Гладиатрикс - Уитфилд Рассел. Страница 29

Лисандра недоуменно подняла бровь.

— Это как?

Даная задумалась над ответом, некоторое время молча жевала, потом пояснила свою мысль:

— Спартанцам, наверное, это трудно понять. Насколько я знаю, ваши девушки разгуливают по улицам без сопровождения. У них есть собственность, они могут вести дела…

— Естественно, — сказала Лисандра. — Это единственно верный порядок вещей.

— Вот только в остальной Элладе все обстоит совсем по-другому, — покачала головой Даная. — Когда я повзрослела, меня выдали замуж. С тех пор моя жизнь заключалась лишь в том, что я вела дом и угождала супругу. Вот так. Я и Афин-то толком не видела. Трудновато в такое поверить? — задумчиво спросила она. — Мы, граждане Афин, обитаем в самом прекрасном городе мира, но половине жителей не разрешено наслаждаться его красотой.

Лисандра полюбопытствовала:

— Ну а сюда ты как угодила?

— Мой муж был намного старше меня. Меня выдали за него в двенадцать лет, в обмен на богатый выкуп. Можно сказать, что это тоже рабство. Нас, афинских женщин, продают и покупают за деньги и за пределами этой школы.

Женщина помолчала, на ее лицо легла тень печали.

— Вначале все шло неплохо, зато потом муж сделался попросту невыносимым. — Она приподняла чашку. — Над ним властвовало вино. Когда он напивался, бил меня и вытворял жуткие вещи. Я это терпела с двенадцати до восемнадцати лет, но кое-что вытерпеть невозможно. Однажды он провел целый вечер за выпивкой и игрой в кости, судя по всему, промотал уйму денег и решил отыграться на мне. Вот тут, первый раз за все время, я дала ему сдачи. Стукнула его, и он упал. Я ему, оказывается, голову проломила. — Даная щелкнула пальцами. — Меня осудили за убийство и продали в рабство. Потом я понравилась одному из людей Бальба, который присматривал новых бойцов… И вот я тут, — закончила она свой рассказ.

— Не может быть, чтобы суд приговорил тебя к рабству за такое дело, — сказала Лисандра. — Ты же лишь защищалась!

— Суд?.. — Даная обвела глазами лица соседок, которые смотрели на нее с пониманием. — Кто сказал тебе, Лисандра, будто суд станет слушать женщину? У нас нет никаких прав, нет голоса.

— Именно так, — подтвердила Фиба. — Здесь у женщины есть возможность добиться такой свободы, какой в обычной жизни ей не видать никогда. Миром за пределами этих стен правят мужчины, но здесь все по-другому. Мы, может, и числимся невольницами Бальба, но наши жизни принадлежат нам самим. За последнее время я начала это понимать. Нас можно сколько угодно называть рабынями, но глубоко внутри мы свободны. Именно это Тит и имел в виду, и плевать на его угрозы и ругань!

— А мне пригодился бы кусочек Тита, — бросила вдруг одна женщина. — Догадываетесь, какой именно?

Фиба всплеснула руками и обернулась к ней. В ее глазах плескался смех.

— Тит! — воскликнула она. — Пенелопа, ты в своем уме? Он же такой… старый!

Пенелопа, коренастая рыбачка с какого-то острова Эгейского моря, только пожала плечами.

— Я тут аж засохла вся без мужичка, — сказала она.

Лисандра почувствовала, что краснеет. Бледноватое лицо не могло скрыть смущения. По ее мнению, разговор свернул в весьма неподходящее русло.

Она хотела было сменить тему, но Фиба подала голос раньше.

— Зато Катувольк!.. — вздохнула она. — Вот с кем бы я действительно!.. — Последовал непристойный жест. — Эта широкая грудь, сильные руки!.. А под его повязкой небось прячется настоящий рог изобилия. Какая жалость, что он решительно ни на кого не смотрит, только на Лисандру!

Она толкнула Данаю под столом коленкой.

— Ты ошибаешься! — возмутилась Лисандра. — Он наставник, его просто заинтересовало, что я умею!..

— Ага, — засмеялась Даная. — Только и думает, как бы вложить свой меч в спартанские ножны.

И она запищала тоненьким голосом:

— Ах, Лисандра, ох, Лисандра, я сейчас умру от любви! — Даная заерзала на скамье вперед и назад. — Ах, Лисандра, ты прекрасна, Лисандра, как же мне с тобой хорошо!

Румянец смущения на лице Лисандры приобрел свекольную густоту. Подобная болтовня была поистине возмутительна! Однако общий разговор успел заглохнуть. Женщины смеялись, болтали между собой, и Лисандру никто больше не поддевал. Она вдруг поняла, что вовсе не сердится. Девушки лишь хотели повеселиться и даже не думали обидеть ее. Они просто недооценивали разницу между собой и жрицей девственной богини.

Ужин завершился в атмосфере легкомысленного веселья. Лисандра призналась себе в том, что она по-прежнему держалась несколько отчужденно, но все-таки позволила товаркам обращаться с нею как со своей. Ей это понравилось. Что ж, этим туповатым и невежественным особам должно было пойти на пользу общение с нею. Ей, в свою очередь, следует доказать им не только свое превосходство в воинских умениях. Она должна стать первой во всех делах без исключения. Если ей удастся привить им некоторые правильные спартанские манеры, то это будет похвально.

Лисандра пожелала всем доброй ночи, вернулась в свой закуток и долго гадала, откуда же эти дурочки взяли, будто Катувольк питал к ней какой-то особый интерес, не связанный с учебой? Мужчины не впервые пытались сблизиться с ней, но Лисандра всегда их сторонилась. Общение с противоположным полом спартанские жрицы считали делом недостойным.

Лисандра стащила с себя тунику и растянулась на лежанке, глядя в темноту. По ту сторону плотной двери слышались звуки, уже ставшие привычными. Обитательницы гладиаторской школы готовилась ко сну. Хлопали двери, женщины прощались до утра, наставники и охрана гортанными голосами разгоняли их по каморкам.

Лисандра поймала себя на том, что прислушивается, а не раздастся ли поблизости певучий выговор Катуволька.

Спартанка против собственной воли представила себе рыжеволосого галла. Пожалуй, он был даже хорош собой — для варвара, конечно, — как верно подметила Фиба, весьма мускулист, в общем, выглядел именно так, как и полагалось мужчине. Лисандра продолжала думать о нем, и постепенно в самом низу ее живота зародилось тепло. Она почувствовала это, подняла руку и погладила свою грудь, воображая, что это делает Катувольк. Соски отвердели, кожа налилась жаром. Девушка ощутила восхитительное покалывание где-то глубоко внутри. Ладонь Лисандры переместилась к внутренней стороне бедер, воображение уже рисовало ей головокружительные картины соприкосновения двух тел. Она тихо застонала в темноте и тут же прикусила губу, чтобы никто не услышал и не заподозрил, какому ужасному, греховному самоудовлетворению она здесь предается. Потом бывшая жрица окончательно дала волю воображению и унеслась в миры упоительной страсти и нежности.

Однако она увидела перед собой вовсе не Катуволька, поняла это и испытала внезапную судорогу наслаждения. Блаженство накатывало на нее волна за волной, начисто смывая привычные оковы жреческого целомудрия.

Потом она лежала неподвижно, лишь сердце бурно колотилось в груди. Ее плоть постепенно успокаивалась, однако лицо, явившееся ей на высшем взлете восторга, никуда не исчезло из памяти.

Наконец Лисандра уснула, но даже и во сне перед нею продолжал витать образ Эйрианвен.

XVI

— Так-так-так… — пропыхтела Сорина.

Они с Эйрианвен подтягивались на перекладине, раз за разом доставая ее подбородками.

— Что? — отозвалась британка, пытаясь сдуть мокрую от пота прядь волос, липнувшую ко рту.

— Наша спартаночка проснулась! — Сорина разжала руки, спрыгнула наземь и принялась разминать запястья и пальцы. — Посмотри-ка на новичков!

— Ну вот, ты меня со счета сбила, — пожаловалась Эйрианвен и тоже закончила упражнение.

Она спрыгнула с перекладины и посмотрела туда, куда указывала амазонка. Даже среди движущегося скопища тел Гладиатрикс Секунда легко выделила черноволосую Лисандру. Та стояла в паре с какой-то германкой из новеньких, двигалась очень уверенно, экономно и, как тотчас подметила Эйрианвен, опасно быстро.

— Да она с ней просто играет, — пробормотала британка.