Гладиатрикс - Уитфилд Рассел. Страница 31

— Новички!

Голос Бальба заставил Лисандру обернуться. Ланиста был облачен в ослепительно белую тогу из великолепной материи.

— Вы усердно трудились и неплохо продвинулись! Вы были обыкновенными женщинами, когда вошли в эти ворота. Теперь же наше обучение и пролитый вами пот сделали вас чем-то гораздо бо?льшим! Вы стали такими, какими не дано стать даже иным мужчинам! Вы — сильные! Вы — быстрые! Вы умеете убивать в бою! Скажу вам даже больше. Во всей империи, от туманной Британии до песков знойной Аравии, нет воительниц опаснее тех, которые занимались здесь! Прежде чем здесь оказаться, иные из вас уже носили мечи. Пусть они заглянут к себе в сердце и честно ответят, полезным ли было обучение? А что скажут те из вас, которые знали только женскую работу? Хотели бы вы вернуться к прежней жизни?

Ланиста сделал паузу, давая новичкам время поразмыслить над услышанным. Общее волнение захватило и Лисандру. Да, Бальб очень хорошо знал, как привлечь и удержать внимание толпы.

— Сейчас вы станете частью особого сестринства, — продолжал хозяин школы. — Ваше союз будет скреплен кровью. Эти узы прочнее стальных! Но для вступления в него требуется страшная клятва. Держать ее придется всю жизнь! Женщины луда, готовы ли вы произнести эти слова и исполнить их?

Новички в едином порыве вскинули руки и ответили ему дружным криком согласия. От Лисандры не укрылось, что и Хильдрет более или менее понимала смысл происходившего.

— Повторяйте же за мной! — разносился над ними голос Бальба. — Клянусь богами моего народа, что буду сражаться с честью! Если мне придет черед умирать, то я приму смерть мужественно и достойно, как и жила! Клянусь соблюдать законы нашего луда. Пусть за неповиновение меня наказывают кнутом, жгут огнем и убьют сталью!

Отзвучало последнее слово, и наступила тяжелая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием факелов.

— Женщины! — снова прервал молчание ланиста. — Вы теперь — гладиатрикс!

Тут ветераны разразились приветственными криками, и новые воительницы дружно их поддержали.

Луций Бальб кивнул им, повернулся и зашагал прочь. За ним двинулись старшие бойцы.

Девушки шумели, Лисандра же молча нахмурилась. Она размышляла о клятве. Спартанка была уверена в том, что очень многие воспитанницы школы ни за что не стали бы ее произносить, если бы их не вынуждали к этому обстоятельства. Чуть позже, когда начала выстраиваться очередь за боевыми псевдонимами, Лисандра невольно припомнила разговоры Данаи и других эллинок. Да, похоже, иные из них уже считали это место своим и принадлежали ему душой, примерно как сама она — храму Афины.

Ну а сама клятва была и вправду страшной, как верно выразился Бальб. Рабыни поклялись делать то, что в них и так усиленно вколачивали. Они уже привыкли к повиновению. Наказания, упомянутые в клятве, некоторые уже опробовали на себе.

Лисандра огляделась и отметила, что женщины будто сделались выше ростом. Они как бы распрямились, держались гордо, уверенно. Бывшая жрица еще раз поразилась тому, насколько умно была построена система обучения в гладиаторской школе. Если бы подобная клятва была произнесена в самом начале, то многих попросту придавило бы страхом. Зато теперь, вооруженные новыми способностями и умениями, женщины восприняли ее просто как очередной вызов. Более того, для многих она станет жизненным кодексом, источником духовной силы, прибежищем чести.

Лисандра улыбнулась. Очень возможно, что в этом сообществе она была единственной, у кого хватало ума осознавать подобные вещи.

Спартанка стояла в очереди к столику. Она уже подобрала себе имя и вполуха слушала яростный спор Фибы, Данаи и Пенелопы. Эта троица никак не могла поделить имя Гераклия, по величайшему из героев Эллады. Время шло, очередь постепенно таяла. Хильдрет стояла непосредственно перед Лисандрой, и та расслышала, как Эрос записал ее Горацией — по древнему герою, оборонявшему Рим от захватчиков-этрусков. Лисандра усмотрела в этом немалую иронию. Имя защитника Рима было дано женщине, дравшейся против него и взятой в плен на самых дальних границах империи!

— Следующая? — Эрос поднял на нее глаза.

— Леонидия, — без промедления ответила Лисандра.

Она решила, что назваться по имени величайшего царя Спарты будет честью, возвышающей дух… Вот только деваться от взгляда Катуволька, стоявшего недалеко от нее вместе с другими наставниками, было решительно некуда. Он чуть улыбнулся, и Лисандра вспыхнула.

— Нельзя, — подал голос Палка. — Леонидия уже есть. Она из ветеранов, бьется в качестве секутора.

— Да? — Лисандра не могла скрыть жестокого разочарования. — Ну тогда, может, Спартака…

Тит откинул голову и оглушительно захохотал.

— То-то зрители кинутся болеть за женщину, имя которой напомнит им о вожде гладиаторского восстания!.. Публика у нас нежная, чувствительная. Как бы обид не случилось!

— Но я же действительно из Спарты, — попробовала спорить Лисандра. — Это имя ничем не хуже других.

— Я тут до завтра сидеть не могу, — вздохнул Эрос, поднимая глаза на Центуриона.

Тит посмотрел Лисандре прямо в глаза и вдруг улыбнулся так тепло, что Лисандра попросту онемела.

— Есть на тебе какой-то отблеск величия, — проговорил Тит и принял решение: — Будешь Ахиллией. Это как раз по тебе!

— Ахиллия… — повторила Лисандра, примеривая на себя имя, как новый хитон.

Что ж, это звучало неплохо, — женская форма от имени Ахилл, которое носил величайший герой Троянской войны.

— Ахиллия, — еще раз проговорила она.

— Ну и славно. — Тит мотнул головой. — Следующая!

Лисандра пошла прочь. Она чувствовала себя как-то по-новому, словно в ней что-то переменилось. Потом до нее дошло. Клятва, помноженная на обретение нового имени, под которым она станет сражаться, означала полное и окончательное отъединение от прежней жизни. Речь шла не просто об удовлетворении запросов толпы, кричащей с трибун. Клятва была орудием, меняющим души тех, кто ее давал.

Жить и упражняться в школе по-прежнему будет Лисандра. Но в день поединка на песок арены выйдет уже Ахиллия.

XVII

Женщины уезжали из луда. Они уже собрались около зарешеченных повозок. Лисандра обратила внимание на то, что большинство среди этих двух десятков составляли новички. Все понятно. Бальб желал подвергнуть свои новые приобретения решающему испытанию и, конечно же, надеялся, что слабые и недостойные отсеются как можно скорей.

Женщин делили на небольшие группы согласно их положению в школе и племенной принадлежности. Лисандра оказалась в одной из самых задних повозок, вместе с другими эллинками. Она уселась на солому и заметила Эйрианвен, направлявшуюся к головной повозке.

Неожиданно прекрасная силурийка повернула и подошла к эллинкам.

— Удачи вам, — сказала она.

Эйрианвен обращалась вроде бы ко всем сразу, но смотрела только на Лисандру. Та улыбнулась в ответ. Ее сердце бешено заколотилось, бывшую жрицу окатила беспощадная волна вины. Она сразу вспомнила свои дикие и непотребные мечтания, связанные с Эйрианвен. Британка смотрела на нее еще очень долго, целое мгновение. Потом оно кончилось, и она исчезла, затерялась в толпе воительниц.

— А вы с ней, оказывается, подруги, — заметила Даная, когда Лисандра заново устроилась в своем уголке.

— Да мы с ней говорили-то всего раз или два, — осторожно заметила Лисандра. — Для дикарки она достаточно приветлива и любезна.

— И необыкновенно опасна, — напустив на себя умудренный и проницательный вид, сказала Даная. — Она великолепно дерется.

Лисандра улыбнулась углом рта и сказала:

— Мы все тут опасные бойцы, Даная.

Вскоре после этого повозка дернулась, закачалась, и караван тронулся в путь. Некоторое время девушки молчали, что весьма радовало Лисандру. Она попросила разрешения взять с собой свитки и получила его. Кожаное ведерко ехало с нею в Галикарнас. Ну и хорошо. Пока повозки будут мучительно медленно ползти в сторону города, ей не придется снова таращиться на пустынный, выжженный солнцем карийский пейзаж. Лучше уж почитать Гая Мария, пока другие женщины будут предаваться пустой болтовне.