлогривый и светлокожий гигант с окладистой бородой и доброй улыбкой. Звали его Ив Мокше, а за глаза – Северянин. Молва утверждала, что Ив родом из далекой холодной Московии, попал в Париж с каким-то греческим караваном, где был в услужении у купца из Афин. На караван по дороге, дескать, напали разбойники, а Северянин их всех побил и спас хозяина с товаром. За это грек освободил Ива и даже дал денег. Мокше в Париже познакомился с кем-то из влиятельных придворных, и тот якобы помог чужаку начать свое дело – открыть трактир.

Поскольку место было злачным, в новое заведение немедленно потянулась темная публика с Большого рынка. Однако Северянин очень быстро разъяснил всяким ворам, грабителям и жуликам, что не собирается терпеть у себя произвол и безобразия. Правда, для этого ему пришлось кое-кому повыбивать зубы, посворачивать носы, а двоим – братьям Пакленам, известным всему Парижу налетчикам, – даже поломать руки-ноги, а их банду перекидать в Сену. Только после этого от Ива отстали, и публика поприличнее наконец смогла ходить в трактир безбоязненно.

Едва д’Артаньян перешагнул порог заведения, как его окликнули:

– Эй, Шарль, присоединяйтесь к нам!

За столом в правой части зала пировали трое королевских мушкетеров из роты господина де Тревиля. Д’Артаньян прекрасно знал всю троицу. Заводилой в компании был огромный, как медведь, и разодетый, как павлин, маркиз де Порто, больше известный под именем Портос. Это его трубный глас легко перекрыл трактирный гомон.

Д’Артаньян с радостной улыбкой направился к ним, попутно озираясь в поисках Паскаля. Но того пока что не было видно. Именно легкая рассеянность и подвела гасконца – он наступил на чью-то ногу, выставленную в проход между столами то ли намеренно, то ли случайно.