Зарницы в фиордах - Матвеев Николай Сергеевич. Страница 3

На базе уже не ждали отважных катерников — слишком мало было шансов уйти от сторожевых судов и от огня береговой батареи. И тем более радостно встретили товарищи смельчаков, вырвавшихся из лап смерти, когда катер медленно, словно устав в бою, подошел к причалу. Теперь, когда уже все было позади, Шабалин вместе с радостью и удовлетворением почувствовал огромную усталость. Она наваливалась на него, делала тяжелыми веки, и он несколько раз встряхнул головой, чтобы отогнать ее.

— Ну ладно, ребята, — смущенно отмахивался от друзей Шабалин, — вернулись ведь, что ж теперь говорить… А у тебя я хочу спросить, — повернулся он к Светлову. — Что это за салют ты устроил после атаки?

Оказалось, что на катере Светлова был молодой боцман из учебного отряда. По установившейся на мирных учениях привычке он зарядил ракетницу и дал ракету, когда были выпущены торпеды.

— Никак не отделаемся от мирных привычек, — кипятился Светлов, — но можешь не сомневаться, что сделал он это в последний раз.

— Потоплен транспорт водоизмещением около семи тысяч тонн, — доложил Шабалин начальнику штаба. — Весь личный состав катера невредим.

— Ну, молодцы, — улыбнулся начальник. — Поздравляю с открытием личного счета и желаю, чтобы он у вас рос и рос, давая проценты на проценты. За отважные действия от имени командования выражаю благодарность.

Вечером товарищи постарались устроить в честь смелых моряков отличный ужин. Такие ужины для отличившихся экипажей становились уже доброй традицией. Они проходили весело и оживленно. Для моряков они были как бы разрядкой после нечеловеческого напряжения боя. За столом волей-неволей вспоминали бой в мельчайших деталях, воссоздавали его, обменивались впечатлениями. Это был своего рода неофициальный разбор, полезный для всех, кто собирался за столом.

Вот после этого боя, самого первого боя Шабалина, за ним утвердилась репутация «самого хитрого катерника».

С его легкой руки стали применять новый прием — нападать на врага не с моря, а неожиданно наносить тяжелые удары со стороны вражеского берега.

ГЛАВА II

…Много раз допытывались корреспонденты у Александра Шабалина, что именно помогло ему стать героем. И столько же раз, сколько его спрашивали, он беспомощно пожимал плечами: как ответить? Во-первых, он вовсе не герой, а во-вторых, что делает человека таким, каков он есть? Да все, вся жизнь. С самого раннего детства, с самых первых впечатлений начинается таинственный процесс формирования человека, и дважды Герой Советского Союза Александр Осипович Шабалин не является исключением. И чтобы понять его натуру, его поразительную скромность и простоту, нужно вернуться к истокам его биографии.

Если проехать двадцать верст от Белого моря или пятьдесят от уездного города Онеги, то можно попасть в деревню Юдмозеро. Как и большинство северных деревушек, затерялась она в глуши лесов и болот. Пожалуй, единственное ее отличие от других состоит в том, что возле нее находятся три озера, соединенные между собой рекой Юдмой, откуда и пошло название этой деревни.

Юдмозеро. Невелика деревушка, всего в ней сорок дворов, и, пожалуй, для многих «двор» — слишком пышное слово. Теперь, когда эти районы стали излюбленным местом паломничества туристов, когда самолеты, «метеоры» и «ракеты» на подводных крыльях вмиг доставят вас до самых глухих мест, трудно представить себе заброшенность северных деревушек в те времена. И все-таки попытайтесь представить себе: дороги большую часть года были труднопроходимыми, и зачастую деревушки оказывались вовсе отрезанными от мира, да что от мира — друг от друга.

Бедно живут в деревне, перебиваются кое-как. Основная еда — картошка, репа, редька. А вот рыбы много. Ведь кругом озера, и рыбы в них полным-полно, так и клюет, только закинь удочку, схватит крючок даже без наживы.

На скудных полях, что раскинулись вокруг деревни, сеяли ячмень, коноплю, рожь, сажали картофель. Больше никаких овощей не было и в помине, морковь и капуста считались редким лакомством. Это и не удивительно. Земля была тяжелой, родила мало, места эти не избалованы теплом. Все трудились не покладая рук; особенно много работы у крестьян было летом. Собирали грибы, ягоды — готовили их на зиму. Этим занимались женщины и дети. Мужчин летом в деревне не встретишь — они уходили на заработки на лесопильный завод или в сплавщики. Умелого и опытного сплавщика брали на работу охотно. Осип Шабалин не только сплавлял лес по капризным северным рекам. Осип Захарович не отказывался ни от какой работы: было не до выбора: семья большая, четверо детей, всех накормить надо. Саша видел отца не часто, только зимой, да и тогда тот не сидел дома без дела. Дом большой, забот полно. Жили не отделяясь: дед Захар Сергеевич и его три сына, все с семьями. Только когда Саше было четырнадцать лет, построил Осип Шабалин себе дом и перебрался туда с семьей. Но еще долго продолжали звать семью Осипа «Захаровы» по имени деда, так уж почему-то повелось в Юдмозере.

Шабалины жили бедно, но в их доме было уютно: выскобленные добела полы и стены, сияющая чистотой посуда и самая необходимая нехитрая мебель. Саша любил свой дом: когда семья дружная — в доме всегда хорошо. Главная в доме — мать. Невелика ростом Марина Шабалина, но до чего же она живая и ловкая, поистине мал золотник, да дорог. Далеко слышен ее звонкий голос: то она строго прикрикивает на непоседливого Саньку, то напевает песенку, баюкая младшего сынишку Петю. Петь Марина Сергеевна очень любила, особенно старинные песни. Сколько она их знала, не сосчитать: и веселых, от которых ноги сами начинают ходить ходуном, и таких печальных, что невольно сжимается сердце и на глазах ребят навертываются слезы. А какие сказки рассказывала она ребятам перед тем как уложить их спать! Правда, редко это бывало, далеко за вечер, а у матери все работа. Отец на заработках, а на матери весь дом.

И тем больше ребята любили и ценили редкие материны сказки, в которых привычный им мир северной природы оборачивался своей волшебной стороной. Из знакомых озер подымались страшные чудовища. С ними бились богатыри, чем-то похожие на их отца, чтобы освободить людей от страха. У ребятишек останавливалось дыхание, они смотрели на мать широко раскрытыми глазами, и, как только она замолкала, они хором просили «еще».

— Спать пора, неслухи, — нарочито сердилась Марина Сергеевна. — Завтра не растолкать вас.

— Сами встанем, ей-ей сами встанем, — молили ребята, — ну хотя бы еще одну.

— Ладно, — сдавалась мать, — так и быть, слушайте да на ус мотайте.

Ребята тоже росли не бездельниками, у каждого есть свои обязанности. Например, семилетний Саша должен заготовить корм для скота, а это не такое уж легкое и приятное занятие. С утра идет он с товарищами за ветками, нарезает их, а потом по каждой ветке надо провести руками, чтобы стряхнуть листья в корзину. Ветки корявые, с сучками, занозы так и впиваются в ладони: весь обдерешься, пока наберешь корзину. А когда мальчик стал чуть постарше, он вместе с другими начал ходить на сенокос. В четыре часа утра мать поднимала его с постели. Рано узнал Саша Шабалин, что такое работа, и не отлынивал от нее. И никому не надо было уговаривать мальчика, чтобы он честно выполнял свои обязанности. Потому что сызмальства усвоил: летом не заготовишь — зимой наголодаешься.

Только в воскресенье, а иногда вечером удавалось вырвать время поиграть в мяч, и тем слаще были эти редкие игры. Особенно любили ребята «Опрошкину игру» — что-то вроде лапты, да еще «Гонять попа» — попадать палкой в чурку.

Это были не просто игры, это было нечто большее, чем просто игра. Зная, как не часто выдавались эти свободные часы, мальчишки относились к играм с особой серьезностью. Так и видишь: лица у них сосредоточенные и даже нахмурены, дело-то ведь не простое — игра! Понимать надо! Да и вообще у северян характер сдержанный, даже у малолетних.

Когда Саше было девять лет, отвезли его за двадцать километров в село Нименьгу, где была школа. Простились с матерью у ворот. Расставаясь первый раз в жизни с матерью, он не плакал. Губы, правда, дрожали, и в горле стоял комок — того гляди и перехватит дыхание, — но плакать нельзя, считай, не маленький уже. Мать ласково прижала его на минуту к груди, украдкой шмыгнула носом, но тут же мягко оттолкнула: