Опасный возраст (СИ) - "Соня Фрейм". Страница 8

Пора было что-то делать.

Я смотрел на свою мать, то, как она курсирует по нашей тесной кухне и бесконечно отчитывает меня за какие-то бытовые промахи, вроде заляпанной духовки или неубранных вещей. Я глядел на своих одноклассников, и видел обычных ребят, которые просто умеют общаться друг с другом. Мне было сложно подключаться к этому миру. Создавалось ощущение, что все это время, все эти годы, я прожил в каком-то другом измерении. Отчасти так оно и было, но это сложно объяснить, если не чувствуешь происходящее с тобой изнутри.

***

У меня не было какого-то определенного хобби. Я был каким-то неувлекающимся человеком. Разве что музыка… Но я бы не мог назвать это просто хобби. Музыка стала моим вторым пульсом, она отмеряла каждый мой шаг, я жил в ней. Еще вернее будет сказать, музыка была моим воздухом. Моим другим воздухом, которым я подменял собой здешний.

Но декабрь многому меня научил. Я все чаще ловил себя на мысли, что я бегу от чего-то, а не противостою, как мне казалось. Это было подобно тому, как если бы я держал оборону в башне. Один, думая, что за окном толпы чудовищ и вражеских армий, и единственное, что все еще держит их снаружи – это сила моей воли, которая превратилась в стены моей башни. Но постепенно, я начинал вдруг чувствовать тишину, которая разливалась за пределами моего убежища. И эта тишина говорила лишь о том, что я тут один. Что я ни с кем не сражаюсь.

Так вот я задумался в этой связи о хобби. Каком-то конкретном увлечении, которое могло бы шаг за шагом вывести меня в мир людей, где я вдруг найду все-таки свое место.

Саша, как я уже говорил, много читал и любил изучать рыб. Полу-научное хобби. С другой стороны оно мало помогало ему социализироваться. Это тоже был своего рода побег в себя.

Но были и другие примеры. Например, у нас учился такой Майк. Энергичный, незамороченный парень, который очень любил стучать. Он в итоге достучался до того, что ему приобрели барабанную установку, а потом он сколотил с ребятами из Интернета группу. Слушали их только их знакомые, да их девушки, но у них был в некотором роде свой клуб по интересам. И Майк постоянно рассказывал, как они периодически встречаются на каких-то гаражных вечеринках с другими группами, и стучат уже все вместе. Это была разновидность хобби ведущая не в себя, а вовне.

Но музыкального таланта у меня не было. Я только слушал музыку, преимущественно рок и металл, от которого у мамы вставали волосы дыбом. Но мне нравилась агрессивная тяжелая музыка. В ней было очень много искренности, и эти артисты выражали экстремальные эмоции. Такой вид переживаний нуждается в особой форме. Я бы хотел быть каким-нибудь крутым гитаристом или даже вокалистом. Но тут уже не сложилось. Наверное, надо было в детстве попроситься с музыкальную школу.

В последнее время также модно стало увлекаться фотографией. В нашем классе этим страдали Майя и Артур, но все их звали Кэнон и Никон, по марке камер, которые у них были. Они увлекались модой, постоянно листали эти толстые журналы типа ”Vogue”, где рекламы было больше чем содержания, и пытались снимать что-то свое в этом духе.

Фотографию я находил интересной, и увлекался ею сам, но это нельзя было назвать полноценным хобби. Я просто фотографировал иногда на свою небольшую пленочную камеру, все те пустыри и стройки, по которым бродил после школы. Получались отстраненные пост-апокалиптические снимки, может даже в них что-то было. Я всегда полагал, что фотография популярна, потому что это самый легкий вид искусства. Не надо овладевать штриховать конусы или проигрывать часами гаммы, просто наведи объектив и нажми на кнопку.

Еще я мог и любил писать. Мне нравилось наблюдать за миром и укладывать это затем в слова, которые находились для всего сами. Хоть я и не был музыкантом, мне казалось процесс создания текста во многом схож с сочинением музыки. Подбор верных выражений подобен взятию нужного аккорда. В письме я чувствовал уверенность, и учителя отмечали что мои сочинения были чуть интереснее среднестатистических. Одна из них, которая как раз вела у нас литературу той зимой, подозвала меня к себе как раз в начале января и сказала, не скрывая легкого любопытства:

- Сергей, скажи, ты никогда не думал писать просто так?

- Для чего? – осторожно вопросил я.

- Я имела в виду не только, когда тебе задают это в школе.

- Например? – я продолжал изображать непонятливого.

- Ну, допустим для школьной газеты. Мы как раз ищем пишущих ребят.

В школьной газете заседал Ян, и я сразу сказал «Нет».

Она чуть нахмурилась, поправив очки, а затем добавила:

- Дело твое, разумеется. Просто… знай. Ты талантлив. Ты мог бы быть журналистом, а может даже писателем. Я специально хотела с тобой поговорить … меня поразила зрелость твоих рассуждений. Если бы я прочитала твое сочинение, не зная, что это писал школьник… я бы подумала, что автору не меньше тридцати.

Мои брови удивленно поползли вверх вместе со швом. Рана снова слегка заныла.

- Спасибо. Я подумаю.

Но я не хотел быть журналистом. Если я должен писать, я буду делать это только для себя. И буду писать лишь о тех вещах, которые интересны мне.

***

Я глядел на себя в зеркало ранним утром воскресения. В ванне было небольшое окошко под потолком и внутрь струился неуверенный февральский свет. Я застыл в его потоке, полуголый, встрёпанный, но сна не было ни в одном глазу. У меня было худое, но жилистое тело, покрытое синяками, которые брались неизвестно откуда. Зажившая бровь, теперь была пересечена уродливым рубцом.

Это был я. Тело уже практически лишилось той подростковой угловатости, превращая меня в кого-то другого.

Происходило ли то же самое с тем, кем я был?

Я стоял в ванной около часа, вглядываясь в свои тревожные темные глаза, разглядывая тело, внезапно казавшееся чужим, и пытался понять где выход. Выход из той башни, которую никто не атаковал.

***

Однажды, бредя по школьному коридору, я случайно уткнулся взглядом в доску с объявлениями. Здесь висели всякие приглашения, реклама и предложения, никогда не вчитывался в них. Но внезапно взгляд уперся в одно, которое, судя по всему, повесили недавно. Оно было напечатано на ядовито-зеленом листе.

«Объявляется набор в школьную баскетбольную команду. Пробная тренировка и формирование команд 13 февраля 20.00 в спортивном зале». Я задержался, прочитал объявление еще раз. Позади стоял гомон младшеклассников, которые возвращались гуськом из столовой. Еще кто-то завопил матом из раздевалки, а потом донесся нестройный смех…

Я рассматривал объявление еще минуту. Было как раз 13 февраля. Ни о чем не задумываясь, я отправился вечером на эту пробную тренировку.

***

Вообще-то я не был высоким. Мой рост едва дотягивал до метра семидесяти семи и мама постоянно приговаривала, что я не подрасту, потому что мой отец, которого я не видел, был еще ниже меня. И по материнской линии все были маленькие. Но это не помешало мне все-таки достигнуть среднего роста, и я был не прочь остановиться в этой точке. Мой рост мне не мешал, он был удобен для моего телосложения, и пролезать меж зазорами и балками в заброшенных зданиях было легко.

Вопреки моим ожиданиям в секцию пришли самые разные ребята. Была даже одна девчонка, которую тут же отшили, заявив, что набирается мужская команда.

- Да пошли вы! – крикнула она в конце, показав гогочущим парням по среднему пальцу на каждой руке – Это дискриминация по половому признаку.

- Прости, но у нас нет женских команд, - виновато развел руками тренер – А среди парней тебе будет тяжело. Я ничего не могу сделать.

- Да паашли вы всеее! – сердито буркнула она и гордо удалилась.

Здесь были не только высокие ребята, но и пара среднестатистических типов вроде меня и еще пара человек страдающих избыточным весом. Они-то и стали объектом новых шуточек, ведь после того, как ушла та девчонка, дразнить стала некого. Я скучающе подпирал стенку, не понимая зачем пришел. Просто подумал, что надо заглянуть…