Бледный всадник - Корнуэлл Бернард. Страница 40

Теперь, когда последний снег стаял с зарослей камыша, болото представляло собой огромные пространства затопленной земли, все ручьи и пруды разбухли от зимних дождей, но, когда начнется прилив, оно будет напоминать настоящее море, испещренное островками.

Мы видели неподалеку один из таких островков. На этом клочке высокой земли стояли несколько хижин, и там, возможно, мы смогли бы найти еду и кров — если бы только сумели дотуда добраться. Мало-помалу мы могли бы пересечь и все болото, находя дорогу от островка к островку, но на это ушел бы не один день, а во время приливов нам пришлось бы искать убежище.

Я посмотрел на обширное пространство ледяной воды, почти черной под плывущими с моря свинцовыми облаками, и на душе у меня стало тяжело: ведь я не знал, куда и зачем мы идем и что нас ожидает в будущем.

Пока мы так сидели, стало еще холодней, а потом из темных облаков посыпался снег. Не то чтобы снегопад был очень сильным, однако я понял: мы должны поскорей найти укрытие.

Над ближайшей болотной деревней поднимался дымок, значит, там все еще жили в хибарках люди, которые наверняка нас накормят и приютят.

— Мы должны добраться вон до того островка, — сказал я, указывая вперед.

Но остальные смотрели на запад — туда, где с деревьев у подножия склона сорвалась стайка голубей. Птицы взмыли вверх и стали летать кругами.

— Там кто-то есть, — сказал Леофрик.

Мы подождали. Голуби расселись на деревьях выше на холме.

— Может, кабан? — предположил я.

— Голуби не улетают от кабанов, — возразил Леофрик. — Кабаны пугают их не больше, чем олени. Там люди.

Упоминание о кабанах и оленях навело меня на мысль: а что сталось с моими гончими, бросила ли их Милдрит? Я даже не сказал ей, что спрятал остатки добычи, которую мы захватили у побережья Уэльса. Я закопал золото и серебро в углу своего нового большого зала, но это было не самое удачное место для тайника: если в Окстон пришли датчане, они наверняка захотят порыться по углам большого зала, особенно если увидят, что земля там достаточно свежая.

Над нашими головами пролетела стайка уток. Снег пошел гуще, теперь было трудно разглядеть что-нибудь вдали.

— Священники, — сказал Леофрик.

На западе появились несколько людей, одетых в черные балахоны. Они вышли из-за деревьев и двинулись вдоль края болота, явно разыскивая тропу среди бездорожья, но к маленькой деревне на крошечном островке, похоже, не вело никакой хорошо видимой тропы, поэтому священники приблизились к нам, обогнув край холма. Один из них нес длинную палку, и даже на таком расстоянии я увидел, как блестит верхушка посоха. Скорее всего, то был посох епископа с тяжелым серебряным крестом. Трое других несли увесистые мешки.

— Как ты думаешь, у них там есть еда? — жалобно спросил Леофрик.

— Это священники, — свирепо ответил я. — Они скорее прихватили с собой серебро.

— Или книги, — предположила Энфлэд. — Священники любят книги.

— Но там может быть и еда, — сказал Леофрик, хотя и не очень уверенно.

Потом появилась группка из трех женщин и двух детей. На одной женщине был плотный плащ из серебристого меха, другая держала на руках ребенка помладше. Священники подождали их, а потом все вместе они пошли на восток, пока не оказались под нами, где обнаружили какую-то тропку, вьющуюся по болоту.

Пятеро священников повели женщин по этой тропке, в то время как шестой, очевидно самый младший, поспешил на запад.

— Куда это он? — спросил Леофрик.

Еще одна стайка уток пролетела низко над нами, над склоном, сбегающим к топям.

И тут я подумал, что в деревушке наверняка должны быть сети, и мы могли бы с их помощью ловить рыбу и дичь и неплохо кормиться несколько дней. Угри, утки, рыба, гуси. Если там достаточно сетей, мы могли бы даже поймать оленей, загнав их в путаницу ячеи.

— Они застряли, — пренебрежительно сказал Леофрик, кивнув на священников, которые остановились, пройдя всего сотню шагов по болоту.

Тропа оказалась обманчивой: она якобы вела к деревне, но потом терялась в зарослях камыша, где сейчас и сгрудились путники. Возвращаться они не хотели, а идти вперед не могли, поэтому оставались на месте, растерянные, замерзшие и отчаявшиеся. Они смотрели на нас и о чем-то спорили.

— Мы должны им помочь, — сказала Энфлэд и, поскольку я ничего не ответил, принялась меня увещевать: дескать, там дети. — Мы должны им помочь! — настаивала она.

Я собирался ответить резкостью, заявив, что нам сейчас меньше всего нужны лишние голодные рты, но затем вспомнил, что Энфлэд говорила про меня прошлой ночью, и решил доказать, что я лучше, чем она думает. Поэтому я встал, поднял щит и зашагал вниз по холму.

Остальные последовали за мной, но не успели мы пройти и полпути, как с запада послышались крики. К священнику, что ушел в ту сторону, присоединились четверо солдат — и все они смотрели на вылетевших из-за деревьев всадников. Всадников было шестеро, потом появились еще восемь, и еще десяток — и я понял, что из-за голых зимних деревьев хлынул целый поток воинов в черных плащах и с черными щитами, должно быть людей Гутрума. Один из оставшихся на болоте священников побежал обратно по тропе, и я увидел, что у него есть меч и что он собирается помочь своим товарищам.

То был храбрый поступок для священнослужителя, но совершенно бесполезный. Четверых воинов и того священника, что был с ними, уже окружили. Они встали спиной к спине, а вокруг повсюду были датские всадники, размахивавшие мечами. А потом двое верховых увидели бежавшего на помощь священника и ринулись к нему.

— Эти двое — твои, — сказал я Леофрику.

Это было глупо. Четверо воинов были обречены, как и их спутник, а нас было всего лишь двое. Даже если мы убьем двоих верховых, врагов все равно останется несоизмеримо больше, но очень уж мне хотелось доказать Энфлэд, что я чего-то стою. К тому же мне было обидно тайком пробираться по своей стране зимой. Рассвирепев, я побежал вниз по холму, не беспокоясь о шуме, который поднял, продираясь через ломкий подлесок.

Священник с мечом уже выбежал из болота, и всадники ринулись на него — и тут мы с Леофриком выскочили из-за деревьев и напали на них слева.

Тяжелым щитом я ударил в бок ближайшую лошадь. Она громко заржала, разбрасывая копытами грязь, траву и снег, и человек вместе с животным упали на бок. Я тоже очутился на земле, меня сбило с ног столкновение, но я оправился первым и обнаружил, что всадник запутался в стременах: одна его нога застряла под барахтающимся конем — и тут я как следует рубанул противника Вздохом Змея. Я перерезал ему горло, затем наступил на лицо, ударил снова, поскользнулся на его крови и двинулся на подмогу Леофрику, который отбивался от второго датчанина, все еще сидевшего верхом.

Меч обрушился на щит моего друга, потом всадник повернул лошадь ко мне, и топор Леофрика ударил ее в морду. Животное подалось назад, всадника вышвырнуло из седла, и я достал его в спину острием Вздоха Змея.

Двое готовы.

Священник с мечом, стоявший в нескольких шагах от нас, изумленно таращился на происходящее, не в силах сдвинуться с места.

— Возвращайся на болото! — закричал я ему. — Ну же!

Исеулт и Энфлэд, которые теперь присоединились к нам, подхватили священника и поспешили к тропе. Она тоже могла никуда не вести, но лучше встретиться с оставшимися датчанами там, а не на твердой земле у подножия холма. И эти облаченные в черные плащи датчане все приближались. Они уже расправились с кучкой воинов, видели, как двое их людей погибли, и теперь явились, чтобы мстить.

— Давай! — прорычал я Леофрику и, взяв раненую лошадь под уздцы, побежал по извилистой тропе.

— Лошадь тут не поможет, — сказал Леофрик.

Конь явно нервничал. Он был ранен в морду, а тропа была скользкой, но я тащил животное до тех пор, пока мы не оказались рядом с маленьким клочком земли, где сбились в кучку беглецы, и к этому времени датчане тоже оказались на тропе, следуя за нами по пятам. Они двигались пешком и могли идти только по двое, а кое-где на тропке и вовсе мог поместиться только один человек. В одном из таких узких мест я остановил лошадь и обменял Вздох Змея на топор Леофрика.