Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Мессадье Жеральд. Страница 42

Последовало молчание.

— Именно познание лежит в основе истинной алхимии, — продолжил Вельдон. — Это движущая сила всякого превращения.

— Но вы, должно быть, сам граф Сен-Жермен! — воскликнул принц де Мерод. — Только он мог бы вести дискуссию, в которой объединились бы алхимия и вера.

— Мое имя не имеет значения, — ответил Вельдон. — Важно, чтобы вы не подвергали религию гонениям. Дружба с духовным лицом вам может оказаться полезнее, чем протекция какого-нибудь принца. Попытайтесь поддерживать такую дружбу.

— Насколько мне помнится, — подвел черту Боэм, — каждый из присутствующих здесь рыцарей давал клятву способствовать влиянию этого ордена. Я прошу, чтобы нынешние дебаты не стали достоянием гласности.

Он повернулся к Вельдону.

— Наша цель — просвещение, господа тамплиеры, — объявил Себастьян.

Рыцари склонили головы в знак согласия, и собрание было завершено.

Боэм горячо поблагодарил Вельдона, все члены, включая рьяных спорщиков, пожали ему руку и разошлись.

Пробило полночь.

Всем показалась, что ночь какая-то особенно темная.

Эти аристократы походили скорее на неугомонных подростков или офицеров на пирушке, чем на ответственных взрослых людей.

23. ТРЕВОГИ ГОСПОДИНА КАЗАНОВЫ ДЕ СЕНГАЛЯ

Неприкрытая враждебность Шуазеля положила конец французским прожектам относительно развития красильной мануфактуры, и маршал де Бель-Иль только подтвердил это Себастьяну: несмотря на милость короля Людовика XV, появление в Версале Сен-Жермена вызвало бы замешательство.

Какая изощреннейшая месть: устроить эту мануфактуру прямо на французской границе! Не желая брать средства у рыцарей-иоаннитов, что поставило бы его в зависимое положение, Себастьян решил нанести визит австрийскому послу в Брюсселе, графу Кобенцлю, о котором ходили слухи, будто он очень богат.

Дипломат принял Себастьяна со всей положенной учтивостью, но во время первой их беседы с его лица не сходило выражение величайшего изумления, как будто он видел перед собой человека, упавшего с луны. [20] Сен-Жермен продемонстрировал послу образчики шелковых и шерстяных тканей, окрашенных по его методу, однако же секрета выдавать не спешил; Себастьян даже рассказал австрийцу о своих опытах окрашивания дерева и оставил пробные экземпляры, дабы тот мог изучить их на досуге, предполагая, что посол непременно с кем-нибудь посоветуется. Впрочем, Кобенцль и не стал скрывать этого, а через неделю спросил у Себастьяна, какую прибыль тот ожидает получить от своего предприятия.

— Все в пределах разумного, граф, мне так это представляется. Я прошу треть от всех доходов, полученных красильной мануфактурой.

Кобенцль принял эти условия. Неделю спустя они оба отправились в Турне, город, знаменитый своей текстильной индустрией, где можно было без труда отыскать квалифицированных рабочих. Они купили в Турне ателье, связались с двумя торговцами, Неттином и Валкьером, набрали персонал и начали одновременно и производство, и продажу товаров посредникам.

Самым любопытным оказалось то, что большинство торговцев были французами и что товару, произведенному Сен-Жерменом, предстояло продаваться именно во Франции, нравилось это Шуазелю или нет. В нотариально удостоверенных документах имя Сен-Жермена не фигурировало, поскольку Себастьян на этот раз выбрал имя Зурмон. Получалось, что Себастьян одним ударом убил двух зайцев: отомстил министру Людовика XV и основал предприятие, которое по всем признакам обещало стать весьма прибыльным.

Перед тем как на несколько недель обосноваться в Турне, Себастьян снял там трехэтажный дом, обустройством которого стал заниматься Франц с помощью служанки из местных.

Однажды утром Франц сообщил, что какой-то хорошо одетый человек просит аудиенции, невзирая на строжайшее предписание, данное Себастьяном слуге: не принимать никого. Тогда посетитель обратился к Сен-Жермену в письменном виде. И несколько часов спустя слуга положил перед Себастьяном послание, написанное по-французски:

«Сударь!

Мне стало известно, что вы находитесь в Турне, и я был бы счастлив увидеться с вами.

Граф Жан-Жак Казанова де Сенгаль».

Что нужно этому неисправимому ловеласу и аферисту? К тому же как этот Казанова узнал, что господин де Зурмон — это и есть граф де Сен-Жермен? И что Сенгаль делал в Турне? Народная молва, которая распространялась так же быстро, как и газеты, смаковала последние злоключения Казановы в лапах святой инквизиции и упивалась рассказом из зловещей тюрьмы Пьомбо в Венеции. Еще очень много судачили о его непорядочном поведении. Подобный тип за пригоршню дукатов без единой минуты колебания подсыплет яду тому, кого считает своим врагом. Это была разновидность Иуды — Иуда-«фалломан». Себастьян, решив проявить разумную осторожность, написал следующий ответ:

«Сударь!

В ответ на вашу просьбу я согласен вас принять при выполнении вами двух условий. Первое: вы нанесете мне визит со всей скромностью, не ставя никого в известность, и второе: вы не станете мне предлагать разделить с вами трапезу.

Граф де Сен-Жермен».

Отдав письмо Францу, Себастьян спросил себя, не замешан ли Казанова, ко всему прочему, в истории с неудачной попыткой продажи камней, которые Сен-Жермен когда-то купил в Индии и которые оказались не бриллиантами, но белыми сапфирами. Ювелир, которому Себастьян их продемонстрировал, довольно высокомерно поведал, что некий итальянский дворянин, который находился в городе проездом и зашел посмотреть камни, заявил, будто они фальшивые. [21]

Как бы там ни было, визит этого Казановы, на сей раз присвоившего себе титул графа де Сенгаля, был отнюдь не радостным событием.

Собираясь принять назойливого посетителя, Себастьян выбрал необычную одежду и по реакции гостя без труда догадался, что тот потрясен. Длинный халат из верблюжьей шерсти, когда-то давно купленный на Каспии, и борода отшельника ни в коей мере не соответствовали тому образу, который Казанова наверняка нарисовал себе заранее. Себастьян представил себе, как этот проходимец впоследствии станет его описывать.

Итальянец спросил у Себастьяна, что привело его в Турне.

— Я строю здесь красильную фабрику. Собираюсь окрашивать ткани из разных материалов для графа Кобенцля.

Пока ничего таинственного или подозрительного. Из ответа Себастьяна невозможно сделать вывод, что тот затевает заговор в пользу или против какой бы то ни было страны. Однако Казанова смотрел на графа не отрываясь. Неужели он пришел просто из любопытства? Или собрался что-то вынюхивать? В таком случае кому он служит? Хозяин дома с каждой минутой демонстрировал все большую холодность, а молчание становилось столь тягостным, что, казалось, еще немного — и придется гостю откланяться.

— Сударь, — произнес наконец Казанова, — я нахожусь в Турне, чтобы тоже устроить здесь мануфактуру — по производству набивного шелка. Вы знаете, в чем состоит принцип набивки узора на ткани? Объясню вкратце: вместо того чтобы ткать узоры, достаточно их пропечатывать, как это происходит с эстампами. Может быть, нам имеет смысл работать вместе?

«Нам так же подойдет быть компаньонами, как трубочистами», — подумал Себастьян. Мысль о совместной работе с Казановой сразу же вызвала у него отвращение.

— Я интересуюсь окрашиванием, сударь, а не набивкой, — сухо ответил Сен-Жермен.

— Я слышу отовсюду, что цвета, которыми вы пропитываете свои ткани, необыкновенно яркие. Я уверен, что сочетание наших двух методов принесет плоды.

— Я подумаю об этом, — ответил Себастьян.

И добавил после хорошо выдержанной паузы:

— Похоже, вы весьма сведущи в текстильной индустрии. Как и в экспертизе драгоценных камней.