Короли Вероны - Бликст Дэвид. Страница 95

Пьетро сразу понял, к чему клонит Кангранде. Правитель Вероны не желал новых вспышек междоусобной борьбы на своей территории. Закон, разрешающий дуэли, возобновленный Бартоломео делла Скала, чтобы Монтекки и Капуллетти могли напоследок сразиться, Кангранде вторично отменил. Новые Капуллетти не имели права мстить за свои обиды.

«Как жестоко шутит судьба, – думал Пьетро. – Отец был прав. Игнаццио тоже об этом говорил. И даже синьор Монтекки. Имена обладают властью над людьми».

Однако Кангранде пошел дальше – он наложил на поединки строжайший запрет. Адвокаты загалдели, услышав об этом решении. Нет, они не возмущались, наоборот, им запрет был на руку. Ведь при таком раскладе веронцам ничего не останется, как нанимать адвокатов, чтобы защитить свою честь.

Голос Людовико, успевшего передохнуть, перекрыл галдеж почтенных слуг правосудия.

– Вы запрещаете поединки, чтобы не дать моему сыну самому отстаивать свою честь!

Кангранде покачал головой.

– Нет, я просто забочусь о том, чтобы никто не нарушал спокойствия веронцев. Я также стараюсь защитить честь вашего сына и всей вашей семьи. Вас не было в Вероне, синьор Капуллетто, когда в этих стенах бушевала междоусобная война. Представители двух почтенных семейств, отстаивая то, что они считали честью, не думали о безопасности горожан. Так называемая честь более пострадала от беспорядков, что они чинили в городе, нежели от всех оскорблений, настоящих и мнимых, нанесенных враждебным семейством. Новый закон защитит всех веронцев, спасет как их собственность, так и самые жизни.

Людовико исчерпал еще не все аргументы в защиту поединков, однако продолжить спор ему помешали. За дверью послышался шум, и взорам веронцев предстали шестеро солдат в полном боевом снаряжении. Среди них был Марцилио да Каррара. Он вошел в залу с гордо поднятой головой, не удостоив самых почтенных мужей Вероны даже взгляда. Марцилио смотрел только на Скалигера, и, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул, в уголках глаз играла насмешливая улыбка.

Прежде чем заговорить с Марцилио, Кангранде обратился к Джакомо Гранде.

– Мессэр Джакомо, этот молодой человек – ваш племянник. Он не является гражданином Вероны. Считаете ли вы, что его следует допросить здесь и сейчас, или же предпочтете вести допрос в падуанском суде?

– Поскольку своим поступком Марцилио запятнал честь нашей семьи, – отвечал Джакомо, подавшись вперед, – его следует допросить немедленно. Я полностью полагаюсь на вашу мудрость, синьор Капитан, и на справедливость веронских судей. Пусть его допросят в Вероне! – Когда утих одобрительный гул, Джакомо добавил: – Я тоже задам ему пару вопросов.

– Как вам будет угодно. – Кангранде перевел взгляд на Марцилио – будто каменной плитой парня придавил. – Синьор Каррара, говорят, вы присутствовали при венчании вашей родственницы, синьорины Джаноццы, и Марьотто Монтекки.

– И не просто присутствовал, – усмехнулся Марцилио, – я был посаженым отцом.

Капитан проигнорировал как приглушенный ропот в рядах зрителей, так и возглас Людовико Капуллетто, далеко не такой приглушенный.

– Понятно. И вы сделали это, синьор Каррара, зная, что и двоюродный дед девушки, и ее покойный отец нашли для нее другого жениха?

– Да.

– Где состоялось венчание?

– В часовне, в главном имении Монтекки, что к востоку от Илласи.

– Кто их венчал?

– Какой-то монах-францисканец. Я слышал, Монтекки называл его братом Лоренцо.

Пьетро вспомнил симпатичного монашка, того, что накануне так смутился, когда его приняли за француза. Кангранде смерил взглядом епископа-францисканца – тот сидел мрачнее тучи.

– Давайте сразу проясним, синьор Каррара, – когда вы говорите «Монтекки», вы имеете в виду кавальери, а не мессэра Гаргано.

– Конечно. Полагаю, мессэр Гаргано ничего не знал о венчании. – Марцилио усмехнулся, посмотрев на бледного как полотно синьора Монтекки.

«Он полагает! Куда как любезно – полагать то, что всякому очевидно!»

– Что вам известно о новобрачных? – продолжал Кангранде.

– Мне известно, что до вчерашнего вечера они не встречались.

– Вы знаете, что случилось вчера вечером?

– Джаноцца сказала, что они… гм… разговаривали. – По тону Марцилио было ясно, что место имели не одни только разговоры.

Зрители, как один человек, подались вперед. И почему Скалигер не прогонит посторонних, подумал Пьетро. Если бы не возгласы да не шушукание, он бы давно уже до всего дознался. Впрочем, чтобы избежать междоусобицы, допрос, конечно, нужно проводить публично. По крайней мере, так Скалигер обезвредит сплетников.

– Мы в суде, а не на поэтическом ристалище. Будьте так любезны, синьор Каррара, избавьте нас от намеков.

– Извините. Монтекки читал Джаноцце вслух последнее произведение поэта, которому вы покровительствуете, – синьора Данте Алагьери.

О боже! Пьетро машинально, не успев сообразить, что делает, вместе со всеми обернулся к отцу. Отец, как всегда невозмутимый, явился в сопровождении Поко и девушки небольшого роста и очень строгого вида.

«Пожалуй, продажи теперь возрастут», – некстати подумал Пьетро.

Кангранде снова завладел вниманием толпы.

– И что же случилось потом?

– Потом они полюбили друг друга, – просто отвечал Марцилио.

– А как вы стали участником заговора?

– Джаноцца все мне рассказала сегодня поздно ночью.

– Каков был ваш ответ?

Толпа снова напряглась, чтобы не пропустить ни единого слова Марцилио.

– Я сказал, что, если она действительно любит Марьотто, она должна выйти за него замуж.

Людовико от негодования заклокотал, как горшок с похлебкой. Скалигер выдержал паузу и произнес:

– Выходит, это вы их надоумили.

– Любовь нынче стала такой редкостью. Как было не помочь влюбленным?

– Значит, вы почувствовали, что обязаны им помогать?

– Именно так. Я почувствовал, что это мой рыцарский долг.

– Возможно, – без тени улыбки произнес Скалигер, – я подзабыл рыцарский устав. Не припомню, где написано, что пособничество таким союзам является долгом кавальери.

– Синьору Капитану угодно, чтобы я освежил его память?

– Будьте так любезны.

Марцилио выпрямился, точно копье проглотил.

– Правила куртуазной любви просты и понятны. Вот, например, правило восьмое: «Никого нельзя лишать любви без очень веских причин».

– По-вашему, договор между вашей семьей и благородным семейством Капуллетто не является очень веской причиной?

– Обручения еще не было. Даже официальной помолвки не было. Я чувствовал – и сейчас чувствую, – что такая всепоглощающая любовь, какая вспыхнула между моей племянницей и сиром Монтекки, стоит дюжины брачных контрактов.

Людовико зарычал.

– Синьор Каррара, вы говорили с сиром Монтекки, чтобы убедиться в серьезности его намерений? – не смутился Кангранде.

– Я был у сира Монтекки сегодня рано утром. Я нашел, что у него легкий нрав. Правило восемнадцатое: «Единый легкий нрав…»

– «…Делает человека достойным любви», – подхватил Кангранде. И прищурился.

– Также я понял, что сир Монтекки ревнует Джаноццу к жениху. С того часа, как сир Монтекки увидел мою племянницу, он не проглотил ни крошки и ни на минуту не сомкнул глаз.

– Надеюсь, он не очень похудел, – съязвил Кангранде.

– Не очень, мой господин.

– А вам не пришло в голову поговорить с женихом девушки? Может, он тоже не ел и не спал?

– Капитан, сердце Джаноццы выбрало другого. – И Марцилио поклонился с притворной почтительностью.

При этих словах Антонио еще сильнее сгорбился.

«Значит, он слушает».

– Получается, чувства сира Капуллетто вы в расчет не принимали?

Марцилио покачал головой.

– Еще как принимали – Монтекки и Джаноцца. Но я вспомнил последнее правило куртуазной любви – «Ничто не мешает одной женщине быть любимой двумя мужчинами».

Кангранде поджал губы.

– Полагаю, Марцилио да Каррара, весь вопрос в том, почему вы не посоветовались со своим дядей. Он – глава семьи, самый старший в роду. Это он вел переговоры о помолвке. Разве не к нему вы должны были в первую очередь обратиться?