Дело о таинственном наследстве - Молчанова Татьяна. Страница 45
«Вот, значит, как Господь решил наказать меня, – думала Софья. – Ведь правду она тогда графу сказала… Она любила! Так, как и не думала, что бывает. Так, как ей в порыве искренних признаний шептали некоторые из мужчин. Больно и сладко. С каждым вдохом, обжигающим душу, – он! С каждой мыслью, отяжеляющей голову, – он! С каждым движением тела – для него! И все это в пустоте, в пустоту, в ненужность… Господи, ну как вынести такое? Неужели тот мальчик чувствовал то же самое? Ведь тогда и умереть действительно можно. Нужно! Как же жить с этим? Сама все разрушила, сама все убила. Но…»
Чуть дрогнула картинка комнаты, сменяясь воспоминанием. Тогда в беседке… Пусть нехотя, но ведь граф обнимал ее… Такие сильные и нежные руки… Он действительно был обеспокоен – его синие глаза с искрой тревоги в глубине. Он был так близко, так хотелось дотянуться и, закрыв глаза, просто прикоснуться к его губам, просто заставить загореться кровь в этом, не ее, теле, просто…
Кусочек сухого бисквита хрустнул на зубах и просыпался крошками на платье. Софья рассеянно посмотрела на половинку, оставшуюся в ее руке…
«И что же теперь мне делать? Он любит другую. С чистой, наивной душой и девственным телом. Может, ему действительно этого надо? – грязным плевком проскользнула мысль. – Ах, какая теперь разница думать, что ему надо, если совершенно понятно, чего ему не надо. Ее, Софи Зюм, ни в каком виде не надо!»
Очень хотелось заплакать, но не получалось, очень хотелось найти хоть какую-то надежду, но надежды не было. Все было действительно кончено. Ее душа, до этого питавшаяся только определенным и грубым набором чувств, теперь рвалась на части от других ощущений, тонких и неизведанных, острым лезвием резавших ее на тонкие лоскуты. Софья залпом допила вино, опять скривившись от отвращения, и, схватив шаль, кинулась прочь из опостылевшего дома, из ненавистного уезда, от первой в ее жизни любви…
Благодаря рвению письмоводителя, к назначенному вечеру в дом Феофаны, а вернее теперь уже графа, стали подтягиваться люди. Те, кто был коротко знаком с покойной тетушкой и графом, проходили в гостиную и садились пить чай, ожидая прибытия Аркадия Арсеньевича. N-е же количество лиц любопытствующих прогуливались недалеко от дома, делая вид, что попали они сюда не то чтобы случайно, но и не нарочно, и ожидали новостей. Явились также и официальные чины…
Прибывший Аркадий Арсеньевич быстренько оценил диспозицию и расположился за небольшим столиком посередине гостиной. Настроение среди публики царило настороженное и чуть усталое. Впрочем, конечно же, всем было интересно. А Наташе к тому же и ревниво.
«Нет, я, конечно, очень рада, что покушения на графа наконец прекратятся, – попыталась перевести в мысли она свои ощущения, устраиваясь на диванчике вместе с отцом, – но получается, что мой расследовательский талант не очень-то и талант?..»
Надо отдать должное Аркадию Арсеньевичу. Он не рисовался, не важничал, выглядел вполне скромно: послушный исполнитель воли общественности и царя-батюшки. Подняв на перешептывающуюся публику строгие и, как казалось ему, проницательные глаза, он деликатно кхекнул. Публика намек поняла и немедленно замолчала.
– Господа! – Так начал следователь. – Я, конечно, мог официальным путем уведомить вас о результатах моих скромных изысканий, но подумалось, что в последний вечер моего пребывания здесь я смогу отблагодарить жителей уезда за помощь и прием, самолично раскрыв им имя преступника, а также мотивы, им движущие. Распространяться долго не люблю, поэтому, пожалуй, начнем сразу с фактов. Думаю, уже с первых минут их оглашения вы поймете, до чего все лежало на поверхности, и как важно, – следователь припустил в голос торжественности, – своевременное и правильное их распознавание. Замечу еще, что при расследовании данного дела я неукоснительно руководствовался принципом «Cui prodest» – ищи, кому выгодно…
И, чуть вздернув подбородок, следователь кинул быстрый взгляд в ряды, дабы удостовериться в правильности взятого тона. Публика немедленно сосредоточилась, и следователь, приняв от раболепного письмоводителя бумаги и выставив вперед пухлую ногу, начал разоблачения:
– Итак, господа, по порядку.
Первое! Все три несчастных случая, произошедших с графом за последнее время, а именно: падение с лошади, взорвавшийся пистолет, отравление грибами – есть суть не несчастные случаи, а спланированные и осуществленные, слава Богу неудачно, покушения на жизнь г-на Орлова, чему существуют бесспорные доказательства.
Сие известие, надо сказать, поразило немногих, по крайней мере, самый близкий к графу круг уже давно это знал. Наташа про себя только фыркнула.
«Ну еще бы у него не имелось доказательств! Сама на блюдечке принесла!» Она почувствовала, что злится непонятной, не свойственной ей раздражающей злостью. Причем не на следователя, не на себя, а так, на что-то неуловимое, но сильно мешающее. В голову ей пришла очень точная ассоциация: как будто в ухо залезли волосы, а руки, чтобы их убрать, связаны.
– Второе, – продолжал тем временем Аркадий Арсеньевич. – Все вышесказанные покушения за определенными условиями для их подготовки мог совершать человек, имеющий свободный, постоянный доступ во все комнаты в доме г-жи Ровчинской и практически полную в этом доме свободу действий.
Третье: на некоем лице имеется немалый карточный долг, заложенное имение и ничтожные перспективы на поступление денег, чтобы это положение дел изменить.
Четвертое, – следователь ловко переменил ноги, – по завещанию, оставленному г-жой Ровчинской, почти все ее наследство делилось неравномерно между графом Орловым, племянником, – большая часть, и помещиком Копыловым, ее зятем, – меньшая. В случае, ежели граф умирает скорее тетушки, и она переписывает завещание в пользу второго основного претендента или если она не меняет завещание и оставляет как есть, то юридически, а значит фактически, наследство переходит к помещику Копылову. Замечу здесь, это пригодится, что все домашние об основных тетушкиных наследниках знали – она из своей последней воли никогда тайны не делала.
Пятое: вечером, накануне убийства, Ровчинская грозится лишить некоего родственника наследства из-за его несоответствующего поведения и расстроенных дел.
Шестое: у доктора Никольского не так давно из лаборатории был украден пузырек с цианидом калия.
И последнее, к строгим фактам не имеющее, быть может, прямого отношения, но с учетом не только материальной стороны дела, но и тонкой психологической, имеющее значение неоценимое… – Аркадий Арсеньевич сделал одновременно трагическое и вдохновленное лицо, сдвинув брови и опустив уголки губ. – В ряде случаев, господа, преступник настолько нервничает, что поведением своим выдает себя, – брови следователя значительно приподнялись, – можно сказать, прямо на могиле жертвы.
С фактической стороной дела – все. Я специально расположил факты в таком порядке, чтобы вы, следуя за моим рассказом, сами смогли прийти к определенным выводам. А теперь, господа, я позволю себе нарисовать связным, так сказать, текстом собственно картину преступления.
Аркадий Арсеньевич, впрочем, не приступил тут же к озвучиванию обещанного, а попросил себе стакана воды и, пока смачивал слегка пересохшее горло, краем глаза наблюдал за публикой. Конечно же, представленные факты сопоставить было не так уж и трудно. И промежуточный эффект следователем уже был достигнут. Публика волновалась. Однако паузу долго тянуть не следовало, и он, кашлянув, продолжал:
– Прежде хочу особо поблагодарить двух очень внимательных и умнейших жителей вашего уезда, которые, поделившись со мной некоторыми имеющимися в их распоряжении сведениями, оказали бесценную помощь следственному процессу. Эти господа: тайный советник Пургин и доктор Никольский.
И Аркадий Арсеньевич коротко поклонился, посчитав подобное упоминание вполне достаточным.
– Итак, дамы и господа, что же произошло? Давайте, так сказать, нарисуем хронику событий. Два месяца назад к госпоже Ровчинской приезжает погостить ее зять, муж покойной сестры, Копылов Антон Иванович. После того, замечу, как не наведывался к ней около трех лет. Дела у родственника идут из рук вон плохо. Заложенное имение, на 6 тысяч карточных долгов, расстроенное здоровье – как физическое, так и психическое. Последнее особо, господа, подчеркиваю. Приезжает с целью смутной, неясной… Но с острой нуждой в деньгах. Больших деньгах. Чтобы поправить дела и, может быть, зажить новой жизнью. Прямо у Ровчинской просить денег он боится, зная характер Феофаны Ивановны, которая, во-первых, не признает бесчестных поступков, а во-вторых, с подозрением относится к самому Антону Ивановичу. Времени ждать, пока откроется легкий и доступный источник денег – наследство Ровчинской, – тоже нет. Кто знает, может, Феофана Ивановна проживет еще лет десять? Значит, надо изыскивать другие пути. В доме также гостит тетушкин племянник граф Александр Орлов. И, глядя на него, у Копылова рождается план. Как вы думаете какой?