В день пятый - Хартли Эндрю Джеймс. Страница 37

Было уже два часа ночи. Томас уговорил дежурного администратора открыть бар на несколько минут, чтобы взять пару бутылок пива. Он выпил его у себя в номере, большими жадными глотками, сразу же, как только закрыл за собой дверь. Затем Найт быстро разделся и лег в кровать, надеясь наперекор всему, что он слишком устал и обойдется без сновидений.

Глава 38

Взглянув на дисплей сотового телефона, Срывающий Печати ответил после третьего звонка:

— Да?

— Это Чума. У нас проблема.

— Я в курсе ситуации.

— Черт побери, о чем вы думали? С самого начала было ясно, что обязательно случится что-нибудь в этом роде.

Срывающий Печати уставился в окно. Он ждал такой реакции со стороны Чумы. Война никогда не высовывался из своего угла. Смерть делал то, что ему говорили, а Голод… В общем, кто знает, что у него в голове? Но вот Чума… постоянные споры, возражения, сует нос не в свои дела. Что ж, наверное, такое неизбежно, когда имеешь дело с наемными работниками, даже если им очень много платишь, но все же это действовало на нервы.

— Проект осуществляется согласно плану, — сказал Срывающий Печати. — В случае необходимости ты свяжешься с Войной.

— Ну а если я захочу раз и навсегда избавиться от этого непредсказуемого игрока?

— Решение принимать не тебе.

— Я имею в виду не это, — сказала Чума.

— Вот ответ, которым тебе придется довольствоваться.

Закончив разговор с Чумой, Срывающий Печати задумался, изучая возможные варианты. Найт до сих пор оставался в живых, потому что полезнее и не так рискованно было позволить ему бесцельно бегать из стороны в сторону, подобно обезглавленной курице. Но если он возьмет след, то очень быстро превратится в помеху. Прагматик во всех отношениях, Срывающий Печати был против ненужных трупов, однако смерть Томаса Найта, возможно, скоро станет настоятельной необходимостью. К тому же это вопрос служения высшему благу.

Телефон оставался у него в руке. Срывающий Печати набрал номер, мысленно составляя указания для Войны.

Глава 39

— Бурная ночка? — спросил Брэд Иверсон, отрываясь от «Уолл-стрит джорнал», когда Томас пришел на завтрак за десять минут до закрытия буфета.

— Плохо спал, — ответил Найт.

— Оно и видно, — усмехнулся Иверсон, разыгрывая из себя рубаху-парня. — Надеюсь, девчонка того стоила, — добавил он и рассмеялся, откинув голову.

Томас слабо улыбнулся, однако у него не было желания подыгрывать.

— Какой распорядок дня на сегодня, турист Томас?

— Пока что еще не знаю, — ответил тот, в первую очередь обращаясь к себе самому. — Наверное, обратно в Помпеи.

— Парень, ты что! Неужто одного раза было недостаточно? Что ты нашел в этих грудах камней?

— Похоже, недостаточно, — задумчиво произнес Томас.

Найт направился в обитель, не думая о том, кто ему откроет дверь — монсеньор Пьетро, отец Джованни или сестра Роберта. Сегодня он постарается переговорить со всеми троими. В кои-то веки ворота были распахнуты — приехал маленький грузовичок.

— Продукты для клариссинок, — устало объяснил отец Джованни, приглашая Томаса войти. — Остальное привезут завтра.

— Я слышал, одна из них устроила большой переполох, — сказал Найт.

— Скорее всего, пустяки, — ответил отец Джованни, пожав плечами, однако Томас усомнился в том, что священник говорил искренне.

Отец Пьетро собирался уходить на весь день, но, услышав о том, как Томас провел вчерашний день, отец Джованни пообещал устроить так, чтобы у монсеньора непременно состоялся давно назревший разговор с Найтом.

— Не возражаете, если мы с вами сейчас побеседуем? — спросил Томас.

Отец Джованни взглянул на часы и заявил:

— Хорошо. Один час. Но не здесь. Это место становится… — Не подобрав подходящего слова, священник поднес руки к голове: шумным, многолюдным, сумасшедшим.

Они прошли до пересечения с виа Медина, осторожно пробираясь по запруженной улице, и спустились к морю мимо длинного ряда изящных фасадов XVIII века, почерневших и покрытых граффити. Миновав скопление маленьких ресторанчиков с закрытыми до обеденного часа террасами, выходящими на улицу, они обогнули внушительный фонтан со скульптурами, имеющими отдаленное отношение к морской мифологии. Вдруг, совершенно внезапно, перед ними предстала величественная громада хорошо сохранившегося замка Кастелло-Нуово.

— Я приходил сюда вместе с вашим братом, — сказал отец Джованни. — Никогда прежде здесь не бывал. Эдуардо познакомил меня с этим местом.

— Наверное, если сам живешь где-то, то не всегда замечаешь то, что вызывает восхищение приезжих, — заметил Томас.

— Верно, — согласился священник. — Этот замок типичен для Неаполя. В нем множество уровней. Под землей остатки греческих сооружений, затем римских. Строение было возведено в тринадцатом веке, перестраивалось в пятнадцатом и позже. Теперь здесь заседает городской совет. Эдуардо нравилась… как бы сказать?

— История?

— Да, — произнес отец Джованни, склоняя голову набок, показывая, что это не совсем то слово. — Наверное, скорее преемственность, так?

— Да.

Они вошли в замок по широкому деревянному мосту, под вычурной резной аркой, обрамленной колоннами и увенчанной фризом с колесницей, запряженной четверкой лошадей. По высоте арка почти не уступала двум массивным, мрачным башням, стоящим по обе стороны от нее, а за ней оказался внутренний дворик, вымощенный каменными плитами. Томас остановился, впитывая возраст и преемственность этого места, а отец Джованни тем временем купил два билета в помещении бывшей караулки.

— Вы говорили о том, что Эд интересовался символами, — начал Томас, когда священник вернулся. — Не помните, что привлекало его внимание в первую очередь?

— Я мало что знаю о его работе, но помню, что Эдуардо собирал изображения рыб из римских катакомб и другие образцы раннехристианского искусства, — ответил отец Джованни.

— Символ рыбы? Как тот, что многие вешают на свои машины?

Пожав плечами, отец Джованни указал на длинную прямую лестницу.

— Это был символ первых христиан. Очень простой рисунок. Некоторые полагают, что все началось со слова, составленного из первых букв нескольких других.

— Акроним?

— Да, — подтвердил отец Джованни. — Но я считаю, что это также своеобразный код. Языком первой церкви был греческий. Рыба на нем будет «ихтис». Ваш брат показал мне вот это. Подождите.

Они вошли в башню с видом на море. Круглое помещение было заставлено рядами скамей — зал заседаний парламента или суда. Сводчатый потолок высотой футов шестьдесят пересекала паутина изогнутых каменных балок.

Достав из кармана бумажную салфетку, отец Джованни прислонился к краю деревянного стола и набросал черной шариковой ручкой:

Томас внимательно прочитал слова.

Отец Джованни провел пальцем по первым буквам.

— Видите? «Ихтис». Рыба, но также Иисус Христос, Сын Божий и Спаситель. Этим словом пользовались подвергавшиеся преследованиям христиане, чтобы узнавать друг друга. При встрече один рисовал вот такую линию. — Священник вывел изогнутую полосу, похожую на стилизованную волну. — Другой дополнял изображение.

Он дорисовал нижнюю половину изгиба, соединив линии слева так, что получилась голова рыбы, и перечеркнув справа, где образовался хвост.

— Это очень древний образ? — спросил Томас.

— Возможно, один из старейших. Эдуардо говорил, что он встречается и в других религиях, но ранние христиане присвоили его себе. В Новом Завете полно историй, связанных с рыбами.

— «Вы будете ловцами человеков», [18]— произнес Томас.

— Можно вспомнить, как Иисус накормил пять тысяч человек, — подхватил отец Джованни. — Эдуардо говорил, что рыба также является исконным символом плодородия, — закончил он, с улыбкой вспоминая эту фразу.