В день пятый - Хартли Эндрю Джеймс. Страница 7

— Понятия не имею, — сказал Томас. — Красть тут особенно нечего, не считая бумаг, но если какие-то из них и пропали, то я все равно не смогу это определить. — Нагнувшись, он перевернул опрокинутую коробку и увидел на полу под ней свадебную фотографию, теперь слегка смятую. — Подожди. Чего-то определенно недостает. Маленькой серебряной рыбки. Понял, о чем я говорю?

Джим покачал головой.

— Полиция направила сюда людей, — сообщил адвокат. — Нам велели ничего не трогать.

— Этот подонок спросил у меня, где умер Эд, — произнес Томас, рассуждая вслух. — Я ответил, что не знаю. Мне стало стыдно… Да, именно потому, что я этого не знал. По-моему, его это действительно интересовало. Почему — точно не могу сказать, но…

— Я сам не знаю, где умер Эд, — сказал Джим. — Где-то на Дальнем Востоке. Он побывал в Италии, затем отправился в Японию, но, кажется, скончался где-то в другом месте.

— В Японию? — спросил Томас, чувствуя, как на него нахлынули все те старые ощущения, которые возникали каждый раз при упоминании Японии.

Его словно опять ударили, хотя вместо боли появилось лишь холодное онемение, чуть тронутое беспокойством. Казалось, он проснулся с сознанием того, что накануне произошло что-то ужасное, но никак не может вспомнить, что же это было.

— Что он делал в Японии?

— Без понятия, — признался Джим. — Можно связаться с орденом. Я имею в виду, с иезуитами.

Задумчиво посмотрев на него, Томас кивнул, и в голове у него снова зазвенела боль.

Глава 5

— Он сказал, что его фамилия Паркс, — произнес Томас второй раз за две минуты.

— Если говорить о том, что пропало, вы с полной уверенностью можете назвать только эту серебряную рыбку?

У полицейского, который представился Кэмпбеллом, был скучающий вид, будто ему поручили заведомо безнадежное дело. Сейчас, когда первоначальный гнев утих, Томас не мог его в этом винить.

— Да, — подтвердил он. — На самом деле до его прихода я не успел толком просмотреть бумаги…

— Вы считаете, это была ценная вещь?

— Скорее всего, нет. Полагаю, все зависит от того, из чего она сделана. Если это серебро, то рыбка может стоить от силы пару сотен долларов.

— Сэр, вы можете описать эту рыбку? — со вздохом спросил полицейский, делая в блокноте заметки черной ручкой.

— Три или четыре дюйма в длину, какой-то странной формы, подробно прорисованная чешуя… Больше ничего не могу сказать.

— Странной формы? — переспросил Кэмпбелл.

— Грубые обводы. Толстый хвост. Большие неуклюжие плавники.

— Просто модель рыбки? Не какой-то сосуд? Она открывалась?

— Не знаю.

— Вы полагаете, это какой-то символ, да? Ваш брат был священником.

— Символ? — удивился Томас. — Что вы имеете в виду?

— Ну как же, вроде тех металлических рыбок, которые вешают в машине. Ихтис. [4]

Полицейский нарисовал в блокноте контур, замкнутую линию, образующую тело в форме листа и раздвоенный хвост. Томас взглянул на рисунок, напомнивший ему ленту Мёбиуса или двойную спираль.

— Даже не знаю, — честно признался он. — Я об этом не думал. Та рыбка выглядела иначе. Более реалистично.

— Мы будем присматривать за местными ломбардами, — сказал полицейский. — У преступника был меч? Как у Робин Гуда или тех ребят из «Властелина колец»? Меч в прямом смысле?

— Да, короткий клинок, — подтвердил Томас. — Похожий на меч римских легионеров, если вам это что-нибудь говорит.

— Ничего, — признался Кэмпбелл. — Он ударил вас этим мечом?

— Нет, похожей на кастет перчаткой, которая была у него на руке. Стальной. Весом в целую тонну.

— Странно, — заметил полицейский.

— Я тоже так думаю, — сказал Томас, ожидавший услышать больше.

— Вы ничего не добавите? — продолжал Кэмпбелл. — Может быть, у преступника была лошадь или еще что-нибудь?

— Нет, — не сдержал улыбки Томас.

— Вы уверены?

— Думаю, лошадь я заметил бы.

— Все же давайте взглянем на светлые стороны, — сказал полицейский. — Если бы преступник был настроен серьезно — я хочу сказать, если бы это был отпетый рецидивист, понимаете? — то он вас пристрелил бы. А так вам только врезали перчаткой, да? Это положительный момент.

— Весь этот эпизод вызывает у меня настоящий экстаз, — пробормотал Томас.

— Хорошо, — усмехнулся полицейский, убирая блокнот. — Если вы снова увидите этого человека, звоните нам. А так я поспрашиваю, но… — Он пожал плечами.

— Задерживать дыхание мне не стоит, — сказал Томас.

— Если только у вас где-нибудь не припрятаны жабры.

— Спасибо. — Найт ответил копу улыбкой. — Вы оказали неоценимое содействие.

— Такая у нас работа, сэр.

По пути к двери они встретили Джима с коробкой, полной бумаг.

Томас обернулся, представил его и добавил:

— Джим, это следователь Кэмпбелл.

Высокомерно кивнув, тот отвел взгляд, но полицейский продолжал пристально смотреть ему в лицо. От его былой насмешливости не осталось и следа.

— Здравствуйте, святой отец, — произнес он. — Давненько не виделись.

— Вы знакомы друг с другом? — удивился Томас.

Джим по-прежнему старательно смотрел куда угодно, только не на полицейского.

— Это старая история, — сказал Кэмпбелл. — Правда, святой отец?

Джим ничего не ответил, и полицейский ушел, не сказав больше ни слова.

Глава 6

Человек, которого называли Срывающим Печати, закончив разговаривать по телефону, долго сидел в задумчивости.

Все должно было завершиться, умереть вместе со священником, однако, как ни старался Война представить свой доклад будничным, простой формальностью, ему не удалось скрыть тревогу, прозвучавшую в голосе.

У священника был брат.

Разумеется, они знали об этом и раньше. Просто до настоящего момента данное обстоятельство не казалось им заслуживающим внимания.

«Впрочем, возможно, так оно и осталось», — подумал Срывающий Печати.

Но если все изменилось и брат этого несчастного священника превратился в угрозу, то Срывающий Печати начнет действовать, причем быстро.

Со священником он тянул время, надеясь на то, что проблема разрешится сама собой, но этот человек оказался упорным и настойчивым. Нельзя ждать, когда его брат превратится в угрозу. Прежде чем он успеет подняться до уровня надоедливого раздражителя, Срывающий Печати раздавит его, словно мошку, каковой тот и является.

Он усмехнулся и подумал о том, что имеет все возможности для этого. У него есть влияние, деньги, могущество, позволяющее добиваться всего, чего угодно. Еще воля. Именно она по-настоящему повергает в ужас его врагов, если они когда-нибудь узнают, кто он такой. Увидеть самого Срывающего Печати было невозможно. Он мог пожимать руку своему самому ненавистному сопернику, но тот его не узнавал. Когда дело дойдёт до действия, Срывающий Печати будет на противоположном конце земного шара от того места, где нанесут удар его подручные.

Он называл их всадниками. Все четверо были готовы выполнить любой его приказ, устроить тот маленький апокалипсис, который сочтет нужным организовать Срывающий Печати. Он лично отобрал каждого из них за конкретные способности.

Война, его генерал, искусный солдат, способный разместить где угодно свое маленькое войско.

Чума, его шпион, распространяющий болезнь с помощью обмана и лжи.

Голод, его личный устрашитель, человек, сеющий ужас везде, где появляется.

Смерть, непредсказуемая стихия, источник практически безграничного могущества.

Какая задача окажется не по плечу, если в его распоряжении есть такая кавалерия?

«Но до этого дело не дойдет, — подумал Срывающий Печати. — А если дойдет, то на этот раз никаких колебаний не будет. Пока что нужно просто предупредить всадников, но если придется спустить с цепи всех четверых, то я сделаю это без промедления».

Срывающий Печати задумчиво посмотрел на два слова, которые написал во время разговора с Войной.