Коллекционер пороков и страстей - Полякова Татьяна Викторовна. Страница 38
– То есть вы утверждаете, что Лотман убил своего зятя.
– Ничего я не утверждаю. Вы хотели знать, за что Шацкий получал свой щедрый процент, я вам ответила. Еще вопросы?
– Надеюсь, вы поможете мне кое в чем разобраться, – с улыбкой, которая могла очаровать любого, произнес Бергман. Я видела, как Галина, точно против воли, начала испытывать к нему симпатию, хотя по понятным причинам продолжала видеть в нем врага. – Лотман продал картину русского художника Киселева. Так?
– Да, кажется.
– Кажется? – удивился Бергман. – Экспертизу проводил ваш приятель Герман Ясулович. И познакомили его с Лотманом вы.
– Познакомила, и что? Тогда Лотман был моим любовником. А с Ясуловичем мы вместе учились. Он как раз специализируется на русской живописи девятнадцатого века. А меня интересует исключительно современное искусство, и экспертом в других направлениях я себя не считаю. В коллекции Натана работы старых мастеров, и он нуждался в консультации опытного специалиста.
– И этот опытный специалист делал заключение перед продажей?
– Если это было необходимо. – Галина вдруг занервничала. – Послушайте, это обычная практика. Мир профессионалов очень узок. Тут практически все друг друга знают.
– Так почему вас все-таки заинтересовал каталог? – задал вопрос Бергман и, не дождавшись ответа, продолжил: – Меня он, кстати, тоже заинтересовал. Дело в том, что мы нанесли сюда визит еще до похищения картин. Сфотографировали и каталог, и картины, которые были в доме. На всякий случай.
Услышав это, Галина заметно переменилась в лице, нервы ее были на пределе, она сцепила руки на груди, глядя куда-то мимо Бергмана. А он продолжил:
– И вот какую странность я обнаружил. В каталоге не было картины Киселева.
– Ничего удивительного, – резко ответила Галина. – Лотман с самого начала собирался ее продать, вот и не стал включать в каталог своей коллекции.
– Я, кстати, тоже так подумал, – обрадовался Бергман. – Но… одна картина оказалась лишней.
– Как это? – не поняла Галина; я, кстати, тоже не поняла.
– Сейчас объясню. Лотман продает картину из своей коллекции. По каталогу коллекция насчитывает шестьдесят семь картин. Все картины мы находим в доме. За исключением одной. Логично предположить, что это работа Киселева, проданная перед самой смертью Лотмана. Но нет. Это пейзаж никому не известного английского художника середины девятнадцатого века.
– Лотман мог продать его раньше.
– Эта мысль тоже пришла мне в голову. И все бы хорошо, если бы не две картины, которые прошлой ночью исчезли отсюда. Опять же, судя по каталогу, это были работы западноевропейского художника девятнадцатого века, не второго эшелона даже, а третьего. Если вы не в курсе, как человек, интересующийся исключительно современным искусством, могу сообщить: в Европе подобные картины стоят сущий пустяк. А вот русское искусство все еще в цене. Две картины без рам стояли в мастерской Лотмана. Почему бы и нет, в конце концов? Кстати, Лотман купил их восемь лет назад очень дешево. Я нашел их в каталоге аукциона, на котором он их приобрел. Ну а теперь главная странность: картины, которые мы видели в кабинете, и те, что представлены вот в этом каталоге, безусловно, имеют сходство. Но также имеют и существенные различия. Говоря проще, под рукой мастера картина западноевропейского художника превратилась в работу русского художника-передвижника. И, соответственно, прибавила в цене.
– Они подделки толкали, – весело фыркнул Вадим, хлопнув себя рукой по колену.
– Чушь, – выкрикнула Галина, а Бергман покачал головой:
– Если бы… по этой причине вы организовали кражу картин, а сегодня явились за каталогом. Люди, которых вы сюда отправили, каталог не нашли? Мы его сфотографировали и оставили в столе Лотмана. Обычно он лежал в бюро, которое стоит в галерее, так? Те, кто сюда явился за картиной, плохо представляли, что такое каталог. В бюро его не оказалось, и они с чистой совестью убрались отсюда, прихватив икону в окладе. О том, что старые иконы дорого стоят, они, безусловно, были наслышаны.
– Я никого ни о чем не просила и ничего не организовывала. Да как вы смеете… – Она вдруг беззвучно расплакалась, а Бергман повернулся к Вадиму:
– Вызывай полицию.
– Не надо, – взмолилась она.
– Галина Андреевна, – посуровел Максимильян. – У меня есть все основания полагать, что вы не только член преступной группы, торговавшей подделками, но и организатор убийства своего сообщника.
– Нет, ради бога, что вы такое говорите… Я все вам расскажу. Да, Лотман занимался подделками. Еще до встречи со мной. Мне он рассказывал, что впервые пошел на это из озорства, мальчишеского хулиганства. Был уверен, что легко проведет любого эксперта. Холст девятнадцатого века, какой-нибудь никому не известный художник, ни одной его картины никто в России в глаза не видел. Французское шале превращалось в крестьянский домик, еще кое-какие незначительные изменения, и вот вам картина русского живописца. Он не наглел и на хорошо известных художников не замахивался. Сначала это было вроде игры, ну а потом…
– Стало приносить неплохой доход?
– Ну да… Натану постоянно нужны были деньги, чтобы покупать картины для своей коллекции. Вы ее видели? Там есть настоящие шедевры. А они стоят миллионы. У него была репутация. Никому в голову не приходило усомниться в работах, которые он выставлял на продажу. Я свела его с нужными людьми, с тем же Ясуловичем, который делал экспертизу за свой процент. Шацкий искал покупателей. Отлаженный бизнес. И вдруг… Лотман погиб. Убили не только его, не пожалели всю семью. Это была месть, понимаете? Мы страшно перепугались, и я, и Шацкий, и Ясулович. Подделки покупали не только коллекционеры, но и просто богатые люди, из тех, кто мог себе это позволить. Вы понимаете… Среди них могли быть те, у кого есть связи с криминалом. Допустим, этот человек каким-то образом узнал, что ему всучили подделку…
– И решил разобраться с мошенниками сам? – вмешался Вадим.
– Вот именно, – вздохнула Галина. – Мы были между двух огней. С одной стороны, полиция, с другой – психопат, готовый мстить.
– Вы пытались его вычислить? – задал вопрос Бергман.
– Разумеется. Составили список тех, кому продавали подделки. Набралось семнадцать человек. И это только те, кого знали мы. Я вам сказала, Лотман начал заниматься этим еще до встречи со мной. Мы были в ужасе. Особенно Шацкий. Он же выступал посредником. У меня еще был шанс остаться в стороне, а у него – нет. Лотман подготовил еще две картины на продажу, и Шацкий очень боялся, что ими заинтересуется полиция. Он был в таком состоянии… Неделю назад сам хотел идти к следователю, сказал, что нервы не выдержат. Я едва его отговорила, а он попросил ему помочь.
– Похитить картины и каталог?
– Вот именно. И я, в конце концов, согласилась. Мой брат… вы о нем знаете… В общем, он посоветовал обратиться к одному человеку, тот недавно освободился. Я свела их с Шацким. Он должен был забрать отсюда картины и принести каталог ему. Я не хотела, чтобы они оставались у меня даже ненадолго. Этот каталог Лотман составлял для личного пользования, и он был в единственном экземпляре. Окажись он у Шацкого вместе с картинами, опасаться полиции нам бы уже не пришлось. Убийца не станет сообщать о подделках, чтобы не оказаться под подозрением. Я попросила Шацкого успокоиться, его постоянные истерики могли нам дорого обойтись. Убийца отомстил, очень жестоко отомстил и вряд ли продолжит в том же духе.
– Итак, – поднял руку Бергман. – Вы свели Шацкого с нужным человеком. Расскажите об этом подробнее.
– Я позвонила, мы договорились встретиться в сквере, недалеко от музея. Я сказала ему, что брат рекомендовал его как надежного человека и что моему хорошему знакомому нужна помощь. Вот и все. Предупредила этого Витю, что Шацкий ему позвонит, дальше они имели дело с Левушкой.
– Вы сказали «они», сколько их было?
– Двое.
– Откуда вам это известно?