Южная Африка. Прогулки на краю света - Мортон Генри Воллам. Страница 116

Площадка, которую Родс избрал местом своего захоронения, выглядела, несомненно, эффектно. Сама природа позаботилась о том, чтобы возвести здесь некое подобие Стоунхенджа: гранитные валуны стояли по периметру, будто охраняя заключенную внутри каменную платформу. Наверх вела узкая каменистая тропа, и того, кто находил в себе силы преодолеть этот подъем, ожидала достойная награда — та самая «Панорама мира», простиравшаяся вдаль по меньшей мере на пятьдесят миль. Именно здесь, на вершине холма, и расположена могила Сесила Родса. Как он и просил, тут лежит скромная гранитная плита, на которой вырезаны его имя, а также даты рождения и смерти. Родсу не было и пятидесяти, когда он умер.

Глядя на эту плиту, на которой грелась красноголовая ящерица, я подумал, что такая могила вполне бы подошла монаху-трапписту. Мне вспомнилась история, которую рассказывал У. Т. Стэд, душеприказчик Родса. Некий мистер Дж. Уиндем путешествовал по Родезии, и ему повезло очутиться на вершине этого холма вместе с основателем страны. По его свидетельству, Сесил Родс обвел горизонт рукой и произнес следующие слова: «Дома, еще больше домов… Вот ради чего я тружусь!»

Рассказчик называет эту историю «очень красивой», но у меня она вызывает в первую очередь чувство жалости. Ведь дома предполагают женитьбу и рождение детей, а это как раз те радости жизни, которых Сесил Родс был лишен. Из всех людей, кого судьба забросила в Африку, Родс оказался наиболее непоседливым и наименее приспособленным к домашнему уюту. Мечтая о домах для других, сам он так и остался одиноким бродягой, не познавшим семейного счастья.

Мне кажется, что эта скромная могила на холме призвана увековечить память о Родсе-мечтателе. Разве этот человек не из той же породы, что и Александр Македонский? Один грезил об эллинистическом мире, другой — об англизированном. И оба стремились завоевывать все новые и новые земли.

На обратном пути я повстречал пожилого джентльмена в рабочих шортах, который с видимым трудом поднимался на холм, опираясь на палку. Увидев меня, он снял сомбреро и промокнул лысину платком.

— Джон Сесил там, наверху? — спросил он.

— Вы найдете его на вершине холма, — отвечал я.

— Я просто хотел поздороваться с ним.

— Вы были знакомы с Родсом? — поинтересовался я.

— О Господи, еще бы не был! Я хорошо знал его в прежние времена. Но так уж сложилось, что я пятьдесят лет не мог попасть в Булавайо. Да… Конечно, в ту пору я был совсем молодым парнем.

— Скажите, а каким Родс был человеком? — спросил я. — Ну, какое впечатление он производил на людей при встрече?

— Вот уж не знаю, — пожал плечами старик. — Он ходил в старой рубашке и брюках. А на голове, как и все, носил широкополую шляпу. А насчет впечатления ничего сказать на могу.

И он продолжил свое паломничество на вершину холма. А я ушел, оставив его наедине с этим небом, с красноголовыми ящерицами и могилой Сесила Родса, которого он когда-то знал.

Прильнув к иллюминатору самолета, я наблюдал, как встает новый день над необъятной землей, лежащей к северу от Лимпопо. Мое путешествие по Южной Африке окончилось, и через несколько часов я буду уже на другом континенте. Я пробыл в этой стране достаточно долго, чтобы уяснить себе ее проблемы, но, увы, этого времени не хватило, чтоб выработать собственное мнение по их поводу.

Я представлял себе, как в этот ранний час очертания Кейптауна медленно проступают на фоне голубой бухты; Порт-Элизабет, Ист-Лондон и Дурбан, должно быть, только просыпаются; над одинокими краалями Зулуленда вьется тонкий дымок; в ясном, прозрачном воздухе Свободное государство просматривается до самого горизонта, и ранние пташки из племени золотоискателей уже приступили к работе под скалами Трансвааля.

Миллионы людей по всей Южной Африке в этот час готовятся начать очередной трудовой день со всеми его радостями и трудностями. Южноафриканцы британского происхождения, африканеры, капские цветные, банту, индусы — таков пестрый и не всегда дружный состав пассажиров на корабле под названием Южная Африка, которому предстоит везти их всех в будущее. Мысленным взором я видел жителей Союза, расселившихся от Столовой бухты до Дурбанского залива, и далее за горным кряжем на территории северного плато — все они в данный момент занимались повседневными делами и, скорее всего, не задумывались о высоких материях. Я же, устремляясь взглядом в прошлое, видел тех, кто стоял за их спиной — Крюгера, Родса, и Лобенгулу; Потгитера и Гарри Смита; вуртреккеров; Пита Ретифа и Дингаана; Фэйрвелла, Кинга и Чаку; переселенцев 1820-го; Прингла и Сомерсета; леди Энн Барнард и первых британцев; голландских губернаторов, последовательно правивших Капом, и, наконец, последних в этом ряду — и самых первых по времени — Яна Антони ван Рибека и его сподвижников. Так и кажется, будто История — после бесчисленных веков молчаливого бездействия — постаралась впихнуть как можно больше личностей и событий в три коротеньких века колонизации Южной Африки.

По сути, ее история представляет собой летопись деяний двух европейских народов — англичан и голландцев. Народы эти во многом схожи друг с другом (я бы сказал, настолько похожи, насколько это возможно для двух различных народов). И преследовали они одинаковые цели: оба стремились утвердить свои ценности на южной оконечности Африканского континента. Ценой неимоверных трудов и многочисленных жертв им удалось это сделать. Несмотря на прискорбное противостояние, вылившееся в ряд кровопролитных войн, обе нации сумели распространить свое влияние на значительной территории. При этом они не побоялись взять на себя ответственность за такое количество слуг, какого ни одно государство — на радость ли себе или на беду? — не имело со времен рабовладельческих империй древности. Большинство путешественников, побывавших в Южной Африке и ставших свидетелем противостояния, уезжали с мыслью, что именно этим двум народам (более, чем каким-либо другим в нашем суровом и переменчивом мире) предназначено назидание, содержащееся в третьей главе Евангелия от Святого Марка.

С теплым чувством думал я о людях, как африканерах, так и британцах, с которыми успел подружиться во время своей поездки. Я убедился, что в массе своей южноафриканцы — открытые, добрые и великодушные люди, превыше всего чтящие традиции гостеприимства. Я также с благодарностью вспоминал молчаливую услужливость чернокожих — людей другой расы, которые с готовностью исполняли все мои распоряжения и тем самым делали мою жизнь намного легче и приятнее. Теперь меня ждал длительный перелет на север, а в конце его удивительное открытие — оказывается, страна, казавшаяся мне такой огромной, пока я путешествовал по ней, на самом деле является всего лишь малой частью единого большого мира.

Фотографии