Бледный всадник - Корнуэлл Бернард. Страница 39

Время от времени мы натыкались на разграбленную деревню или сожженную церковь, видели растрепанных воронов, хлопающих черными крыльями и следующих за датчанами в поисках разлагающихся трупов. Мы заблудились, и все мои надежды добраться до Окстона давно исчезли. Я полагал, что Милдрит бежала на запад, в холмы, как всегда поступали жители тех земель, когда приходили датчане. Я надеялся, что жена и сын живы, но будущее наше было черно, как длинные зимние ночи.

Однажды ночью мы сидели в пастушьей хижине, скорчившись у маленького очага, наполнявшего дымом низкий домишко с соломенной крышей, и жарили несколько ребер, вырезанных из полусъеденной овечьей туши. Все мы были донельзя грязные, промокшие и замерзшие.

— Может, нам стоит отыскать датчан, — предложили, — и принести им присягу?

— И стать рабами? — горько отозвался Леофрик.

— Можно заключить с ними договор. Мы будем воинами, — ответил я.

— Сражающимися за датчан? Они не могут захватить весь Уэссекс! — запротестовал мой друг и потыкал палкой в огонь, выбросив новый клуб дыма.

— А почему бы и нет?

— Уэссекс слишком велик. И наверняка найдутся те, кто станет сопротивляться. Мы просто должны отыскать этих людей.

Я вспомнил стародавний спор в Лундене. Тогда я был еще ребенком, жившим среди датчан, и вожди их спорили о том, как лучше всего захватить Уэссекс. Одни утверждали, что следует напасть на дальние западные земли и тем самым сломить мощь врага. Другие хотели в первую очередь взять старое королевство Кент, самую слабую часть Уэссекса, где находилась великая святыня Контварабург. Но победили самые храбрые. Они напали с запада, и их первая атака оказалась неудачной, однако теперь Гутруму сопутствовал успех. Но насколько велик был этот успех? Оставался ли Кент все еще саксонским? А Дефнаскир?

— И что будет с Милдрит, если ты присоединишься к датчанам? — гнул свое Леофрик.

— Она так и будет прятаться, — равнодушно сказал я.

Воцарилась тишина. Я видел, что Энфлэд возмутили мои слова, и надеялся только, что она придержит язык.

Однако мои надежды не оправдались.

— Тебе все равно? — с вызовом спросила она.

— Нет, — ответил я.

— Похоже, Милдрит тебе надоела, так? — не унималась Энфлэд.

— Ну что ты к нему прицепилась! — попытался восстановить мир Леофрик.

— Милдрит — его законная жена! — заявила Энфлэд, все еще глядя на меня. — А мужчины устают от жен.

Исеулт слушала, переводя большие темные глаза с меня на Энфлэд.

— Много ты знаешь о семейной жизни! — огрызнулся я.

— Я, между прочим, была замужем!

— Вот как? — удивленно переспросил Леофрик.

— Да, я была замужем три года, — продолжала Энфлэд, — за человеком, который служил стражником у Вульфера. Он подарил мне двоих детей, а потом погиб в битве, в той самой, в которой погиб и король Этельред.

— Двоих детей? — спросила Исеулт.

— Оба умерли, — резко сказала Энфлэд. — С детьми это случается сплошь и рядом.

— Ты была счастлива, когда жила со своим мужем? — спросил Леофрик.

— Была, примерно три дня, — ответила она, — а следующие три года я познавала простую истину: все мужчины — сволочи.

— Неужели все? — уточнил мой друг.

— Большинство. — Энфлэд улыбнулась Леофрику и прикоснулась к его колену. — Но не ты.

— А я? — спросил я.

— Ты? — Она на мгновение перевела глаза на меня. — Человеку, который обманывает жену, нельзя верить ни на грош, — заявила она с откровенным ядом в голосе.

Я смутился. Возможно, она отчасти права, но слышать такое все равно было неприятно. Энфлэд в ту же секунду пожалела, что говорила так резко, и попыталась смягчить свои слова:

— Вообще-то я тебя совсем не знаю. Все, что я знаю о тебе, — это то, что ты друг Леофрика.

— Утред щедрый! — преданно сказала Исеулт.

— Мужчины обычно проявляют щедрость, когда хотят что-то получить, — отрезала Энфлэд.

— Единственное, что мне нужно, — это Беббанбург, — проговорил я.

— Так или иначе, — отозвалась Энфлэд, — ты сделаешь все, что угодно, лишь бы заполучить желаемое. И ни перед чем не остановишься.

Воцарилось молчание. Через полуприкрытую дверь я видел падающие снежинки. Они трепетали в свете костра и таяли.

— Альфред — хороший человек, — нарушил Леофрик неловкую тишину.

— Он пытается быть хорошим, — сказала Энфлэд.

— Только пытается? — саркастически спросил я.

— Альфред вроде тебя. Он убьет, чтобы получить то, чего хочет, но между вами есть разница. У него имеется совесть.

— Ты имеешь в виду — он боится священников.

— Он боится Бога. И мы все должны бояться Бога. Потому что однажды мы все дадим Господу ответ.

— Только не я, — ответил я.

Энфлэд насмешливо улыбнулась, но Леофрик сменил тему разговора, сказав, что идет снег, а потом мы уснули.

Исеулт во сне вцепилась в меня; она скулила и вздрагивала, пока я лежал в полудреме, думая о ее словах, что мне предстоит возглавить могущественный отряд. Это пророчество казалось маловероятным, и я решил, что магическая сила оставила Исеулт вместе с девственностью. А потом я тоже уснул — и проснулся, когда мир стал белым. Веточки были усыпаны снегом, но он уже таял, и капли падали в мглистый рассвет.

Выйдя наружу, я нашел за дверью крошечного мертвого крапивника и испугался, что это дурное предзнаменование.

Леофрик тоже вышел из хижины и часто заморгал, глядя на восходящее солнце.

— Не спорь с Энфлэд, — сказал он.

— Я и не спорю.

— Ее миру пришел конец.

— Значит, мы должны его возродить.

— То есть ты не присоединишься к датчанам?

— Я сакс, — ответил я.

Леофрик, услышав это, неопределенно улыбнулся. Затем расстегнул штаны и помочился.

— А если бы твой друг Рагнар все еще был жив, ты, интересно, остался бы саксом? — спросил он, глядя на пар, поднимающийся над мочой.

— Он ведь мертв, так? — сурово проговорил я. — Его принесли в жертву честолюбивым планам Гутрума.

— Поэтому теперь ты сакс?

— Я сакс, — повторил я с уверенностью, которой не чувствовал, ибо не знал, что принесет мне будущее.

Да и откуда мы могли это знать? Не исключено, конечно, что Исеулт сказала правду, и Альфред даст мне силу, и я поведу вперед могущественный отряд, и получу красавицу, которая будет созданием золота, да вот только я начинал сомневаться в пророческом даре своей возлюбленной. Альфред, вполне вероятно, уже мертв, а его королевство, может быть, обречено, и все, что я знал в тот момент, — это что земля тянется к югу, к покрытому снегом хребту, и там кончается в странном, словно бы пустом блеске. Линия неба походила на край мира над хаосом жемчужного света.

— Будем и дальше двигаться на юг, — сказал я.

Ничего другого нам не оставалось, только идти навстречу этому блеску.

И мы пошли.

Двинулись по овечьей тропе к вершине хребта, а там я увидел, что холмы круто обрываются, уходя к обширным топям и к морю. Мы добрались до великого болота, а блеск, который я видел издали, оказался светом зимнего солнца, отражающимся на длинных озерах и извилистых ручьях.

— И что дальше? — спросил Леофрик.

У меня не было ответа на этот вопрос, поэтому мы сели под ветками согнутого ветрами тиса и уставились на невеселую картину, представлявшую собой мешанину из трясины, воды, травы и камыша. То было громадное болото, тянущееся в глубь материка от Сэфернского моря, и, чтобы достичь Дефнаскира, следовало или обойти топь, или попытаться через нее переправиться. Если бы мы двинулись в обход, то оказались бы на римской дороге, где были датчане. Однако если бы мы попытались пересечь болото, то неминуемо встретились бы с другой опасностью. Я слышал тысячи историй о людях, пропавших в этих топях. Говорили, что там водятся духи, которые показываются ночью путникам в виде мерцающих огней, что существуют тропинки, ведущие только к плывунам и топям, но все-таки на болоте стояли деревни, их обитатели ловили рыбу и угрей. Живущих на болоте людей надежно охраняли духи и внезапные половодья во время прилива, в мгновение ока затоплявшие дороги.