Черная стрела - Стивенсон Роберт Льюис. Страница 14

Дик был слишком взбешен, чтобы обратить внимание на слово «она».

– Вздор! – крикнул он. – Возьми любых двух человек, и всегда окажется, что один

сильнее, а другой слабее. Сильный побеждает слабого, и это правильно. А тебя, мастер

Мэтчем, следует выдрать ремнем, потому что ты непослушен и неблагодарен. И я тебя

выдеру!

И Дик, умевший в самом сильном гневе казаться спокойным, начал расстегивать свой

пояс.

– Вот что ты получишь на ужин, – сказал он мрачно. Мэтчем перестал плакать; он был

бел как полотно, но твердо смотрел Дику в лицо и не двигался. Дик шагнул вперед, подняв

ремень. Но остановился, смущенный большими глазами и осунувшимся, усталым лицом

своего товарища. Уверенность покинула его.

– Скажи, что ты был не прав, – извиняющимся тоном проговорил он.

– Нет, я был прав, – сказал Мэтчем. – Бей меня! Я хромаю, я устал, я не

сопротивляюсь... Я не сделал тебе ничего дурного – так бей же меня, трус!

Услышав эти оскорбительные слова, Дик взмахнул поясом. Но Мэтчем так вздрогнул,

скорчился в таком испуге, что у Дика снова не хватило решимости нанести удар. Рука с

ремнем опустилась; он не знал, как поступить, и чувствовал себя дураком.

– Чтоб ты сдох от чумы! – сказал он. – Если у тебя слабые руки, так попридержи свой

язык! Но бить я тебя не могу – пусть меня лучше повесят!

И он надел свой пояс.

– Бить я тебя не буду, – продолжал он, – но и простить я тебе никогда не прощу. Я тебя

не знаю. Ты враг моего господина – я отдал тебе свою лошадь, я отдал тебе свой обед, а ты

говорил, что я сделан из дерева! Ты обозвал меня трусом и хвастунишкой. Нет, мера моего

терпения переполнена. Теперь я вижу, как выгодно быть слабым. Ты можешь совершать

самые гнусные поступки, и никто тебя не накажет; ты можешь украсть у человека оружие,

когда ему грозит опасность, и человек этот не посмеет потребовать его у тебя – ведь ты

такой слабый! Значит, если кто-нибудь направит на тебя копье и крикнет тебе, что он слаб,

ты должен дать ему пронзить тебя? Вздор! Глупости!

– А все-таки ты меня не бьешь, – сказал Мэтчем.

– Черт с тобой! – ответил Дик. – Ты дурно воспитан, но все же в тебе есть что-то

хорошее, и, главное, ты вытащил меня из реки. Впрочем, об этом я вспоминать не хочу. Я

решил быть таким же неблагодарным, как ты. Однако надо идти. Если ты хочешь попасть в

Холивуд сегодня ночью или хотя бы завтра утром, мы должны торопиться.

Несмотря на то что Дик был опять добродушен, как прежде, Мэтчем не простил ему

ничего. Нелегко ему было забыть и ссору с Диком из-за крючка, и убийство лесного удальца,

и, самое главное, поднятый ремень.

– Приличия ради благодарю тебя, – сказал Мэтчем. – Но, пожалуй, я и без тебя найду

дорогу, добрый мастер Шелтон. Лес широк. Ты ступай своей дорогой, а я пойду своей. Я у

тебя в долгу – ты накормил меня обедом и прочитал мне нравоучение. При случае я

отблагодарю тебя. Всего хорошего!

– Ну и убирайся! – крикнул Дик. – И черт с тобой!

Они пошли в разные стороны, не заботясь о направлении и думая только о своей ссоре.

Но Дик не прошел и десяти шагов, как Мэтчем окликнул его и побежал за ним.

– Дик, – сказал он, – мы нехорошо с тобой попрощались. Вот тебе моя рука и вот тебе

мое сердце. За все, что ты сделал для меня, за твою помощь мне, я благодарю тебя, и не из

приличия только, а от всей души. Всего тебе хорошего!

– Ладно, приятель, – сказал Дик, пожимая протянутую руку. – Желаю, чтобы тебе везло

во всем. Но боюсь, что не повезет. Слишком уж ты любишь спорить.

Они расстались во второй раз. И снова разлука их не удалась, но теперь уже не Мэтчем

побежал за Диком а Дик за Мэтчемом.

– Возьми мой арбалет, – сказал он. – Ведь у тебя нет никакого оружия.

– Арбалет? – воскликнул Матчем. – У меня не хватит сил натянуть его, да я и не умею

из него стрелять. Арбалет не принесет мне никакой пользы, добрый мальчик. Благодарю

тебя!

Приближалась ночь, и в тени ветвей они уже с трудом различали лица друг друга.

– Я немножко провожу тебя, – сказал Дик. – Ночь темна. Я доведу тебя хотя бы до

тропинки, а то один ты можешь заблудиться.

Не сказав больше ни слова, он пошел вперед. И Мэтчем опять побежал за ним.

Становилось все темней и темней, лишь изредка сквозь густые ветви видели они небо,

усеянное мелкими звездами. Шум, с которым отступала разгромленная армия ланкастерцев,

все еще доносился до них, но с каждым их шагом он становился все слабей и глуше.

После получаса молчаливой ходьбы они вышли на большую поляну, поросшую

вереском. Кое-где, словно островки, над ней возвышались кущи тисов, слабо озаренные

мерцаньем звезд. Мальчики остановились и посмотрели друг на друга.

– Ты устал? – спросил Дик.

– Я так устал, – ответил Мэтчем, – что хотел бы лечь и умереть.

– Я слышу журчанье ручья, – сказал Дик. – Дойдем до него и напьемся. Меня мучит

жажда.

Местность медленно понижалась, и действительно, на дне долины они нашли

маленький лепечущий ручеек, который бежал между ивами. Они упали ничком на землю и,

вытянув губы, вдоволь напились воды, отражавшей звезды.

– Дик, – сказал Мэтчем, – я выбился из сил. Я ничего больше не могу.

– Когда мы спускались сюда, я видел какую-то яму, – сказал Дик. – Залезем в нее и

заснем.

– Как я хочу спать! – воскликнул Мэтчем.

Яма была песчаная и сухая; ветви кустов, словно навес, склонялись над ней. Мальчики

влезли в яму, легли и крепко прижались друг к другу, чтобы согреться. Ссора их была

забыта. Сон окутал их, как облако, и они мирно заснули под росой и звездами.

Глава VII

Человек с закрытым лицом

Они проснулись в предрассветных сумерках. Птицы еще не пели, а только неуверенно

щебетали; и солнце еще не вставало, но весь восточный край неба был охвачен

торжественной зарей. Голодные, измученные, они неподвижно лежали, полные

восхитительной истомы. И вдруг услышали звяканье колокольчика.

– Колокольчик! – сказал Дик, приподнимаясь. – Неужели мы так близко от Холивуда?

Колокольчик звякнул снова, и на этот раз гораздо ближе; надтреснутый звон его,

нарушивший утреннюю тишину, уже не умолкал, все время приближаясь.

– Что это? – спросил Дик, окончательно просыпаясь.

– Кто-то идет, – ответил Мэтчем, – и при каждом его шаге звенит колокольчик.

– Я это и сам понимаю, – сказал Дик. – Но кто может бродить здесь с колокольчиком?

Кому нужен колокольчик в Тэнстоллском лесу? Джон, – прибавил он, – смейся надо мной,

если хочешь, но мне этот странный звон не нравится.

– Да, – сказал Мэтчем и вздрогнул, – в этом звоне есть что-то тоскливое. Еще темно...

Но тут колокольчик зазвенел гораздо сильнее и вдруг умолк.

– Можно подумать, что человек с колокольчиком разбежался и прыгнул в воду, –

заметил Дик.

– А теперь он снова идет медленно, – прибавил Мэтчем.

– Не так уж медленно, Джон, – ответил Дик. – Напротив, он очень быстро к нам

приближается. Либо он удирает от кого-то, либо он за кем-то гонится. Разве ты не слышишь,

что звон с каждым мгновеньем все ближе?

– Он уже совсем рядом, – сказал Мэтчем.

Они стояли на краю ямы; а так как яма была на верхушке небольшого бугра, они

видели всю поляну до самого леса. В серых утренних сумерках они ясно различали среди

кустов дрока серую ленту тропинки, которая проходила в каких-нибудь ста ярдах от ямы и

пересекала всю поляну с востока на запад. Дик решил, что, судя по направлению, тропинка

эта, вероятно, ведет в замок Мот.

На этой тропинке, выйдя из леса, появился человек, закутанный в белое. Он

остановился на мгновенье, словно для того, чтобы получше осмотреться; затем, низко

пригнувшись к земле, неторопливо двинулся вперед через заросшую вереском поляну.