Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Аринштейн Леонид Матвеевич. Страница 40

Автор, полковник Александр Павлович Брагин, в 1917 г. находился в Ставке Верховного Главнокомандующего, позже принимал участие в Гражданской войне на юге России, служил в Добровольческой и Донской армиях.

Часть 3. На море, на суше и в высших сферах: Первая мировая война и революция

Адмирал Колчак на Черноморском флоте. Из воспоминаний М. И. Смирнова

Моя служба в Российском флоте в течение многих лет протекала в совместной работе с Александром Васильевичем Колчаком. Впервые я помню его в бытность мою в младшей роте Морского Кадетского Корпуса, когда гардемарин Колчак был фельдфебелем этой роты. Мы, тринадцатилетние мальчики, уважали и слушались его иногда даже больше, нежели наших ротных командиров и офицеров-воспитателей. В нем уже тогда чувствовались качества вождя и начальника.

Затем я встретился с А. В. Колчаком после русско-японской войны, в 1906 году в Петербурге, где был основан Петербургский военно-морской кружок, в котором участвовали молодые офицеры, занимавшиеся вопросами воссоздания флота. Лейтенант Колчак был одним из руководителей кружка; я также принимал участие в его работах.

Весной 1906 года был образован Морской Генеральный Штаб – новое учреждение, на которое была возложена разработка вопросов по подготовке флота к войне. А. В. Колчак занял должность начальника одного из главных отделов Штаба. Я также был назначен в Штаб. С тех пор, с некоторыми перерывами, до 1920 года, т. е. почти до трагической кончины А. В. Колчака, моя служба как в строю, так и в штабах и в Морской Академии, проходила в совместной работе с А. В. Колчаком. Долгие годы совместной службы установили между нами полные доверия отношения, обратившиеся затем в личную дружбу.

Настоящие мои воспоминания касаются одного из периодов деятельности А. В. Колчака – периода революции в Черноморском флоте.

Отличительными чертами А. В. Колчака были прямота и откровенность характера, чистота убеждений, горячий патриотизм и доверие к сотрудникам. Презрение к личной опасности и ненависть к врагу выделяли его на войне среди окружающих. В отношении к подчиненным адмирал был строг, вспыльчив и, в то же время, бесконечно отзывчив. Он являлся кумиром молодых офицеров, старшие же не всегда его любили, т. к. системой его управления военными частями была требовательность и взыскательность по отношению к старшим начальникам и возложение на них ответственности за состояние их частей. Вспыльчивость его характера иногда переходила в резкость, не стесняясь положением лица, с которым он говорил.

Адмирал не принадлежал ни к каким политическим партиям и всей душой ненавидел партийность; он любил деловую работу и презирал демагогию. Он готов был работать со всяким, кто хотел и умел практически работать для пользы отечества и для достижения поставленной адмиралом цели… Особенной ненавистью с его стороны пользовались социалисты-революционеры; он считал их опасным болезненным наростом на здоровом организме народа. Керенщину и Керенского он стал презирать после первого свидания с последним в начале революции.

Когда адмирал был в хорошем расположении духа, он очаровывал своих собеседников. Его слова были полны знаний, наблюдательности и юмора. Любимым занятием его было чтение; он обладал обширными познаниями в области истории, военной литературы и географии…

В начале июля 1916 года, будучи командиром эскадренного миноносца «Казанец» и находясь в дозоре в Рижском заливе, я получил радиотелеграмму: «Казанцу к утру прибыть в Ревель». По приходе в Ревель я ошвартовался в гавани вблизи эскадренного миноносца «Сибирский Стрелок», на котором держал свой флаг начальник Минной дивизии Балтийского флота контр-адмирал А. В. Колчак. Вскоре ко мне на миноносец прибыл штаб-офицер и сообщил мне, что А. В. Колчак произведен в чин вице-адмирала и назначен командующим Черноморским флотом, меня же вызвал, чтобы предложить мне ехать с ним в Черное море на должность флаг-капитана оперативной части. Вскоре адмирал сам прибыл на мой миноносец, прошел ко мне в каюту и, действительно, сделал мне это предложение, упомянув, что считает необходимым, чтобы флаг-капитаном оперативной части был офицер, имеющий одинаковые с ним взгляды на ведение войны на море, что ему известны мои взгляды, поэтому он избрал меня на эту должность. Я с охотой согласился, поблагодарив адмирала за оказанное доверие…

В морском штабе Верховного Главнокомандующего нам были даны сведения о составе сил и снабжении Черноморского флота и о боевой подготовке флота. Обстановка слагалась следующим образом: в составе неприятельского флота были два немецких крейсера, «Гебен» и «Бреслау». Первый – типа дредноут, с ходом 25 узлов, второй – легкий крейсер, с ходом 27 узлов, один старый легкий крейсер и около 12 миноносцев. Подводных лодок у противника было от 10 до 12; из них в море постоянно находилось три-четыре.

Наши силы состояли из двух современных кораблей типа дредноут («Императрица Мария» и «Императрица Екатерина»), с ходом 21 узел, трех старых кораблей («Иоанн Златоуст», «Св. Евстафий» и «Пантелеймон»), с ходом 16 узлов, двух старых крейсеров, с ходом 18 узлов, 9 новых миноносцев, с ходом 30 узлов, 6 подводных лодок и около 150 транспортов (пароходов). Превосходство сил на нашей стороне было большое, но неприятельские крейсера превосходили скоростью хода все наши корабли, поэтому им всегда удавалось внезапно выходить из Босфора в море, производить нападение на наши транспорты и прибрежные города и затем, пользуясь превосходством своего хода, избегать преследования наших кораблей. Подводные лодки неприятеля хозяйничали в море и топили наши транспорты. Между тем, вследствие чрезвычайного напряжения промышленности для снабжения армии, постройка новых пароходов на Черном море не производилась. Таким образом, транспортный флот постепенно уменьшался, что вредно отзывалось как на подвозе снабжения для армий, так и на способности флота к предстоящей десантной операции крупного размера…

По прибытии в Севастополь начали принимать дела по командованию флотом от адмирала Эбергарда и его штаба. Штаб помещался на старом корабле «Георгий Победоносец», стоявшем на мертвых якорях.

В день приемки дел, около 6 часов вечера, было получено известие от нашей тайной разведки (кстати сказать – прекрасно организованной), что германский крейсер «Бреслау» вышел из Босфора в море в неизвестном направлении. Адмирал Колчак решил тотчас же выйти в море для его преследования, но оказалось, что наша система охраны рейда не допускала выхода в море в ночное время. Поэтому лишь на следующее утро, на корабле «Императрица Мария» с крейсером «Кагул» и 7 миноносцами мы вышли в море. В море встретили «Бреслау» и преследовали его, но он, пользуясь преимуществом своего хода, ушел в Босфор.

Я не буду подробно описывать боевую деятельность Черноморского флота, т. к. это не входит в задачу моей статьи; более же подробно остановлюсь на периоде революции…

По должности флаг-капитана оперативной части мне было подчинено также разведывательное отделение, в состав которого входила и контрразведка. Во главе этого отделения стоял капитан 1 ранга А. А. Нищенков. Будучи всецело занят оперативной и организационной работой, я мало вникал в работу контрразведки, всецело доверяя капитану Нищенкову, выдающемуся работнику в области разведки и контрразведки. Из докладов его я видел, что никакого революционного движения и никакой революционной подготовки ни в командах Черноморского флота, ни среди рабочих портов не существует и что команды и рабочие проникнуты патриотическим духом и усердно работают для победного завершения войны. Продовольственный вопрос стоял прекрасно, команды и рабочие не испытывали ни в чем недостатка. Поведение команд было отличное. Серьезных случаев нарушения дисциплины не было. Среди офицеров было заметно недовольство правительством, вследствие недостаточной его энергии в ведении войны, но это недовольство дальше обычного брюзжания не шло.