Короли Вероны - Бликст Дэвид. Страница 94

Антония старалась следить за мыслью старого Капуллетто, пробивавшей себе дорогу сквозь обиду и гнев, но взгляд ее то и дело возвращался к отцу – тот спокойно наблюдал за накалом страстей. Внезапно он подмигнул дочери. Смущенная Антония поспешно отвернулась – и увидела гобелен у себя за спиной. На гобелене кролики сражались с конными рыцарями. Антония хихикнула и тут же принялась кашлять, чтобы отец не счел ее легкомысленной.

Однако Данте излияния Капуллетто успели наскучить, тем более что толстяк пошел уже по четвертому кругу. Услышав смешок дочери, он тоже взглянул на гобелен.

– Нелепо, не правда ли? Обрати внимание на лозы, что изображены на заднем плане, – посоветовал он.

За спинами рыцарей и кроликов стеной стоял лес, а в лесу скрывались крохотные черти. Они-то и подстрекали грызунов на военные действия.

– Как тебе известно, милая Беатриче, даже самые невинные создания могут стать орудиями в руках нечистого.

Антония с умным видом кивнула. Данте шепотом стал объяснять дочери, какова политическая подоплека события.

– Сбежавшая невеста – падуанка, внучатая племянница Джакомо Гранде да Каррары. Хотя наш покровитель и в дружеских отношениях с Гранде, всякому ясно: тайный брак Джаноццы означает начало войны между ними. В настоящий момент у Вероны с Падуей перемирие. Кангранде хочет, чтобы оно продлилось возможно дольше.

– Значит, – прошептала в ответ Антония, – в какую бы сторону ни подул падуанский ветер, он наполнит паруса Скалигера?

– Умница.

Джакопо потянул отца за рукав и кивком указал на дверь.

– Пьетро пришел.

Антония проследила взгляд Поко. В залу вошел рыцарь в сопровождении низкорослого человечка и огромного мавра с ужасными шрамами на лице и шее. На рыцаре были длинный дублет и бриджи, которые, вопреки моде, скрывали бедра. Юноша опирался на костыль, однако плечи его от этого ничуть не ссутулились, лишь торс несколько искривился вправо. У ног рыцаря вертелся поджарый борзой пес. На секунду Антония представила, как хорош был бы рыцарь со своей маленькой свитой в качестве сюжета для гобелена – не то что двуличные кролики. Затем стала за спиной юноши искать глазами своего брата.

И вдруг Антония вспомнила. Ведь Пьетро был ранен в ногу. Девушка тотчас узнала цвет волос, почти скрытых шляпой и повязкой; увидела знакомые очертания лба и скул. Лицо было худощавое, как у отца, нос – материнский. В ладном юноше легко угадывался мальчик, когда-то дергавший ее за косички.

Поко вздумал помахать брату, но Данте схватил его за запястье и жестом велел сидеть смирно. Антония видела, как Пьетро огибает толпу, не сводя глаз с молодого Капуллетто. На лице брата читалось глубокое сострадание, однако он был спокоен, как и отец.

Антония перехватила еще один взгляд Данте и не смогла удержаться, чтобы не стиснуть его локоть. Данте погладил дочь по руке, не отвлекаясь от излияний старого Капуллетто. Антония знала: события этого дня возымеют самые тяжелые последствия, но не могла сдержать улыбки.

Пьетро же было не до смеха. Прочитай сестра его мысли, замаскированные спокойною печалью в глазах, она пришла бы в ужас.

«Мари, подлец, будь ты проклят! Чтоб тебе вечно гореть в аду! Антонио, вставай, кричи, плачь! Тебе станет легче. Нужно как следует разозлиться – только тогда ты вернешься к жизни!»

Но Антонио сидел без движения, повесив голову. Пьетро не сомневался: друг не слышит ни единого слова из впечатляющей речи старого Капуллетто. Тот продолжал как по писаному, голос его гремел под сводами залы.

– Что касается алчности клана Монтекки, теперь мы видим, как деньги, неправедно добытые основателями рода, прокладывают путь к любым привилегиям. Я не сомневаюсь, что молодой Каррара получил хороший куш за то, что отдал девушку спесивому юнцу…

Пьетро приблизился к возвышению, на котором восседал Капитан. Толпа расступалась перед героем войны, астрологом и его невольником, более походившим на дьявола: первый внушал обожание, второй уважение, третий – суеверный ужас. Слуги отвели Меркурио к остальным собакам, среди которых был и легендарный Юпитер. Отец и сын обнюхали друг друга, но родственные чувства в них не проснулись – псы улеглись по разным углам.

Прежде Пьетро доводилось бывать в Domus Nova только дважды – Скалигер редко решал здесь проблемы, не относящиеся к делам государственной важности. Для внутренних дел он предпочитал собирать совет на собственной лоджии или в палаццо дей Джурисконсульти. Сегодняшнее собрание, однако, было посвящено не чествованию правителя далекой страны и не приему сановника из соседнего города-государства. Сегодня народ собрался посмотреть, как Кангранде станет вершить правосудие.

– А как же наши права? – разорялся Капуллетто. – Неужели закон защищает только граждан Вероны, пусть и самого низкого происхождения, но не нас? Неужели старинный род имеет больше прав, чем семья, недавно получившая гражданство? Разве мы не доказали, что достойны быть гражданами Вероны? Если кто и заслуживает привилегий в глазах старейшин, так это мой сын. Антонио бросился защищать Верону еще до того, как стал ее гражданином. Он кровью добыл себе гражданство – кровью, пролитой у стен Виченцы! – Речь текла гладко, акценты ставились именно там, где нужно, – без сомнения, Капуллетто поднаторел в судебных процессах.

«Интересно, в каком качестве он выступал – адвоката или клиента?»

Пока крошка капуанец («браво, отец!») разорялся в таком духе, Пьетро обратил взгляд на Кангранде. Если тот и сердился, по нему этого было не видно. Каждые несколько минут Кангранде нагибался к Пассерино Бонаццолси, чтобы обсудить очередной пассаж Капуллетто; один раз дискуссии был удостоен Гранде, сидевший слева.

Имелась в зале и еще одна августейшая особа, с которою Кангранде не перемолвился ни словом. То был не кто иной, как Гаргано Монтекки. Отец «девичьего вора» сидел на скамье вместе с другими знатными синьорами Вероны прямо, точно палку проглотил. Никто не говорил с ним – все ждали приговора Кангранде.

«Вчера вечером он веселился от души, – подумал Пьетро. – А теперь словно постарел на тысячу лет».

Пьетро перевел взгляд на клан Капуллетти. Негодующий Людовико брызгал слюной. Луиджи не выказывал признаков волнения – пожалуй, он был даже доволен таким поворотом событий. Антонио смотрел прямо перед собой остекленевшими глазами; на лбу его застыла складка, как будто он никак не мог взять в толк, что же произошло. Пока Антонио не осмыслит случившегося, гнева в его душе не будет. Когда же потрясенный разум оправится, место шока займет боль.

Зато Людовико бушевал за двоих.

– Разве мой сын не был посвящен в рыцари рукою самого Скалигера? Разве это не вчера произошло? Разве он не занял второе место в скачках? Разве его не отделяла от победы в забеге всего одна пядь, когда на его пути возник девичий вор? Разве Скалигер не пожаловал нам фамилию старинной и уважаемой семьи? И разве сегодняшнее событие не является показателем фаворитизма, расточаемого Вероной на своих граждан? Или это у вас в обычае – похищать невест и выдавать их за юных фатов, что купаются в розовой воде? – Капуллетто обращался уже не к Скалигеру. Он пытался завоевать толпу, вызвать сочувствие к своей семье.

Такового не наблюдалось. Капуллетто выдохся и прервал свою проникновенную речь, чтобы отхаркнуть мокроту в салфетку. Заговорил Скалигер.

– Да, синьор Капуллетто, мы, как вы изволили заметить, понимаем вашу обиду. Уверяю вас, виновные не останутся безнаказанными. Я только жду, когда соберутся все, кто хоть как-то был замешан в известные события. А пока, Скалигер обвел глазами толпу, – позвольте огласить указ. Как и во времена, когда мой почтенный отец служил нашему славному городу в качестве народного капитана и подесты купцов, сейчас дуэли запрещены. – По толпе прошел ропот. – Ссоры не должны разрешаться посредством меча! Враждующим сторонам надлежит обращаться в суд! Указ распространяется не только на сам город, но и на все земли, находящиеся под управлением Вероны!