Черное воскресенье (др. перевод) - Харрис Томас. Страница 59

— А вон, слева, колледж урсулинок. Вам с какой стороны к стадиону подъезжать? С Уиллоу-стрит?

— Да.

При виде огромного, обшарпанного, коричневато-серого стадиона Фазиля охватило возбуждение. В мозгу стали прокручиваться кадры теракта в Мюнхене.

Стадион и правда был огромный. Он напомнил Фазилю о его первом впечатлении от авианосца. Он вздымался все вверх и вверх, на невероятную высоту. Фазиль вышел из машины, сильно стукнув фотокамерой о дверь.

Юго-восточные ворота были открыты. Люди из техобслуги стадиона входили и выходили в ворота; они сновали повсюду, в спешке завершая последние приготовления к розыгрышу Сахарного кубка. У Фазиля наготове были журналистское удостоверение и документы, с которыми он летел на Азоры, но никто его не остановил. Он заглянул в затененные пространства стальных джунглей под трибунами и вышел к полю.

Оно было такое большое! Его размеры воодушевляли. Искусственное покрытие — совершенно новое, на его яркой зелени, по краям поля, сияли белизной цифры, отмечающие ярды. Он ступил на искусственный дерн и чуть не отпрянул. Ощущение было такое, будто под ногами — живая плоть. Фазиль шел через поле, чувствуя присутствие бесчисленных мест на трибунах. Очень трудно идти по полю стадиона, находиться в его фокусном пространстве, не испытывая ощущения, что за тобой следят, даже когда стадион пуст. Фазиль поспешил выйти к западной трибуне и поднялся к ложам для прессы.

Сидя высоко над полем и глядя на трибуны, образующие овальную чашу стадиона, Фазиль вспоминал идеально совпадающую с ней по очертаниям форму бомбы и вопреки самому себе восхищался инженерным гением Майкла Ландера.

Стадион широко раскинулся, подставляя себя небесам, словно распахнутое лоно, замершее в пассивном ожидании. Мысль о том, что скоро эти трибуны заполнятся людьми — их будет восемьдесят тысяч девятьсот восемьдесят пять человек, и они будут двигаться, переходить с места на место, кишеть на трибунах, наполняя их жизнью, — возбудила у Фазиля чувство, сходное с вожделением. Вот он — самый легкий, самый доступный вход в «Дом войны». Скоро-скоро раскрывшееся в ожидании лоно вберет в себя толпы жаждущих развлечения людей, словно набухнет кровью.

— Кусс уммак! — прошипел Фазиль. Это старое и очень грубое арабское ругательство. Значит оно, мягко говоря, «вульва твоей матери».

Он думал о самых разных возможностях. Любой взрыв на стадионе или рядом с ним гарантирует кричащие заголовки во всех газетах мира. Ворота — не препятствие, они недостаточно прочные. Вполне возможно, что грузовик прорвется на поле через одни из четырех ворот, перед тем как будет взорвана бомба. Конечно, жертв будет много, но большая часть взрывчатки будет потрачена зря — на огромный кратер в земле. К тому же проблема — как проехать по узеньким, забитым машинами улочкам, ведущим к стадиону. А что, если в воротах будут стоять спецмашины? Если прибудет президент, то уж точно у ворот поставят вооруженную охрану. Что, если водителя грузовика застрелят, прежде чем он успеет взорвать бомбу? И кто поведет грузовик? Уж конечно, не он, Фазиль. Значит, Далия. У нее хватит духу это сделать, тут сомневаться не приходится. А потом, посмертно, он воздаст ей хвалу на пресс-конференции в Ливане.

А может, какая-нибудь спецмашина, «скорая помощь», например, лучше подойдет? Она сможет промчаться на поле с воющей сиреной.

Но фальшивая гондола слишком велика, она не войдет в обычную машину «скорой помощи», а грузовик, на котором она теперь едет, никак не походит на спецмашину. Но он похож на фургон с телеоборудованием. И все же у спецмашины больше шансов. Значит, большой грузовой автофургон. Он выкрасит его в белый цвет и намалюет на нем красный крест. Но что бы он ни решил делать, нужно торопиться. Осталось всего четырнадцать дней.

Пустое небо давило на плечи Фазиля, когда он стоял на самом верху трибуны; ветер трепал воротник его куртки. Открытое, легкое небо обеспечивает прекрасный доступ к стадиону, зло думал он. Погрузить гондолу в самолет, а затем этот самолет угнать — затея практически неисполнимая. Если даже благодаря какой-нибудь уловке можно было бы выдать гондолу за обычный груз, вряд ли Далии удалось бы заставить пилота пикировать достаточно низко над стадионом, даже приставив к его виску пистолет.

Фазиль смотрел на северо-восток, обводя взглядом небосклон над Новым Орлеаном. На горизонте, примерно в двух милях отсюда, высился «Супердом», а вон — отель «Марриотт», за ним — Международный торговый центр… Где-то там, за линией горизонта, всего в каких-то восьми милях от города, — новоорлеанский аэропорт Лейкфрант. Толстый и совершенно безобидный «пузырь» выплыл бы оттуда и направился к стадиону в день розыгрыша Суперкубка — 12 января, а он, Фазиль, вынужден теперь суетиться тут, на земле, словно жалкий муравей. Будь проклят Ландер и все его вонючее потомство до десятого колена!

Воображение Фазиля рисовало ему, как могла бы пройти эта их операция. Сверкающий серебром дирижабль спускается над стадионом все ниже, зрители поначалу не обращают на него никакого внимания — они увлечены игрой. Затем все больше и больше людей начинают посматривать вверх, а «пузырь» все снижается, вырастая над ними — чем ниже, тем огромнее… И вот уже он непомерно огромен, он нависает над толпой, его длинная тень застилает футбольное поле… Некоторые зрители все смотрят на него, смотрят прямо на сверкающую гондолу, и она у них на глазах взрывается с яркой вспышкой, словно взорвалось само солнце, трибуны взлетают на воздух, а может быть, сминаются, обрушиваются вниз, увлекая за собой пять с половиной тысяч тонн изорванного в клочки мяса. А грохот взрыва и ударная волна разносятся на двадцать миль вокруг, вышибая стекла из окон квартир, оглушая их жителей… Суда кренятся, словно от муссона. Ветер взрыва, воя, кружит над башнями «Дома войны», и в вое этом слышится имя Фази-и-и-и-и-и-и-ль!

Как это было бы красиво. Невероятно красиво! Пришлось сесть — его била дрожь. Фазиль заставил себя вернуться мыслями к возможным вариантам проведения операции. Он попытался свести свои потери к минимуму. Успокоившись, он почувствовал прилив гордости: какой все-таки у него сильный характер, какая стойкость перед лицом беды. Ведь он — Фазиль. Он сделает все наилучшим образом.

На обратном пути в деловой центр города Фазиль сосредоточенно размышлял о грузовых фургонах и краске. Не все еще потеряно, уверял он себя. Вполне вероятно, что так даже лучше. Необходимость использовать американца всегда как-то пачкала операцию. Теперь он сам нанесет удар. Пусть даже не такой эффектный, и взрыв, произведенный не в воздухе, не даст максимально возможных результатов, но он, Фазиль, все равно завоюет колоссальный престиж… И это будет способствовать росту партизанского движения, мысленно поспешил добавить он.

Он снова увидел громадный «Супердом», теперь уже с правой стороны. Солнце сверкало, отражаясь от металлической кровли. А что такое поднимается над нею с той стороны? Вертолет типа «воздушный кран». Он что-то несет, какое-то оборудование. Теперь он медленно движется над кровлей. У одного из прогалов в кровле его ждет группа рабочих. Тень вертолета скользит над куполом и накрывает их. Медленно, очень осторожно, вертолет опускает тяжелую ношу в отверстие кровли. Ветер сдувает с головы одного из рабочих шляпу, она крохотной точкой катится вниз по куполу и, кувыркаясь под ветром, улетает в пространство. Вертолет снова набирает высоту и, освобожденный от тяжелой ноши, скрывается за недостроенным «Супердомом».

Фазиль больше не думал о грузовых фургонах. Фургон он всегда сможет достать. Пот каплями катился по его лицу. Хорошо бы узнать, работают ли вертолеты по воскресеньям. Он постучал в стекло водителю и велел ему ехать к крытому стадиону.

Через два часа Фазиль сидел в публичной библиотеке, изучая одну из статей в справочнике Джейн «Летательные аппараты всего мира». Из библиотеки он отправился в отель «Монтелеоне», где списал номер установленного в холле таксофона. Списал номер еще одного таксофона — на вокзале, потом отправился в контору компании «Уэстерн юнион», чтобы отправить международную каблограмму. На бланке каблограммы он написал тщательно продуманный текст, постоянно сверяясь с маленькой карточкой — кодовой таблицей, вклеенной в футляр его фотокамеры. Через несколько минут коротенькое личное послание уже мчалось по подводному кабелю за океан, в Ливию — в город Бенгази.