Таежный гамбит - Достовалов Юрий. Страница 10
– Значит, так, Лександра Петрович… – едва переводя дыхание, затараторил Маджуга. – Давно мне блазнилось, что на золото наше кто-то глаз положил… да все отгонял от себя мысли те… думалось – и впрямь блажь… А тут… И-э-эх! – он махнул рукой и грузно рухнул на лавку возле печи. Кованая ножка от тяжести подогнулась, и хорунжий едва сумел сохранить равновесие. Однако резво вскочил, неловко перебирая потерявшими опору ногами. Но наконец остоялся, нагнулся, схватил лавку левой рукой, правой как ни в чем не бывало распрямил ножку, однако садиться уже не стал.
– Ты чего поел-то сегодня, Арсений? – рассмеялся Мизинов. Маджуга, засмущавшись, топтался на месте, переминаясь с ноги на ногу.
– Позвольте, я дверь-то все же притворю, – хорунжий повернулся к Мизинову спиной, и генерал в который раз подивился широкости и крепости этого забайкальского казака.
В прошлом году, когда он увозил из Читы золото, генерал Вержбицкий дал ему в охранение полусотню забайкальских казаков, командовал которой этот самый Маджуга. Поначалу Мизинову казались странными повадки кряжистого казака, его внешняя вульгарность, дикие для него, уроженца Ярославщины, словечки хорунжего, да и сам этот будто ископаемый офицер. Но потом, во время долгого пути в Харбин, генерал не раз убеждался в стойкости, личной храбрости и беззаветной преданности этих людей тому делу, которому они однажды присягнули.
А что касается Маджуги, то он за это время стал для Мизинова, наверное, самым настоящим другом – надежным и верным. А началось все с того бурного перехода через одну из горных речек в Забайкалье. Под одной из телег, до отказа груженной ящиками с золотом, вдруг треснул и провис тоненький мосток, кобыла испугалась, забила копытами, от чего дощечки мостка посыпались, как зубы из гнилого рта, телега накренилась и вот-вот готова была провалиться в неглубокий, но бурный поток. Ищи потом золото в мутном водовороте!
Заметив это, Маджуга, принимавший лошадей на другом берегу, скинул с плеч барчатку [5], с разбегу кинулся в воду и подоспел к готовой рухнуть телеге как раз вовремя. Крепким плечом он подпер подводу снизу и зычно крикнул казакам:
– Сымай ящики! Живо айда!
Станичники все как один бросились к подводе, и в один миг драгоценный груз лежал на берегу. Остальное золото переносили на руках через поток. По пояс в ледяной воде, казаки работали дружно, молча, стиснув зубы. А потом лежали на берегу, скинув амуницию и греясь у разведенных больших костров…
В Харбине удалось устроиться основательно. Надежные люди сделали Мизинова купцом Усцелемовым, выделили ему две лавки скобяных товаров, извозчичью контору почти в центре города, пару цинковых приисков за городом, подыскали и хорошую скрыню для золота. Мизинов сперва не понял:
– Что такое «скрыня»?
Доброхоты понимающие переглянулись между собой с едва заметной улыбкой и ответили вопросом:
– Ваше превосходительство знает, конечно, что такое банк? Так вот, скрыня – это лучше банка. Там ваше золото пролежит в целости столько, сколько потребуется вашему превосходительству.
Мизинов бросил на них быстрый взгляд, выражавший недоверие. Они выдержали, не отвели глаз:
– Господин Куликовский во всем нам доверяет, можете не беспокоиться…
Золото схоронили в глубоком подвале под одной из скобяных лавок купца Усцелемова. На крышке люка повесили полупудовый амбарный замок – из того добротного товара, которым торговал «купец». А караулили подвал по двое маджуговских казаков, сменяемых через шесть часов. И так круглые сутки. До сих пор Мизинов за золото не беспокоился. Но что вдруг сегодня взволновало Маджугу?
– Садись, Арсений, – Мизинов прошел в светелку и пригласил Маджугу за стол. – Что случилось?
– Дак случилось, Лександра Петрович, случилось! – хорунжий сел за стол, снял папаху, вынул платок и вытер крупные капли пота на лбу.
– Выпьешь? – предложил Мизинов и кивнул на графин с водкой.
– Куды пить-то, Лександра Петрович! Чую – неладное с золотом нашим! Ох, неладное!
– Да говори ясно, ты же военный человек, – Мизинов, хотя и не подавал вида, но тоже стал нервничать. Он знал: интуиция Маджугу не подводила.
– В моих людях, – хорунжий сделал ударение на втором слоге, – в них я не сомневаюсь! Но странно, однако, ваше превосходительство! Нынче замки проверил на голбце [6] и ахнул! Замок-то не тот!
– То есть как не тот? – Мизинова пробрал резкий, острый озноб.
– Не тот, что утром был, когда Кандауров с Инчуковым заступали!
– Еще не легче! А кто сменял их? Кто сейчас стоит?
– Да нет, Лександра Петрович, в моих людях я не сомневаюсь, – опять затараторил Маджуга. – Но ведь странно! Новые стоят пару часов. Я решил проверить. А замок – не тот!
– А они что?
– Да не-е-т! Они бдят, как полагается. И никуда, говорят, не отлучались. Я им верю, верю, как себе…
– А кто-нибудь подходил к люку?
– Да говорят – никто.
– Они трезвы? – повысил голос генерал.
– Это вы зря, Лександра Петрович, вы ведь знаете…
Мизинов и сам понял, что погорячился: забайкальские казаки – по преимуществу староверы, и пьянка у них не в чести. А уж что касается служебных обязанностей и их четкого исполнения – то тут Мизинов не знал никого более ответственного, чем забайкальцы.
– Извини, Арсений, – смягчился Мизинов. – Ну а как сами они объясняют смену замка?
– Да никак не объясняют, нечем, говорят, объяснять-то. Сидят на лавочке, балабонят себе, никто головы не приклонит. А голбец-то – вот он, в двадцати метрах! Как перед носом!
– Они замок новый видели?
– Видели, когда я их подвел. Плечами поводят – и вся недолга. Замок другой – это видят. Но что никто его не менял – в этом хоть голову готовы на отсечение!
– Ну, погоди отсекать, их головы нам еще пригодятся, – Мизинов встал и, задумавшись, начал медленно ходить из угла в угол. Нет, в забайкальцах своих он тоже не сомневался. Все пятьдесят человек были, как на подбор, преданны, храбры и сметливы. Они поочередно несли службу по охране подвала, жили все вместе, в двух помещениях заднего двора скобяной лавки, но ни разу с ценным хранилищем ничего не случилось.
«Вне всяких сомнений, я доверяю им безраздельно», – думал Мизинов.
И все-таки подошел к стене, где висело верхнее платье, надел на жилетку короткий, без рукавов купеческий кафтан с поддевкой и застежками на крючках. Плисовые шаровары заправил в смазанные сапоги, плотно натянув их на ноги. На плечи накинул длинную суконную сибирку [7], заученным за год движением лихо нахлобучил на голову кожаный картуз и на глазах превратился в заправского купца.
– Вылитые ваше степенство! – Маджуга развел губы в улыбке.
– Поехали, на замок поглядим! – и Мизинов вышел первым.
Генерал жил в добротном купеческом доме на окраине Харбина, в так называемой Пристани. В обнесенном высоким тыном дворе стояла запряженная парой лошадей легкая бричка. Из всех экипажей Мизинова она была для него самым любимым – легкая, рессорная, на быстром резиновом ходу, с крытым кожаным верхом, обитая внутри мягким сукном. На козлах брички егозил вертлявый китайчонок лет семнадцати. Он крутился из стороны в сторону, размахивая кнутом, как шашкой, и все норовил угодить по-над ухом одной из лошадей, но так, чтобы лошадь испугалась только, а не почувствовала боли. Лошадь прядала ушами, слегка хрипела и фыркала, нервно переступая копытами.
– Ойхэ, перестань Бурку терзать! – осадил мальчонку Мизинов.
Генерал подошел к лошади, погладил ее по морде, успокаивая, дал кусок сахару и оттопырил шоры. Китайчонок стоял по стойке «смирно», преданно глядя на Мизинова.
– Отдохни, сегодня никуда не поедешь, – генерал похлопал его по плечу. – Мы вот сами, с хорунжим. До лавки только доедем.
Ойхэ улыбнулся, низко поклонился и залепетал:
5
Барчатка – короткий казачий полушубок, отороченный мехом, еще называемый романовским полушубком.
6
Голбец – погреб, подвал, подпол.
7
Сибирка – длиннополый, утепленный, из толстого сукна сюртук.