Захватчики под парусами - Эмар Густав. Страница 4

— Молчать! — закричал путешественник, вскочив с места.

— Отец! — вскрикнули два других путешественника, бросаясь к нему.

— Хорошо, я возьму себя в руки, — сказал он, понизив голос и усаживаясь на свое место. — Я задам вам только один вопрос, донна Клара: будете вы повиноваться мне?

Она колебалась с минуту, потом, приняв решение, ответила решительным и твердым голосом:

— Выслушайте меня, отец. Вы сами сказали, что настала минута объяснения, объяснитесь же. Я ваша дочь и также стою за честь нашего дома, вот почему я требую, чтобы вы отвечали прямо и не изворачиваясь.

Эта молодая женщина, говорившая с неподдельной решимостью, которую придавало ей горе, была необыкновенно красива. Выпрямившись, гордо подняв голову с длинными шелковистыми черными волосами, в беспорядке падавшими на ее плечи и представлявшими разительный контраст с цветом ее мраморно-бледного лица, с большими глазами, горевшими лихорадкой и наполненными слезами, медленно текущими по щекам, она имела во всей своей наружности что-то роковое, как будто не принадлежавшее земле. Отец ее растрогался, несмотря на свирепую ярость, и отвечал голосом уже менее грубым:

— Я слушаю вас.

— Я вам сказала уже, что я невиновна, — продолжала она, — и повторяю, что была тайно обвенчана с графом де Бармоном в церкви Мерсед в Кадисе по вашему приказанию. Вы это знаете, и, стало быть, мне нечего распространяться об этом; мой ребенок законный, и я имею право им гордиться. Каким же образом вы, герцог Пеньяфлор, принадлежа к испанским грандам, не только похитили у меня в день нашей свадьбы супруга, вами же выбранного, но и вдруг прогнали его от себя и отняли у меня моего ребенка в час его рождения, да еще обвиняете меня в ужасном преступлении и намереваетесь, когда еще жив мой первый муж, выдать меня замуж за другого. Отвечайте же мне, в чем состоит честь, о которой вы так часто говорите, и по какой причине вы поступаете так жестоко с несчастной, которая обязана вам жизнью и, с тех пор как существует, выказывала вам только любовь и уважение?

— Это уж слишком, непослушная дочь! — закричал герцог, с гневом поднимаясь с места. — Если вы не боитесь идти мне наперекор таким недостойным образом…

Но вдруг он замолчал и замер, трепеща от ярости и испуга: дверь комнаты внезапно отворилась, и на пороге появился человек. Гордо выпрямившись, с пылающим взором, он молча стоял, положив руку на эфес своей шпаги.

— Луи! — вскричала молодая женщина, бросаясь к нему. Но братья удержали ее и заставили сесть.

— Граф де Бармон! — прошептал герцог.

— Я, собственной персоной, герцог Пеньяфлор, — отвечал незнакомец с чрезвычайной вежливостью, — вы меня, кажется, не ждали?

Сделав несколько шагов по комнате, в то время как матросы, следовавшие за ним, стерегли дверь, граф де Бармон гордо надел шляпу на голову и, скрестив руки на груди, надменно спросил:

— Что здесь происходит? Кто смеет притеснять графиню де Бармон?

— Графиню де Бармон! — с презрением повторил герцог.

— Это правда, — иронически ответил граф, — я и забыл, что вы с минуты на минуту ждете документа, который аннулирует наш брак и позволит вам выдать дочь за человека, влияние которого помогло вам занять место вице-короля Новой Испании 2.

— Милостивый государь! — закричал герцог.

— Как?! Разве я ошибся? Нет-нет, герцог, мои шпионы не хуже ваших, они хорошо мне служат, поверьте… Но этот недостойный поступок не будет совершен! Слава Богу, я успел вовремя, чтобы помешать этому. Посторонитесь, — сказал он, оттолкнув сыновей герцога, не дававших ему пройти. — Я ваш муж, графиня, следуйте за мной, я сумею вас защитить.

Молодые люди, бросив сестру, которая была почти без чувств, устремились на графа и оба ударили его в лицо перчаткой, обнажив шпагу. При этом жестоком оскорблении граф страшно побледнел, взревел, как хищный зверь, и также обнажил шпагу. Слуги, опасаясь матросов, не делали ни малейшего движения. Герцог бросился между тремя молодыми людьми, готовыми вступить в бой.

— Граф, — холодно сказал он своему младшему сыну, — предоставьте вашему брату наказать этого человека.

— Благодарю вас, отец, — ответил старший, становясь в позицию, между тем как младший брат опустил шпагу и сделал шаг назад.

Донна Клара без чувств упала на пол. Было что-то зловещее в зрелище, которое в эту минуту представляла комната: женщина, хрипящая на полу в страшном нервном припадке, и никто не думает ей помочь; старик с нахмуренными бровями, с чертами лица, искаженными горестью, с бесстрастным видом присутствующий при дуэли своего старшего сына с зятем; его младший сын, кусающий губы от досады, что не может помочь своему брату; матросы, приставившие пистолеты к горлу слуг, бледных от страха; а посреди комнаты, слабо освещенной несколькими коптящими свечами, два человека со шпагами в руках, готовые проткнуть друг друга.

Дуэль продолжалась недолго — слишком сильная ненависть душила противников, чтобы они стали понапрасну терять время. Сын герцога, бывший нетерпеливее графа, наносил ему удар за ударом, которые граф, несмотря на свое искусство, отражал с трудом. Вдруг молодой человек поскользнулся, и в это мгновение граф сделал молниеносное движение и его шпага вошла в грудь противника по рукоять. Молодой человек взмахнул руками, выронил шпагу и упал на пол, не произнеся ни слова. Он был мертв.

— Убийца! — закричал его брат, бросаясь на графа со шпагой в руке.

— Вероломный! — отвечал граф, отражая нанесенный ему удар и выбивая шпагу, которая полетела к потолку.

— Остановитесь! Остановитесь! — закричал герцог, обезумев от горя, бросаясь к двум противникам, которые схватились врукопашную.

Но это позднее вмешательство было бесполезно: граф, наделенный необыкновенной силой, легко сумел освободиться от молодого человека и, бросив его на пол, стал коленом на его грудь.

Вдруг раздался топот лошадей, послышались бряцание оружия и поспешные шаги нескольких человек, взбегавших по лестнице.

— А-а! — закричал герцог со свирепой радостью. — Вот наконец и мщение!

Граф, не удостаивая ответом своего врага, обернулся к матросам.

— Бегите! — крикнул он властным голосом. Они стояли на месте, не решаясь оставить графа.

— Бегите, если хотите меня спасти, — прибавил он.

Оба матроса схватили свои карабины за дуло, чтобы проложить себе путь, и, действуя ими как палицами, бросились в коридор и исчезли.

Граф с тревогой прислушался и услыхал ругательства, шум ожесточенной борьбы, потом через минуту отдаленный крик, так хорошо известный морякам. Лицо его прояснилось, он вложил шпагу в ножны и спокойно ждал, прошептав:

— Они спасены! Мне остается надежда!

Глава III. Арест

Почти тотчас в комнату вбежали двадцать человек. Шум, продолжавший доноситься извне, показывал, что на лестницах и в коридорах находятся люди, готовые в случае надобности поспеть на помощь. Все эти люди были вооружены. Впрочем, в них легко было узнать королевских — или, лучше сказать, кардинальских — гвардейцев. Только двое из них, с лукавыми кошачьими физиономиями, с бегающим взглядом, одетые в черные платья, не имели оружия; но, по всей вероятности, их надо было опасаться больше других, ибо под своей раболепной вежливостью они, без сомнения, скрывали неутолимое желание причинять вред. Один из них держал в руке какие-то бумаги. Он сделал несколько шагов вперед, подозрительно оглядел все общество и сказал резким отрывистым голосом:

— Именем короля, господа!

— Что вам нужно? — спросил граф де Бармон, решительно подходя к нему.

Приняв это движение за демонстрацию враждебных намерений, человек в черном платье с живостью отскочил назад, но тотчас возвратил хладнокровие и ответил со зловещей улыбкой:

— Граф Луи де Бармон, если не ошибаюсь?

— К делу, милостивый государь, к делу! — надменно ответил граф. — Я — граф де Бармон.