Индийский мечтатель - Штейнберг Евгений Львович. Страница 9

Вот на бутафорском троне важно восседает раджа. К нему приводят парию, приговоренного к смерти за кражу. Раджа обещает ему помилование и свободу при условии, если тот сможет назвать вора, еще более искусного, чем он сам.

— О! — радостно восклицает преступник. — Нет ничего легче! Я назову тебе, мой повелитель, не одного, а десятки и даже сотни… — И он перечисляет имена и титулы важнейших сановников, губернаторов и сборщиков податей.

— Ты прав, — произносит раджа, — все эти воры гораздо искуснее тебя, ибо ты — узник, а они не дали себя поймать.

И раджа приказывает отпустить догадливого воришку…

Следующая сценка происходит у ограды храма.

— Кому воды для омовения? Кому целебной воды, привезенной из священного Ганга? — выкрикивает седобородый брахман.

И, наполняя водой крошечные пузыречки, он предлагает их воображаемым покупателям. Затем он рассказывает зрителям, что прежде был нищ, как пария. Но, совершив паломничество в Бенарес, к берегам священной реки, привез оттуда изобилие в свой дом.

Руководитель труппы, одетый в сари  ¹³, изображает жену брахмана. Женщина печально вздыхает: запас святой воды подходит к концу.

— Неужели после такого довольства нам суждено снова впасть в нищету? — причитает она.

— Замолчи, безмозглая! — сердится супруг. — Разве ты не понимаешь, что теперь, когда всем стало известно, что у нас есть вода из Ганга, мы можем продавать сколько угодно воды, взятой из любого колодца!

Зрители хохочут и выражают свой восторг громкими криками.

Лебедев не понимает языка, но актеры играют так живо и смешно, что смысл этих маленьких сценок совершенно ясен. Вспоминаются детские годы, представления в балаганах на ярославских ярмарках. Другие костюмы, другой язык… Но и там бродячие комедианты осмеивали глупых вельмож, лихоимцев-судей, мошенников-купцов, пьяниц и лицемеров-попов.

На подмостках девушка. Темнокожая, с характерным обликом женщин южной Индии, она стройна и удивительно грациозна. Сону кричит ей что-то. Девушка находит его взглядом в толпе и улыбается. Это и есть Кавери, сестра Сону.

На ней розовые шаровары, а поверх голубая прозрачная ткань. Волосы украшены сверкающими побрякушками; в каждом ухе по нескольку серег, и даже в ноздри продето большое серебряное кольцо. Она начинает танец.

Появляется тучный пожилой человек. Это брахман Супрайя. Как бы не замечая девушки, он рассказывает зрителям о своей учености и благочестии. Он, Супрайя, верный служитель бога Вишну и его супруги, богини Лакшми. Из разных городов и селений приходят к нему люди, жаждущие истины, чтобы услышать его мудрые поучения и толкование священных вед. Целые дни он проводит в молитвах и размышлениях, отрешившись от земных благ и наслаждений…

Тут взгляд его падает на танцовщицу. Очарованный ее красотой, Супрайя обращается к ней с ласковой речью. Затем он протягивает руки, чтобы обнять танцовщицу, но та ускользает от него…

К сожалению, зрителям так и не удается узнать, чем кончилось любовное приключение ханжи. В задних рядах поднялось замешательство; толпа, заполнившая пустырь, заколыхалась, послышались крики. Вскочив со своего места, Лебедев увидел сипаев  ¹⁴ в белых тюрбанах. Они орали и немилосердно колотили людей палками по спинам и головам, протискиваясь сквозь толпу. Английский сержант, по-видимому предводитель этой экспедиции, вскочил на скамью и громогласно объявил, что представление должно быть немедленно прекращено. Зрителям приказано разойтись, а комедиантам — оставаться на месте, пока не будет произведен обыск их имущества.

— Ибо, — пояснил сержант, — получены сведения, что эти бродяги нарушают покой честных жителей, производя грабежи и кражи!

С подмостков, куда высыпали артисты, раздался вопль ужаса. Народ хорошо знал, что не требуется доказательств, чтобы обвинить простого человека, а тем более «неприкасаемого», в любом преступлении и заточить его в темницу. Недаром среди здешних жителей ходила поговорка: «Если тебя обвинят в том, что ты задумал похитить крепость св. Георга, немедленно покинь свой дом и беги без оглядки».

Герасим Степанович шепчет Сону:

— Уведи Кавери, спрячь ее в паланкин!

Одним прыжком тот вскочил на подмостки и, подняв сестру на руки, исчез за кулисами. Сипаи продолжали разгонять толпу. Лебедев едва сдерживал готовое прорваться возмущение.

— Что вам нужно от этих несчастных? — обратился он к сержанту.

Полицейский окинул его презрительным взглядом:

— А кто вы такой, чтобы задавать мне подобные вопросы?

Герасиму Степановичу вдруг пришла в голову удачная мысль.

— Об этом можете справиться у мистера Поля Бенфильда, — сказал он спокойно.

Ход был рассчитан правильно. Сержант приложил руку к своей треуголке:

— Простите, сэр, но я действую по приказу. Если угодно, я дам вам провожатого.

— Не нужно. Но прошу вас не трогать этих людей — они нужны мистеру Бенфильду.

Офицер развел руками:

— Очень жалею, сэр, но ничего не могу поделать… Впрочем, если мистер Бенфильд пожелает, он сможет уладить этот вопрос с инспектором.

Лебедев кивнул сержанту и направился к своему паланкину, окруженному кучкой носильщиков. Сону тоже был здесь; рядом с ним стоял заклинатель змей со своей корзиной. Дверцы паланкина были закрыты.

— Она там! — шепнул Сону.

Герасим Степанович приказал носильщикам отправляться в путь. Сам он пойдет пешком. Те подняли паланкин на плечи. Заклинатель змей незаметно стал среди них.

— Одну минуту, сэр! — обратился к Лебедеву сержант. — Мне сообщили, что одна из комедианток находится в этих носилках.

— Паланкин принадлежит мне, — Герасим Степанович старался говорить как можно более внушительно, — и я помещаю туда тех, кто мне нравится. Надеюсь, вы меня поняли, сержант?

Сержант, улыбнувшись, подмигнул:

— Все в порядке, сэр… Желаю успеха!

В тот же вечер, по ходатайству Бенфильда, комедианты были освобождены. Семерых Лебедев отобрал в свой оркестр, остальным инспектор полиции приказал поскорее убираться из Мадраса.

Те охотно повиновались: они и так собирались перекочевать в Мадуру, куда в это время года стекалось много паломников.

Наутро артисты двинулись в путь. Вместе с ними отправились Кавери и укротитель змей Рангуин, скрывавшиеся в доме Герасима Лебедева.

VI

Оркестр выезжает на гастроли

Дождь падал отвесно, стеной. Казалось, не будет конца потокам, низвергавшимся со свинцового неба; окна и двери были распахнуты, но в комнатах стояла такая же томительная духота, как и снаружи.

Только что кончилась репетиция. Музыканты уложили инструменты в футляры, аккуратно сложили ноты и стали расходиться — кто накрыв голову рогожами из пальмовой коры, кто под защитой огромных зонтов. Они прошлепали босыми ногами по лужам и скрылись в сером сумраке ливня.

Дождливый сезон продолжался уже с месяц. Здесь, на Коромандельском берегу, он наступал в октябре, значительно позже, чем во внутренних районах, отделенных от побережья горным хребтом.

Лебедев уселся за свой рабочий стол, раскрыл дневник, который он аккуратно вел с первого дня приезда в Индию.

«За три месяца жительства в городе Мадрасе успел я довольно в исполнении дела, мне порученного, образовавши музыкальную капеллу из струнных и духовых, как медных, так и деревянных инструментов», — писал он по-русски. — Всего музыкантов десять человек, из коих три англичанина, прочие же индийцы, к низкой касте принадлежащие. Последних же обучал я с превеликим старанием основам музыки европейской, ибо хотя гамма у них такова же, как и у нас: из семи тонов, однако письмо нотное от нашего весьма отличается, а главное, гармонии музыкальной вовсе не ведают…»