Последний солдат президента - Черкасов Дмитрий. Страница 22

— Давайте к делу, — заныл Потупчик, у которого через час была назначена встреча в немецком посольстве, — у меня времени в обрез…

— Сделай обрезание, — брякнула Литвинович, глядя прямо перед собой и покачиваясь.

За десять минут до начала собрания она вколола себе прямо на лестнице два кубика ханки и теперь существовала в своем переливающемся яркими красками мире. Суть разговора ее мало интересовала. Голубко хихикнул.

— Пегестань, — брезгливо сказал Богданкович.

— Стас, не обращай внимания, — Серевич развалился в кресле и вытянул ноги, едва не задев давно нечищенными ботинками светлые брючки Голубко, — щас все решим. Саня, что у тебя?

— Я договорился, что в конце месяца приедет Щекотихин. — Потупчик немного наклонился вперед. — Выступит на митинге, осудит режим. Насчет Рыбаковского и Пенькова подтверждения пока нет. То ли будут, то ли нет… Журналисты заряжены, дадут информашку по всем каналам. Эти, с НТВ, запросили на пять штук больше, чем обычно. Боятся. Им в прошлый раз камеру разбили, вот и перестраховываются. Я обещал обсудить и дать ответ послезавтра.

Богданкович пожевал губами.

— А на тги тысячи не согласятся?

— Не. Сказали пять.

— Хогошо. С НТВ ссогиться не надо. Ты как, Толя?

— Человек двести обеспечу, — Голубко подавил зевок, — из них десяток отморозков. Как сигнал будет, они ментов камнями забросают. Только подготовиться надо. И бухалова купить. По толпе пустим ящика три водки, глядишь, на ментов полсотни рыл бросится.

— Там стройка рядом, — Потупчик поднял палец, — кирпичи можно взять. И обрезки арматуры заранее завезти.

— Хогошая мысль, — одобрил Богданкович. — Кто займется?

— Могу я, — пожал плечами Голубко.

— Вот и отлично… Нося, ты подбогочку статей заказал?

— Давно готовы, — проворчал Серевич, — наши, польские, литовские. Из Питера три статьи пришло. Политологический анализ Жени Гильбовича и два опуса Николащенко. Плюс материал от Руслана. Я в Питер деньги уже отослал. Николащенко еще аванс выписал, у него проблемы там начались, бабки сильно нужны…

— У него вечно проблемы, — отмахнулся Потупчик.

Андрей Николащенко по кличке Степаныч был известен далеко за пределами Санкт Петербурга как ярый борец с психиатрией. С периодичностью примерно раз в две недели он выдавал на гора очередное «исследование», в котором обвинял врачей во всех смертных грехах и обзывал их «палачами в забрызганных кровью халатах» и «сталинскими выкормышами». За что регулярно приглашался в суд, где брызгал слюной, оскорблял судей и получал свои законные пятнадцать суток. Вокруг Степаныча вечно роились странноватые субъекты с мутными от сверхдоз успокоительного глазами и со справками из диспансеров, с которыми он вел нескончаемые беседы о тех зверских методах, которыми нормальных людей в дурдомах залечивают до растительного состояния.

Если смотреть со стороны, то Степаныч вроде бы занимался крайне благородным и нужным делом. Чего греха таить — в стационарах действительно существуют и нарушения режима, и излишняя жестокость к пациентам, и безразличие персонала. Но не в таких масштабах, как тщился описать Николащенко. При хронической нехватке лекарств больных просто не могли «закалывать» галоперидолом до одури, иначе препарата на всех не хватило бы и нечем было бы купировать приступы у буйных клиентов. Так что на девяносто девять процентов материал для своих «разоблачений» Степаныч высасывал из пальца.

К тому же он был платным информатором БНД.

По какой-то непонятной причине в самом начале перестройки западногерманская разведка заинтересовалась закомплексованным до предела «правозащитником» и предложила ему скромную «пайку». Николащенко с радостью согласился и вот уже почти пятнадцать лет снабжал своих хозяев слухами и сплетнями из журналистко-патриотической среды, раз в месяц получая конвертик со ста пятьюдесятью дойчмарками. В патриотической прессе его терпели и морду набили лишь однажды, когда чересчур инициативный Степаныч принял участие в пикетировании латышского консульства, развернув плакат в защиту «независимой от русских оккупантов» прибалтийской республики. Выйдя через месяц из больницы, Николащенко охладел к публичным выступлениям и всецело ушел в борьбу с медициной.

— Жалко, если Пеньков не приедет, — протянул Голубко.

— А зачем он тебе? — Литвинович на несколько секунд вырвалась из наркотического забытья. — Вы же оба пассивы…

Предводитель молодых политиков обиженно засопел.

— К делу, к делу, — Богданкович замахал руками, — пгедстояший митинг слишком важен, чтобы согвать его пговедение. Жанна, пегестань цепляться к Толе. Лучше скажи, сколько членов ассоциации будет пгисутствовать?

— Почти все, — безразлично ответила Литвинович. — Я разослала приглашения на Украину, оттуда тоже приедут.

— Хогошо, — Богданкович потер пухлые ладошки, — тепегь обсудим финансовый вопгос…

Собравшиеся заметно оживились.

Дослушав повествование усача, двое молодых террористов встали из-за стола и направились на выход.

Рокотов приготовился.

Один из юношей свернул в правый коридор, второй — в левый.

До затаившегося в густой темноте Владислава жертве предстояло пройти ровно шестьдесят пять шагов.

В террористическую группу, взявшую под свой контроль подземную ракетную базу, Опанас Тытько попал случайно. Ничем особенным у себя в националистической ячейке он не отличался, никакими талантами не блистал и, если бы не рекомендации его двоюродного брата, так до конца жизни и проваландался бы у себя во Львове, наливаясь самогонкой в компании соратников и бегая на митинги в защиту «ридной Украины» от «клятых москалей».

Слово кузена перевернуло всю его жизнь. После краткого собеседования он был принят в состав боевого отряда и спустя месяц упорных тренировок в шахтах заброшенного песчаного карьера оказался вместе с пятью соотечественниками в Беларуси.

Националистом, а затем и террористом Опанас стал от безысходности. К моменту развала СССР на шестнадцать независимых государств он только-только закончил школу, профессии никакой не имел и при бешеной безработице на Украине вряд ли смог бы устроиться хоть на какую-нибудь работу. Помыкавшись год и получив отказ со всех еще работающих львовских предприятий, Тытько страшно озлобился и в этом состоянии был подобран руководителем секции «боевого гопака» — нового вида борьбы, возникшего в самостийной республике на волне перестройки и представлявшей собой жуткую смесь кик-боксинга, самбо, карате и украинского народного танца. В качестве философской базы гопака фигурировали заветы Степана Бендеры и проживающих в западной Европе активистов УНА-УНСО. Практическая польза от нового вида борьбы была невелика, ее приемы годились лишь для примитивной уличной драки «стенка на стенку», однако привлекала молодежь своей «украинскостью». К тому же, в отличие от всех остальных воинских искусств, апологетам гопака не возбранялось обжираться салом и употреблять горилку.

В секции Опанас быстро продвинулся до должности заместителя командира ячейки, в чью задачу, помимо организации тренировок, входила и культурно-просветительская работа, заключавшаяся в написании лозунгов к демонстрациям и чтении вслух перед рядовыми бойцами избранных отрывков из откровений Бендеры.

Довольно быстро националисты во Львове стали представлять собой реальную политическую силу. Однако это не прибавило им материального достатка. Все попытки поставить под свой контроль рынки и коммерческие фирмы оканчивались печально — интернациональные бандитские группировки, «крышующие» местный бизнес, жестко объясняли «гопарям», что не потерпят вмешательства в свои дела и при необходимости разнесут «нациков» из автоматов Калашникова. И никакой гопак не поможет. Увещеваниям, пару раз подкрепленным хорошим мордобоем, националисты вняли и переключились на пикеты магазинов, торгующих «москальскими» товарами. Откуда их тут же попросили, дабы не мешали торговле, и тоже пригрозили автоматическим оружием.