Захватчики под парусами - Эмар Густав. Страница 2

Слуги, в душе радуясь сыграть шутку со своим хозяином, не заставили повторять приказания дважды; в одно мгновение стол был перенесен, столовые приборы разложены, и трактирщик, возвратившись, нашел путешественника расправляющимся с великолепной куропаткой. Лицо Пильвоа приняло все оттенки радуги: сначала побледнело, потом покраснело, так что следовало опасаться апоплексического удара.

— Уж это чересчур! — закричал он, с гневом топнув ногой.

— Что это с вами? — спросил незнакомец, поднимая голову и вытирая усы.

— Действительно, что со мной? — проворчал трактирщик.

— Да, кстати, как там моя лошадь? Она в конюшне?

— Ваша лошадь, ваша лошадь, — бормотал Пильвоа, — до вашей ли теперь лошади!

— Да что же такое, позвольте спросить! — воскликнул незнакомец, налив себе вина и разом выпив рюмку. — Гм! Это юрансонское! — прибавил он, поставив рюмку на стол с довольным видом. — Я его узнал!

Такие равнодушие и бесцеремонность довели ярость трактирщика до крайней степени и заставили его забыть всякую осторожность.

— Какая дерзость, — вскричал он, хватая бутылку, — ворваться в дом честных людей без позволения хозяев! Убирайтесь-ка отсюда поскорее, если не хотите, чтобы вам пришлось худо. Ищите себе другого приюта, а я не могу и не хочу давать вам ночлег.

Незнакомец выслушал трактирщика без малейшего волнения, и когда мэтр Пильвоа наконец замолчал, он откинулся на спинку стула и посмотрел прямо в лиц трактирщику.

— Теперь выслушайте меня, — сказал он, — и запечатлейте мои слова хорошенько в вашей дурацкой башке. Ведь этот дом — гостиница, не так ли? Стало быть, он должен быть открыт для каждого путешественника, который за деньги ищет приюта и пищи. Я знаю, что вы присвоили себе право принимать людей по выбору. Я же не разделяю этого мнения и останусь здесь столько времени, сколько захочу. Я не запрещаю вам содрать с меня лишнее, эта ваше право трактирщика, я ничего не скажу против, но если мне не будут служить вежливо и проворно, если вы не дадите мне приличной комнаты, в которой я мог бы ночевать — словом, если вы не выполните относительно меня все обязанности гостеприимства, я обещаю вам сорвать вашу вывеску, а вас повесить на ее место. Теперь вы поняли, хозяин? — прибавил незнакомец, так крепко сжав трактирщику руку, что бедный мэтр Пильвоа вскрикнул от боли, и оттолкнув его к самой стене кухни, так что тот едва удержался на ногах. — Служите мне и не спорьте.

Не интересуясь более трактирщиком, путешественник спокойно продолжал свой прерванный ужин.

Трактирщик чувствовал себя побежденным и не пытался продолжить борьбу, ставшую для него невозможной. Пристыженный и униженный, он старался угодить странному посетителю, столь бесцеремонно ворвавшемуся к нему в дом.

Путешественник не употребил своей победы во зло; довольный результатом, которого он добился, он этим не воспользовался. Так что мало-помалу и хозяин, и посетитель скоро оказались в самых лучших отношениях и к концу ужина даже лучшими друзьями.

Они стали разговаривать сначала о дожде и о хорошей погоде, о дороговизне съестных припасов, о болезни короля и кардинала, потом мэтр Пильвоа налил большой стакан вина своему непрошеному гостю и, вооружившись мужеством, сказал, покачав головой:

— Знаете ли, вы меня ужасно стесняете.

— Вы что, опять принимаетесь за старую историю? — откликнулся незнакомец, выпивая стакан и пожимая плечами. — Я полагал, что этот вопрос давно решен.

— Умоляю вас, не горячитесь, — боязливо сказал трактирщик, — я не имею ни малейшего намерения вас оскорблять.

— Так объясните же откровенно, почему я так стесняю вас?

Трактирщик видел, что делать нечего, страх придал ему мужество.

— Поверьте, — сказал он смиренно, — я слишком хорошо знаю свет, чтобы осмелиться быть невежливым с таким дворянином, как вы…

— Оставим это, — с улыбкой перебил незнакомец.

— Но моя гостиница нанята уже неделю назад целым обществом дворян; они должны приехать через час, а может быть, и через полчаса. Эти дворяне желают быть одни в гостинице, они взяли с меня клятву не принимать никаких других путешественников и заплатили мне за это.

— Вот и прекрасно, — сказал незнакомец с равнодушным видом.

— Прекрасно?! — вскричал трактирщик.

— Что же мне еще сказать? Вы строго исполнили свое обязательство, и никто не может упрекнуть вас ни в чем.

— Как же это?

— Разве только у вас здесь спрятался кто-нибудь, — с невозмутимым хладнокровием отвечал незнакомец, — что, признаюсь, было бы нечестно с вашей стороны.

— Здесь никого нет.

— Ну так что же?

— А вы? — боязливо произнес трактирщик.

— О! Я — это другое дело, — смеясь, сказал незнакомец. — Вы меня не приняли; напротив, я насильно ворвался к вам. Ну, когда эти дворяне к вам явятся, вам остается только одно.

— Что?

— Рассказать в точности, что произошло между нами. Или я очень ошибаюсь, или это откровенное объяснение удовлетворит их, а если нет…

— А если нет, что я буду делать?

— Пришлите их ко мне, и я берусь их уговорить; дворяне хорошего происхождения всегда понимают друг друга.

— Однако…

— Ни слова больше об этом… Да вот, кажется, и они, — прибавил незнакомец, прислушиваясь и вновь небрежно откидываясь на спинку стула.

На затвердевшем снегу послышался топот лошадей, затем в дверь постучали.

— Это они! — прошептал трактирщик.

— Нет больше причины заставлять их ждать! Отворите, хозяин, сегодня очень холодно.

Трактирщик колебался с минуту, потом вышел, ничего не возразив.

Незнакомец старательно закутался в плащ, надвинул на глаза шляпу и стал ожидать приезжих с равнодушным видом. Слуги, забившись в самый отдаленный угол кухни, Дрожали, предвидя грозу.

Глава II. Семейная сцена

Между тем приезжие шумели на дороге и, по-видимому, теряли терпение от замешки трактирщика. Он наконец решился отворить, хотя тайно опасался последствий, которые могло иметь для него присутствие в доме незнакомца. Как только по его приказанию конюх отодвинул засов и отворил ворота, несколько всадников въехали на двор, а за ними — карета, запряженная четверкой лошадей. При свете фонаря, который держал слуга, трактирщик увидел, что путешественников семеро: трое господ, трое слуг и кучер на козлах. Все были закутаны в толстые плащи и вооружены с ног до головы.

Как только карета въехала на двор, всадники сошли с лошадей. Один из них, имевший, по-видимому, некоторую власть над своими спутниками, подошел к трактирщику, между тем как другие повернули карету в сад, где находился главный вход в дом, а слуги затворяли ворота.

— Мои приказания исполнены в точности? — спросил путешественник с сильным иностранным выговором, хотя он очень правильно выражался по-французски.

При этом довольно затруднительном вопросе Пильвоа почесал в голове, потом отвечал хитро:

— Насколько было возможно.

— Что вы хотите этим сказать? — грубо спросил путешественник. — Ведь инструкции были очень точны!

— Да, — смиренно отвечал трактирщик, — я даже скажу, что мне щедро заплатили вперед.

— Ну так что же?

— Я сделал, что мог, — отвечал Пильвоа, все больше смущаясь.

— Гм! Значит, у вас кто-то есть?

— Увы! Есть, монсеньер, — отвечал трактирщик, опустив голову.

Путешественник гневно топнул ногой, но тотчас же принял спокойный вид и спросил:

— Кто эти люди?

— Только один человек.

— А! Только один, — сказал путешественник с довольным видом. — Стало быть, ничего не может быть легче спровадить его.

— Боюсь, что нет, — робко сказал трактирщик. — Этот путешественник, которого я не знаю, кажется мне прегрубым, и не думаю, чтобы он был расположен удалиться.

— Хорошо, хорошо, я беру это на себя, — беззаботно сказал путешественник, — где он?

— Там, на кухне, греется у огня.

— Хорошо. Комната приготовлена?

— Да, монсеньер.

— Проводите сами этих господ, никто из ваших людей не должен знать, что будет здесь происходить.